В результате укреплённая позиция на горе Покровской осталась за русскими ратниками, а воевода Шеин на следующий день «укрепил гору Покровскую двумя новыми шанцами».

Что-то не похоже всё это на победу короля...

Русские же источники прямо утверждали, что в этом сражении, продолжавшемся с утра до позднего вечера, много польских и литовских людей было побито, у них взяты знамёна и семьдесят два членских. Два дня король не возобновлял военных действий, поджидая подкрепления, в его лагерь приходили «разные отряды, особенно пешие, которым король производил смотр».

Да и в последующие дни поляки больше маневрировали, чем воевали. Пану Казановскому было приказано 1 сентября «выбрать место для лагеря, более близкое к неприятелю», и он это сделал с пятитысячным отрядом «на горе Ясенской».

3 сентября «пришло в королевский лагерь 50 знамён казаков запорожских, или, как пишут другие, 15 000 казаков». Король Владислав IV имел теперь минимум двукратное численное превосходство над войском Михаила Шеина. К тому же начались измены наёмников-иноземцев — в королевском лагере с радостью принимали «немецких и французских перебежчиков».

Вплоть до 9 сентября в лагерь Владислава IV подтягивались «королевские пушки» и «остальные войска, пешие и конные». Вечером 10 сентября король «вывел войска из лагеря к горе Покровской несколько другою дорогою».

11 сентября здесь произошло второе большое сражение, ещё более ожесточённое и кровопролитное. «С наступлением дня король расставил войско. Левым крылом, где стояли воины польские, он предводительствовал сам. Правое крыло он вверил Радзивиллу, расставив по обеим сторонам запорожских казаков». Тут не лишним будет напомнить, что главным силам королевского войска на Покровской горе противостоял только полк Матисона, насчитывавший не более двух тысяч немецких и русских солдат. Какую-то помощь мог прислать из своего стана воевода Шеин, но навряд ли она оказалась бы значительной. Маловероятно, что Матисону помогал из своего стана князь Прозоровский: в тот же самый час «воины литовские пошли прямо против укрепления Прозоровского».

Сражение разворачивалось постепенно. Сначала король «действовал лёгкими войсками, причём прошло около двух часов времени. Наконец, неприятель начал стрелять из пушек со стены укрепления, которые только что были возведены на этой горе. Королевская пехота, а также и конница, слезши с коней, вместе сделав нападение (это нападение было самое отчаянное в продолжение целой войны), заняла три укрепления, а потом произвела ужасный штурм при помощи складных лестниц и понтонных мостов. Сам король везде присутствовал, исполнял обязанности полководца и простого воина. Теперь, в течение нескольких часов, занята была гора Покровская, на ней поставлено войско, а наши солдаты целый день стреляли с этой горы на неприятеля...»

Выходит, сражение на Покровской горе не было закончено, если солдатам пришлось ещё стрелять целый день?

Дальнейшее повествование иезуита Велевицкого подтверждает наши сомнения. «Король, приказав ночью с возможной скоростью вырыть рвы» (опять-таки, от кого были эти рвы, если гора занята?), на следующий день «начал осаду одного шестиугольного укрепления. И, наконец, вечером неприятель был выбит из укрепления. И, таким образом, казалось, что почти была кончена осада Смоленска...»

Но почему-то нет в записях Велевицкого упоминаний ни о пленных, ни о взятых знамёнах и пушках, что знаменовало бы победу королевского войска. В чём же дело?

А дело в том, что воевода Шеин после двухдневного сражения сумел лично провести полк Матисона в свой лагерь со всеми людьми, пушками и пушечными запасами. Ночной марш был проведён столь искусно, что королевские караулы даже не заметили его. Остатки полка были спасены.

На своё донесение о выводе полка с Покровской горы воевода получил от царя довольно невразумительный ответ, который трудно было принять за одобрение: «Мы всё это дело полагаем на судьбы Божии и его праведные щедроты, много того в ратном деле живёт (бывает), приходы недругов живут, потом и милость Божия бывает...»

