— Вы царские советники, вам и карты в руки, — заметил Даниил. — Радуюсь я, что ты, Алёша, с такими людьми, как Сильвестр да Пересветов[26] стоишь близ царя. А без вас-то царь другим бы был, так мне кажется.

   — Ты, Данилушка, держи при себе такие мысли, — посоветовал Алексей.

   — Мне их легко держать, я в стороне от стольного града, от дворцовой жизни. Лишь сам с собой думаю о разном. И о том, что мы в великой чести у царя-батюшки, нам надо помнить. Так ноне подсказал мне один боярин.

   — Знаю того боярина, да не держи в душе сказанное им.

   — Ну коль так, — Даниил поднял кубок с медовухой, — давай, Алёша, выпьем за благость в нашем доме. — И братья выпили.

Трапеза завершилась. Женщины не участвовали в беседе мужчин, лишь посматривали на них: Глафира на Даниила с нежностью, Анастасия на Алексея — настороженно и даже с отчуждением. «И всё-таки у брата в семье какая-то прореха появилась», — вновь подумал Даниил и, посмотрев на Глафиру, дал ей понять, что пора идти в опочивальню.

Утром чуть свет Глафира разбудила крепко спящего Даниила. Вечером они уснули поздно, да тому была причина.

   — Пора тебе в путь, сердешный, — сказала Глаша, сама полночи не спавшая близ любимого.

   — У-ух, хоть бы ещё чуток дала поспать, — нежно проворчал Даниил.

   — Велел ведь разбудить с рассветом.

   — Верно, голубушка, — согласился Даниил, приподнялся на локте и уткнулся лицом Глаше в грудь. — Желанная, не хочу никуда от тебя уходить. Вот привяжу сейчас себя к ложу, — смеялся он.

А долг уже звал его. И Даниил встал, быстро оделся, спустился вниз, зашёл в поварню. Глаша налила ему топлёного молока из кринки. Он выпил его, пожевал хлеба, взял приготовленную матушкой суму с кормом. Ульяна уже стояла в дверях: пришла проститься с сыном.

— Ты там береги себя, сынок, — сказала она, перекрестила Даниила и поцеловала. — Батюшке от всех нас низкий поклон.

Даниил уткнулся в плечо матери, поцеловал Глашу и чёрным ходом покинул палаты. Женщины стояли рядом и махали ему руками.

Водный путь от Москвы до Новгорода был Даниилу в новинку. Никогда он по Москве-реке и по Оке не хаживал, а ведь это были реки, протекающие в самом сердце Руси, питающие его. В пути Даниилу не хватало Ивана Пономаря: они всегда вместе в дальний путь уходили. Но, будучи по природе общительным, Даниил проводил время среди стрельцов, рассказывал им о Казанском царстве, сам слушал их байки, присматривался к ним. Ведь стрельцы тоже были воинами нового рода войска, как и его пушкари. И видел Даниил, что близится то время, когда в войске не будет лучников: их сменят стрельцы.

Между тем, пока Даниил плыл со стрельцами и пушками к Свияжску, в Казани снова заварились недобрые дела. Вельможи Казани никак не могли смириться с тем, что Москва в какой раз навязала им в цари Шиг-Алея. Отдав в руки Москвы пятилетнего хана, наследника престола, и его мать, ханшу Сююн-бике, заставив бежать из Казани правителя Кучана, вельможи осознали свои ошибки и вновь взялись чинить препон в налаживании Шиг-Алеем мирной жизни с Москвой. Знать рассчитывала с помощью Шиг-Алея восстановить свою власть на правобережье Волги. Когда этого не случилось, знать пошла на хитрость. В её кругах родился план перевода царства под московскую власть. Однако при этом они хотели сохранить все свои завоевания, чтобы у них остались права на собственность, свободу держать войско, хранить веру отцов, торговать, с кем выгодно.

Царь Шиг-Алей на всё это согласился и позвал в Казань на переговоры московских послов и воевод. Но в день появления русского посольства у ворот Казани в царском дворце произошёл переворот, царём Казанского царства был избран хан Едигер из астраханской династии и за ним были посланы в Астрахань знатные вельможи.

Этими своими действиями казанские правители окончательно подорвали доверие к ним Москвы и царя Ивана Васильевича. Всё должно было решиться только военным путём, ибо Казанское царство висело над Русским государством дамокловым мечом. Во всём этом просветили Даниила Адашева отец и князь Семён Микулинский, когда последний приплыл со стрельцами и пушками в Свияжск.

