К тому же Авдей не отпустил Даниила и Ивана в дальний путь одних.

   — Ты уж прости меня, сын Фёдоров, но я тебе десять попутчиков отряжаю. Они люди бывалые, в Казань не раз ходили с товарами, знают, что к чему.

   — Докуки мы тебе привезли, — заметил Даниил.

   — Мы все люди служилые у твоего батюшки, потому о докуке и речи быть не может. Помни: казанцы народ дотошный, хитрый, враз вас отметят. А в куче-то и затеряетесь.

   — Ладно, не буду тебе перечить, коль нам во благо.

   — Во благо. Они и товар свой помогут продать. У них и черепок от корчаги в цене, — усмехнулся Авдей.

Крещенские морозы ещё не сошли, деревья по ночам стреляли. Но нашим путникам мороз был не Страшен: овчинные полушубки, тулупы до пят. Шапки у кого бобровые, у кого лисьи — ночевать на снегу можно. Кони — шесть пар и один запасной — попонами укрыты. Можно и в путь. Авдей проводил Даниила до Волги, сказал на прощание:

   — Ты не беспокойся, сын Фёдоров. Урок твоего батюшки выполним. Лес у меня в бунтах есть. Завтра же, помолясь, и ударим в полсотни топоров.

   — Спасибо, дядя Авдей, надеемся на тебя.

Они похлопали друг друга по спине и расстались. Сани Даниила шли четвёртыми. За ними — ещё две упряжки. Все десять «купцов» вооружены. Под руками топоры, сабельки в сено спрятаны; три лука с колчанами стрел, тоже под боком... Вот уже Борисоглебское скрылось в синей дымке, а впереди неоглядный санный путь по Волге. Путникам предстояло одолеть шестьсот вёрст с гаком. До Нижнего Новгорода прошли версты с двумя ночёвками. В Нижнем Новгороде остановились на постоялом дворе. Мужик Касьян, матёрый крепыш, за вечерней трапезой сказал Даниилу:

   — Вот и кончается наше мирное житье. Ещё в Макарьеве завтра спокойно поспим. А там держи ухо востро.

   — Что так, Касьян? — спросил Даниил.

   — А то, что тамотко дальше черемисы вольничают. Ватажками ходят в разбой. Но, когда мы скопом идём, они побаиваются.

   — А ежели вдвоём?

   — Не, батюшка Адаш, не миновать разбоя. Нападут.

   — Выходит, Авдей далеко смотрел?

   — Знамо. Он всегда далеко смотрит. Светлая голова.

В Макарьеве, вёрст за шестьдесят от Нижнего Новгорода, Даниила предупредил сам хозяин постоялого двора:

   — Скажи своим мужикам, барин, чтобы за деревней Разнежье топоры и стрелы приготовили. Там черемисы вовсю вольничают. Ихняя земля рядом, вот и разбойничают.

   — А миновать их можно?

   — Не знаю как, разве что дождаться дозора из Васильсурска. С ним и поедете спокойно куда вам нужно.

   — А когда он придёт к вам?

   — По-всякому бывает: может, через неделю, а может, и через две.

   — Мы столько ждать не станем. Придётся уповать на Бога.

   — Одно на это скажу: на Бога надейся, а сам не плошай.

Слушая хозяина постоялого двора, Касьян молчал. Он-то знал повадки луговых черемисов. Они открыто на разбой не выходили, ежели путников более десяти, боялись. Но без добычи они никогда не уходили. А как они брали свою добычу, и Касьян и его спутники умалчивали. Суеверны были, страшились накликать беду и потому, переночевав в Макарьеве, помолясь, двинулись в путь, к порубежью русской земли, коя вскоре же за Макарьевым и кончалась. Так уж повелось в Борисоглебском: всегда ему доверяли быть ведущим. На этот раз он сел в сани с непривычным для себя волнением. Первые вёрст двадцать причин для волнения не было. Справа и слева тянулись пустынные, засыпанные снегом берега. Изредка, далеко на взгорье виднелась деревенька. Касьян знал названия этих деревенек чуть ли не до самой Казани. Вот на взгорье прокатилась мимо деревня Бор, потом потянулось село Великовское. Под Бармином волнение Касьяна возросло, может, потому, что за этим селом на левом берегу Волги была раскидана деревня Разнежье и за ней что-то должно было случиться. Так показалось суеверному Касьяну. В паре с ним ехал его сын Кирьян, и отец сказал ему:

   — Киря, достань-ка лук и стрелы. Как сосна одинокая появится, так стреляй в неё.

