Сами осаждённые постоянно совершали вылазки, «многие языки литовские во град хватали и королевское и его первосоветников умышление доведывались и против умышлений их готовились». Так Иван Шуйский узнал о готовившейся против Пскова минной войне. Отчаявшись взять город прямыми приступами, Стефан Баторий решил устроить подкопы и взорвать стены. 17 сентября в городе стало известно, что осаждающие «те подкопы все повели», а всего «в разных местах девять подкопов». Иван Шуйский немедленно распорядился рыть «слухи» (встречные подземные галереи). Вскоре русские воеводы получили точные сведения о литовских подкопах. Из королевского лагеря бежал в Псков «прежде русский, полоцкий стрелец именем Игнашь». Он рассказал «против коего места ведут» подкопы, «со стены на места указуя». Контрминные работы были ускорены, и «сентября в 23 день русские слухи с подкопами литовскими сошлись», два подкопа – против Свиной и Покровской башен – были взорваны, остальные обрушились сами. Минную войну Стефан Баторий тоже проиграл.

А как выглядели все эти события из королевского лагеря? Вернёмся к «Дневнику» ксёндза Пиотровского.

«После вчерашнего штурма мы немного смущены, – пишет ксёндз и далее поясняет: – Русские в проломах, сделанных нами, снова ставят срубы и туры и так хорошо исправляют их, что они будут крепче, нежели были прежде. Хотим мы покуситься ещё на один приступ и подумываем о подкопе…»

Через день, 11 сентября, Пиотровский сетует: «Решительно не понимаю, как это у москалей достаёт пороху и ядер, стреляют день и ночь…»

12 сентября. Опять эти несносные русские «портят своею стрельбою нам туры, так что на иные велено опять возить хворост. Ведём подкоп под стены, только не знаю, как скоро он будет готов…»

13 сентября. «Продолжаем вести подкоп. Должно быть, наши ещё не докопались до рва. Одно знаю, что пока не будет пролома, ничего не сделаем. Господи, помоги нам!…»

20 сентября. «Ничего не делаем в лагере в ожидании пороха и подкопа…»

23 сентября. «Старательно приготовляем всё нужное для штурма, в надежде, что через несколько дней подкоп будет готов; надо полагать – дело идёт хорошо…»

Но на следующий день – полное разочарование: «Сегодня ночью русские подвели мину под один из наших подкопов и взорвали его на воздух. Русские стреляют по-прежнему, из мортир сыплют массу камней, которыми, стреляя с верху стены в окопы, причиняют много вреда нашей пехоте…»

26 сентября. «Сомневаемся, чтобы подкопы удались: русские взорвали ещё другой, тоже довольно значительный, а третий, секретный, о котором никто не знал и на который была вся наша надежда, далее вести невозможно: наши минёры встретили скалу, которую напрасно стараются пробить, так что вся работа пропала. Мы повесили носы…»

29 сентября. «Несколько сот ядер пришло из Заволочья; ожидаем другой транспорт с ядрами, порохом и орудиями из Риги. Попытаемся ещё раз штурмовать, только не знаю, как посчастливится. Пехота бежит из окопов, где становится холодно. Не придёт ли скоро конец этой осаде?…»

Наступил октябрь, а с ним пронзительные и холодные ветры. Настроение секретаря королевской канцелярии явно ухудшается, и он записывает в своём дневнике совершенно справедливую мысль: «Войну легко начать, а трудно кончить!»

4 октября. «Вдруг пошёл снег с вьюгою, и настал страшный холод. Мы, подобно лисицам, роемся в земле и прячемся в ямах, но бог знает, что будет с бедной пехотой, каждый раз дезертирует из ней по нескольку. На немцев нашла какая-то болезнь, умирает их ежедневно по десятку. А что же будет дальше? Мне кажется, что попомнит наше войско этот Псков…»

А русские воины устраивают вылазки, через литовские заставы пробиваются на помощь гарнизону Пскова отряды стрельцов. По-прежнему русские пушки стреляют по окопам и по королевскому лагерю.