— Вот и выходит, Адашевы, что мы не напрасно крепость поставили и нам надо укреплять рубежи на правобережье, — заключил беседу князь Семён Микулинский.

А укреплять было что, и, пока земля не промёрзла, вокруг крепости началось возведение укреплений на самых дальних подступах к ней. Три сотни ратников добывали в ближних лесах тонкоствольные деревья, ставили зубьями по рубежам против конницы ордынцев. Были изготовлены туры — корзины в рост человека, которые засыпались землёй, дабы за ними прятались стрельцы и лучники. С юга и юго-востока по Свияжскому мысу поставили пушки. Дозоры уходили далеко от крепости, чтобы вовремя заметить приближение врага. Даниил и Иван Пономарь в эти осенние дни пятьдесят первого года с утра и до позднего вечера не покидали позиций, чтобы вовремя поднять на защиту воинов, которые прятались в землянках от холодов.

В Казани знали о мерах предосторожности, принятых русскими, дабы их не застали врасплох, и потому в течение зимы не совершили ни одного крупного налёта на крепость и даже на рубежи, занятые русскими далеко от крепости. Хан Едигер накапливал силы для летнего наступления. Но русские опередили казанцев. По полой весенней воде из Москвы и многих других городов, стоящих на реках Оке и Волге, двинулась великая водная рать. А как подсохли дороги, из стольного града выступила пешая и конная рать с царским полком и полками правой руки, сторожевым и ертаулом. Шёл с ратью и сам царь Иван Васильевич. Однако в Коломне ему доложили, что к Туле движется Крымская орда хана Девлет-Гирея, и царь отправил три полка на помощь тулякам. Они подошли вовремя и вместе с тульскими ополченцами разбили Крымскую орду, обратив её в бегство.

От Коломны русская рать двинулась двумя путями на Казань. Передовой и Большой полки, полк правой руки шли через Рязань, Шацк, Борончеево Городище. Царский полк, полки левой руки, сторожевой и ертаул шли через Владимир, Муром и тоже вышли к Борончееву Городищу. Оттуда вся пешая рать двинулась к Свияжску.

Перед окружением Казани был в Свияжске большой совет воевод. Вёл его сам царь. А первое слово было дано Даниилу Адашеву. Он знал об этом заранее, потому как его предупредил брат Алексей. Ещё в пути царь сказал Адашеву:

   — Ты, Алёша, предупреди брата: ему отчитываться за вояж в Казань. Пусть покажет себя.

Алексей же посоветовал Даниилу взять лист бумаги и нанести на него крепостные стены Казани, как он их видел и запомнил. За день до большого совета Алексей и Даниил вместе нарисовали крепостные стены Казани, обозначили ворота, башни, прочертили речки, отметили озера. А в отдалении Арское городище нанесли. Всё сделанное Даниилом получилось внушительно и понятно воеводам.

Государь открыл совет и сказал:

   — Теперь вам поведает про Казань воевода Даниил, сын Адашев. Он два года назад кружил близ неё и внутри.

   — Спасибо, государь-батюшка, — с поклоном отозвался Даниил. — А поведать мне есть о чём. Как увидел я казанские стены, осматривая их, то понял, что они самой природой защищены. — Даниил поднял серый лист. — Вот она, крепость, в окружении рек и рвов. Вот река Казанка, она протекает с северо-востока под самыми стенами. По южной и западной сторонам там течёт река Булак. Это гнилая река, берега у неё болотистые, дно топкое. Вытекает она из озера Кабан. Самые удобные позиции для наступления и приступа — с восточной стороны и частично с северо-восточной. Но там за спиной у войска будет река Казанка. А если о восточной стороне сказать полнее, то за спиной у рати будет Арское городище, из которого всегда могут прихлынуть ордынцы. С востока перед крепостью тоже есть преграды — глубокий ров с водой, наполняемый из озера Поганого. Стены крепости всюду деревянные. Лишь одна из башен каменная — это Даирова башня. Стоит она близ самой речки Казанки на западном углу. Помнить надо всем, что за спиной у нас с южной и юго-восточной стороны будет гулять князь Епанча из Засеки. Сколько у него войска, того не ведаю.