Касьяну чудилось, что там живёт злой дух. Сосна стояла очень близко от берега, от неё к самому льду подступал густой кустарник с тропами к реке. Когда Касьян увидел сосну, то погнал лошадей во весь опор. Мужики знали причину этой гонки и тоже погнали лошадей рысью. Они положили стрелы на тетивы луков и приготовились стрелять. Вот сосна рядом и в её крону полетели стрелы. А оттуда вылетела только одна стрела, и она попала в шею коня второй санной упряжки. Конь сделал ещё несколько шагов и рухнул. Странным Даниилу показалось то, что среди костромичей не возникло никакой паники. Обоз остановился, кто-то деловито освободил убитого коня от сбруи, кто-то подвёл запасного коня, его поставили к саням, надели сбрую, и не прошло нескольких минут, как обоз на рысях ушёл от того места, где «духи» черемисов получили с русских купцов дань за то, что въехали на их землю. Когда уже близко был Васильсурск, к Даниилу в возок сел Касьян и сказал как-то обыденно:

   — Вот так всякий раз, как подъезжаем к этой колдовской сосне. Прилетит одна стрела — и нет коня.

   — А почему так, Касьян? — поинтересовался Иван.

   — Дух питается кониной и берёт с путников дань. Тут уж ничего не поделаешь, как ни берегись.

   — И слава Богу, что только коня берёт, значит, милосердный дух, — заметил Даниил с улыбкой. — А дальше как, Касьян? Будут у нас ещё потери?

   — То одному Богу ведомо. Надеяться надо, что обойдётся.

Вскоре земля черемисов осталась позади. Въехали в пределы Чувашии. В Чебоксарах остановились. Продавали свои товары. Борисоглебские мужики вынесли на продажу деревянные, искусно вырезанные, красивые ложки, половники. Даниил пошёл по торгу праздно. А Иван с Касьяном унесли на продажу нитки и иголки. Торг был многоязычным, как в Казани. Тут было сборище купцов со всей Волги. В ранних сумерках борисоглебцы вернулись на постой. Делились своими успехами на торге. Самыми удачливыми оказались Иван и Касьян. Даниилу повезло больше других. Он узнал, что Казанская орда ушла в Ногайские степи, не поделив что-то с ногаями. И надо думать, размышлял Даниил, сейчас самое время появиться в Казанской земле русским купцам и не ходить в Казань, а лишь побродить по берегам Свияги, в ближних к Волге селениях.

Прошло ещё три дня пути. На ночлег останавливались только для того, чтобы дать отдых коням. И вот наконец в последний январский день обоз Даниила въехал в село Нижние Вязовые. А от него уже пешком можно было пройти на Свияжский мыс, что возвышался над рекой Свиягой, впадающей в Волгу. Да и над Волгой этот мыс господствовал. До Казани от него двадцать или чуть больше вёрст. Сразу за мысом в излучине находилась Введенская слобода. Даниил понял так, что если пойдёт на торг в Введенскую слободу пешком, то как раз из Нижних Вязовых попадёт на Свияжский мыс, пройдёт его поперёк и попадёт в слободу. И всё увидит, ощутит ногами то, что нужно.

Ночь в Нижних Вязовых Даниил провёл беспокойно. Волновался и опасался, как бы что-либо не помешало выполнить задание Разрядного приказа. Утром Даниил и Иван собрались чуть свет и хотели уйти одни. Но Касьян остановил их:

   — Так нельзя, сын Адашев. Идёмте кучно. Нас тут знают многие, и мы никому в диво не будем.

И восемь русичей, нагрузившись товарами, отправились в Введенскую слободу. Вот наконец позади река Свияга. За нею сразу крутой подъём на плоскую возвышенность. К Введейской слободе ведёт наезженная дорога. Шли по ней с версту, и, как показалось Даниилу, половина пути по мысу была пройдена. Даниил всех остановил, сам отправился тропой к Волге. Но Касьян увязался за ним.

   — Ты уж прости, сын Адашев, без меня тебе несподручно будет. Мы идём смотреть, как на Волге в устье Свияги стерлядь ловится в зиму. Там, под мысом, рыбаки должны сидеть. Видишь, сколько троп туда ведёт?

   — Выходит, знатное там место, — заметил Даниил.

   — Первостатейное, — ответил Касьян.

Прошли ещё с версту, и стал открываться вид на Волгу. В ясной зимней синеве они увидели мечети Казани, стоявшие близ царского двора на холмах.