7 октября. «У нас приготовляются к штурму, снаряжают лестницы, верёвки, факелы; не знаю, к чему это: должно быть, хотят лезть на стены, так как разбить их мы не можем. Пехота с отчаяния ждёт скорее штурма; говорят, что лучше погибнуть от руки врага, чем от холода да голода…»

8 октября. «Русские, как всегда, вышли из города под защитой крепостного огня, постояли немного, погарцевали и воротились в город…»

11 октября. «Русские в громадном числе, около 3000 пехоты и 500 конных, сделали вылазку…»

12 октября. «Сегодня русские под Изборском побили 30 отборных хлопов, гайдуков Ухровецкого, которые искали для него продовольствия в деревне…»

13 октября. «Сегодня же около вечера русские сделали вылазку у реки Псковы, где была расположена рота пана Крайчего. Наши, которые находились вблизи, бросились на русских, но те, по обычаю, отступили под прикрытие орудий».

14 октября. «Русские с той стороны города напали на стражу Белявского. Каждый день они делают вылазки, употребляя при этом разные хитрости. В городе беспрерывно строятся и укрепляются…»

Воевода Иван Шуйский превосходно использовал передышку: возвели дополнительные укрепления, постоянными вылазками истощили королевское войско, страдавшее от холода и голода. Разыскивая продовольствие, литовцы несли тяжёлые потери. «Много гибнет наших фуражиров, так что в течение одной недели в разных местах погибло их несколько сотен», – жалуется Пиотровский.

Тогда Стефан Баторий решился на новый штурм. На этот раз батареи были поставлены на левом берегу реки Великой, где деревянная стена казалась менее прочной. Зима подгоняла. «О боже, вот страшный холод! Какой-то жестокий мороз с ветром, мне в Польше никогда не случалось переносить такого!» – ужасается польский летописец.

Тяжёлые орудия, стрелявшие с другого берега Великой, разрушили часть стены, но успеха не добились. «За этою стеною находится другая, деревянная, толщиною в сажень, и набитая землёю: русские хорошо укрепляются!»

28 октября начался новый приступ. Венгерская пехота по льду перешла реку, подступила к стене. «Венгры кирками, лопатами и чем попало разбивают фундамент стены и уже так вкопались в стену, что их не видно; русские не могут отогнать этих молодцов ни стрельбою, ни кипятком, который льют сверху». Это был, пожалуй, один из самых опасных дней осады. Но воевода Иван Шуйский и в этом случае нашёл выход.

Передаём слово русскому автору «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков»: «Октября в 28 день прискочили литовские гайдуки и градоемцы и каменосечцы под городскую стену и, щитами закрывшись, начали стену подсекать кирками, чтобы стена на Великую реку повалилась. Государевы же бояре и воеводы повелели против них частые окна провертеть сквозь стену, и из тех окон из ручниц стрелять и копьями колоть. Литовские же гайдуки из-под стены бежали». На тех «литовских градоемцев», которые глубоко закопались в стену, воеводы «повелели великие кнуты на шесты навязать, по концам привязывать железные крюки, и теми острыми крюками из-под стены выдёргивали, стрельцы же из ручниц телеса их клевали». Почти все «приступавшие» были перебиты.

Но Стефан Баторий снова и снова посылал своё воинство на приступ. «Из наряда по граду пять дней били, и во все те пять дней крепкими приступами к городу приступали». Особенно сильный приступ был 2 ноября, когда осадные орудия «стену от Великой реки сбили». Но и этот приступ русские воины отбили, «понуждаемых» королём «гайдуков и ротмистров» огнём из пушек «как мост по льду положили… И так, и того дня спасён был великий град Псков! – завершает свой рассказ автор «Повести». – Видев же сие гордый король, что никаким образом невозможно города взять, повелел ротмистрам и гайдукам от града в станы отойти и наряд отволочь. И так, ноября в 6 день, все литовские ротмистры с гайдуками из ям вышли и наряд из всех туров отволокли».

Король Стефан Баторий перешёл к «тихому облежанию» Пскова, надеясь сломить горожан блокадой и голодом. Но это было явно безнадёжным делом: осаждающие больше терпели лишений от морозов и недостатка продовольствия, чем осаждённые.

Ноябрьские и декабрьские страницы «Дневника» ксёндза Пиотровского заполнены жалобами на бедственное положение королевского войска. «Боже, как жаль тех трудов и денег, которые мы потратили под Псковом!» - восклицает ксендз.