— Стой, где стоишь! — рявкнул он.

— Стою, — успокоил его О’Рурк.

— Хорошо, — Брейт откинулся на спинку кресла и усмехнулся. — Итак, мы, космофобы Старых Миров, саморазрушаемся, чтобы доказать, будто ты прав! — Он снова хихикнул. — Ты кое-что забыл, Калли.

— А именно? — поинтересовался Каллихэн.

— То, что я жил на Калестине, и это никак на меня не повлияло. Если бы я не видел, что произошло с беднягами в гарнизоне Фортауна, я бы до сих пор мог оставаться губернатором Калестина. Но после Фортаунской резни понял, что обязан вернуться и добиться, чтобы Старые Миры узнали, какая это смертельная опасность для человечества — Приграничье; чтобы они поняли — люди, оказавшись за пределами Системы, перестают быть людьми. Но я — я остался прежним, меня болезнь не тронула. — Он подался вперед и понизил голос, глядя Калли в глаза. — И знаешь, почему?

О’Рурк молчал.

— Я тебе скажу. Я был слишком крепок! И люди — здесь — это чувствуют! Вот почему они меня выбрали, доверяют мне!

Каллихэн молча смотрел на него. Потом медленно повернулся в сторону дверей — они стояли распахнутыми, так что были видны коридор и кусочек пустого холла. Калли просто стоял и глядел. Не меньше минуты Брейт в молчании созерцал затылок О’Рурка. Потом хриплым шепотом сказал:

— Что с тобою случилось? Что ты там высматриваешь?

— Твою темную комнату, — отозвался, не оборачиваясь, Калли. — Ты хочешь меня выслушать? Что ж, готовься. Это может начаться в любую минуту.

Хрипло вздохнув, советник выпрямился. Потом фыркнул и посмотрел в сторону, на экран — солнце уже висело над самым горизонтом.

— Калли… — нерешительно начал Вил.

— Тихо! — не повышая голоса приказал Калли, продолжая всматриваться вглубь коридора. — Всем молчать! Ни слова!

Наступила тишина. Секунды тянулись, как часы…

— Пора! — сказал Калли. И хотя голос его был почти шепотом, всем показалось, будто по залу прокатилось эхо. — Пора, Амос! Время истекло!

— Что? — Вздрогнув, Брейт посмотрел на Калли, на тех, кто стоял за его спиной, потом перевел взгляд на двери. По ковровой дорожке к залу беззвучно приближался Доук. — Что ты хочешь этим сказать? — советник подался вперед, прикрыв ладонью глаза — с экрана било закатное оранжевое солнце. — Это еще кто такой?

Доук уже прошел половину коридора, озадаченно глядя на собравшихся в зале людей. Потом взгляд его упал на Брейта, сидевшего за установленным на возвышении столом. Словно заколдованный, он смотрел на советника, и шаг его стал неуверенным. Потом, не отрывая взгляда, он пошел быстрее, и еще быстрее.

— Кто это, я спрашиваю? — выкрикнул вдруг Амос.

Словно услышав сигнал, Доук бросился бегом. Оттолкнув Калли, Вил прыгнул на возвышение — туда, где сидел Амос. Теперь Доук мог его хорошо видеть.

— Доук! — каркнул Вил. — Назад! Это не он! Клянусь, это не он!

Но тот уже мчался к подиуму — он видел только Амоса Брейта; Доук был бледен, как смерть, лицо его перекосилось, словно он сдерживал крик… одно-единственное слово…

— Отееее…

Никто не успел сообразить, что происходит. Доук врезался в столпившуюся на его пути группу, как камень в гладь пруда. Кто-то упал, Доук вынырнул из сумятицы, в руке его был любимый тюремный нож, лезвие которого теперь отблескивало красным.

— Останови его, Лис! — крикнул О’Рурк, бросаясь наперерез. Но Листром отшатнулся, по руке его заструилась кровь… Доук оказался прямо перед Калли… нырнул под вытянутую руку… до стола оставалось всего два шага…

За спиной Каллихэна, — он стремительно обернулся, понимая, что не успеет уже, — дважды прогремел старомодный револьвер Вила, тот самый, который антрополог таскал несколько месяцев, ни разу не использовав.

Калли увидел Вила с древним орудием убийства в руке — из ствола змеился дым, лицо старика перекосилось, седые волосы разметались. Рядом, как изваяние, застыл Амос Брейт. Худенькая фигурка Доука падала — две пули словно молотом ударили в него, остановив бег.