13 сентября королевские войска начали активные действия против полков князей Прозоровского и Белосельского, укрывшихся в укреплённом лагере западнее Смоленска. Литовские войска и запорожцы начали обстреливать лагерь из пушек. До приступов дело не дошло, видимо, неприятель просто хотел блокировать эту западную группировку русского войска, помешать ей прийти на помощь русским солдатским полкам, продолжавшим осаду Смоленска с востока и юга. Не было свободного прохода в город и с севера, со стороны Покровской горы, дорога интенсивно обстреливалась русскими пушками. Это видно из записи Яна Велевицкого, который отмечает, что 14 сентября «король с несколькими знамёнами конницы вступил в Смоленск», но вечером того же дня отошёл обратно, причём иезуит специально оговаривает, что отступление удалось совершить без потерь: «К вечеру, среди града ядер, невредимо возвратился к своим на гору Покровскую». Для действительного освобождения Смоленска от осады требовалось захватить русские укрепления, находившиеся в непосредственной близости от городских стен.

Почти каждый день под Смоленском шли бои. 14 сентября, по сообщению Велевицкого, «король начал из пушек обстреливать укрепления француза Шарлета, а потом припустил на него штурм, но без успеха». Воевода Шеин ответил демаршем против самого королевского лагеря. «В тот же день русские начали осаждать наш лагерь в Глуховском поле, но были отбиты с большим уроном». 15 сентября король снова «вступил в Смоленск», на этот раз — для организации согласованных ударов из города и из своего полевого лагеря. Он «несколько ворот, заваленных землёю, приказал очистить, Чтобы наши по данному знаку легче могли напасть на неприятеля». В частности, планировался двойной удар (из крепости и с «поля») на укрепление, в котором начальствовал француз Дам. Два дня продолжалась тщательная подготовка к этой операции, и — снова неудача.

18 сентября начался штурм «укрепления Дама», и с внешней, и с внутренней стороны, в котором принял участие сам король. Но передадим слово Яну Велевицкому:

«Полки Ваерия и Абрамовича сделали дружный напор, и королевское знамя было уже воткнуто на главном бруствере укрепления; но знамёнщик был убит, сам Ваерий тяжело ранен, а семь полков русских отбили наших. Присланные королём в помощь всадники и гусары отразили русских и осада укрепления была возобновлена воинами Ваерия и Абрамовича, совокупно с запорожскими казаками». Общий итог боя оказался для короля ничтожным: «были заняты два небольших шанца, наиболее близкие к укреплению Дама».

«Эта битва с обеих сторон была самая ужасная, — продолжает Велевицкий, — и в ней погибла половина неприятельской пехоты, находившейся в крепости; много было убитых и с нашей стороны, особенно между казаками. Король, оставив на месте небольшой отряд конницы и сильно укрепив четыре шанца, отступил, когда было уже поздно к ночи».

Видимо, потери защищавшихся были действительно очень тяжёлыми, потому что они сами покинули ночью укрепление и отступили к лагерю князя Прозоровского.

А дальше происходят, на первый взгляд, совсем странные события: сам Прозоровский отошёл на соединение с главными силами воеводы Михаила Шеина («поспешно зажёгши свой лагерь»), были оставлены и другие укрепления возле города, которые королевским солдатам так и не удалось захватить во время ожесточённого дневного сражения. Ян Велевицкий зафиксировал только результат этого неожиданного манёвра, сообщив, что около полуночи королевские войска возвратились, извещённые, видимо, лазутчиками об отступлении русских, и овладели «семью шанцами, а именно: шанцем Прозоровского, самым большим; шанцем русской конницы; шанцем француза Дама; шанцем германца Крейза; шанцем англичанина Зандера и тремя меньшими шанцами, построенными в виде четырёхугольника».

Попробуем разобраться в этой неожиданной ситуации.

С захватом поляками Покровской горы была прервана связь между лагерем князя Прозоровского и главным лагерем Шеина по правому берегу реки Днепра. Активные действия короля и гарнизона крепости против русских укреплений под самым Смоленском грозили прервать связь между двумя лагерями и по левому берегу реки; двухдневное ожесточённое сражение показало, что у короля достаточно сил, чтобы этого добиться, следующие штурмы могли стать успешнее. В этой обстановке воевода Михаил Шеин принял решение оттянуть свою западную группировку в главный лагерь, что и было сделано 19 сентября 1633 года. С военной точки зрения, такой манёвр был не только оправданным, но единственно необходимым: «обложение» Смоленска фактически уже не существовало, а для дальнейшей войны полки целесообразно было собрать вместе. Именно так был понят манёвр князя Прозоровского в Москве. В царской грамоте, присланной воеводам Шеину и Прозоровскому в ответ на их донесение, говорилось: «Вы сделали хорошо, что теперь со всеми нашими людьми стали вместе!»