Вил отшвырнул револьвер, спрыгнул с возвышения и упал на колени рядом с Доуком. Советник прижимал к себе черный ящичек пульта, с опаской глядя вниз. Лицо у него было удивительно глупым.

— Зачем… — пробормотал Брейт, — зачем ты меня спас?

Вил разорвал рубашку Доука, чтобы осмотреть раны. Потом он поднял голову и бросил на Брейта свирепый взгляд.

— Это ваш сын. Калестин, Фортаун.

Брейт окаменел. Сначала казалось, будто он не понял слов антрополога. А потом он стал странно оседать.

— Сын… — пробормотал он. — Значит… его не убили… Боже… Нет, не он…

Пульт выпал у него из рук. Но советник словно не заметил, что остался без черной коробки. Пошатываясь, Брейт сошел с подиума. Ноги у него подкосились, и он упал на колени по другую сторону от распростертого тела Доука. Подняв потрясенное лицо, Амос посмотрел на Калли.

— Это правда, — хмуро подтвердил О’Рурк. — Я старался сделать так, чтобы вы не встретились, чтобы он не вошел сюда, но…

— Он умер? — Это был голос Алии. — Вил?..

— Нет, — хрипло сказал Джемисон.

Руки его быстро двигались, словно обладали собственной независимой волей, и не имели никакого отношения к седовласому старику — Сейчас я остановлю кровь, и если мы быстро доставим его в больницу… — Он взглянул на Брейта. — Доук думал, будто вы убили его мать, потому что на вас всегда была военная форма, когда вы приходили. Я не мог рассказать ему раньше… Тогда бы он понял, что мне все известно — о вас и его матери…

— Но откуда вы… — Амос изумленно смотрел на Джемисона.

— Я часто наведывался в Фортаун, старался помочь, чем мог, — объяснил антрополог. — Было уже ясно, что добром дело не кончится. Так я услышал, что и вы там… бываете. Я нашел мать Доука — за ночь до того, как ее увидели вы… она была уже мертва. Одна из женщин уже забрала Доука, но об этом я узнал позже. Доук так и не узнал, кто вы на самом деле. Мать всегда отсылала его, когда вы приходили. У него остался только медальон с вашим портретом. Потому он и подумал, что вы — один из солдат гарнизона и убили его мать, напившись в ту ночь до бесчувствия. Все эти годы он охотился за вами, чтобы отомстить.

— Лучше бы он меня убил… — Брейт заплакал, как старик; он стоял на коленях, качался и плакал. Потом вдруг начал валиться на бок — Алия подхватила его, как мать подхватывает ребенка. Советник жалобно посмотрел на нее.

— Алия… — пробормотал он. — Я не мог… рассказать тебе…

— Думаешь, я не догадалась? Давным-давно! — сердито воскликнула девушка, обнимая отца. На глаза ее тоже навернулись слезы. — Думаешь, я не знала обо всем еще до того, как мы улетели с Калестина? Но я понимала: если хотя бы слухи о том, что произошло с тобой на Калестине, проникнут на Землю, ты потеряешь место в Совете… И я сказала себе: ты — великий человек, несмотря ни на что. Именно тот человек, который им здесь нужен! И пока Калли… — Запнувшись, она посмотрела на О’Рурка. — Но ведь ты тоже знал! — воскликнула она. — Откуда?

— Наверное, подсмотрел портрет в медальоне Доука, — не поднимая головы, проворчал Вил, продолжая накладывать повязку. Без куртки и рубашки Доук казался таким слабым и худым!

— Нет, я не подсматривал, — Каллихэн покачал головой. — Просто Доук слишком похож на тебя, Алия. Этого нельзя не заметить. Может, кто-нибудь другой и не обратил бы внимания, но только не я. И у него походка, как у Амоса. И едва я угадал главное, обнаружилась еще сотня мелких деталей… — Он повернулся к Джемисону. — Знаешь, когда я понял наверняка? Когда Доук балансировал на скользких направляющих, заставляя Совет Сопротивления принять вас двоих в число совершающих побег. Амос сделал бы это именно так, как Доук — точка в точку.

— Ну, сойдет, — сказал Вил, кончив бинтовать. — Отнеси его на нижний этаж, Лис, и узнай в справочном, где ближайшая больница…

Но едва Листром нагнулся, чтобы взять на руки Доука, который так и не пришел в сознание, как возле двери послышался шум, и в зал ворвался запыхавшийся курьер.