— Да скоро заживут. У Ипата зелье хорошее, — улыбнулся Иван.

   — Это я знаю, на себе испробовал. Значит, так, Ванюша. Степан должен подойти сегодня. Будем возвращаться домой.

А чтобы сутолоки не было, отправляйте с Якуном свой полк на струги. Пусть в бухте ждут. Предчувствие у меня такое, будто сам Девлет-Гирей вот-вот обрушится на нас.

   — Я тоже думал о том и даже удивился, почему он прислал под Гезлёв малую орду.

   — Но Антон мне говорил, что Девлет-Гирея нет в Бахчисарае. Ежели бы он был у Гезлёва, нам бы не уйти из Крыма. Так-то.

   — Выходит, не надо испытывать судьбу, — заметил Пономарь.

   — Верно говоришь, Ванюша, и потому сегодня, пусть даже ночью, мы покинем Крымское побережье. Погуляли вволю. Память о себе надолго оставили. Одно хотелось бы сказать крымчакам: мы всегда способны вернуться на их землю.

Степан Лыков со своим полком появился на берегу бухты только к вечеру. Пришёл к кибитке Адашева довольный. Однако Даниил погасил его улыбку.

   — Смотри, Степан, как бы нам битыми из-за тебя не быть.

   — Батюшка-воевода, у меня позади надёжный дозор. Пока и духу крымчаков не учуешь. А задержался я из-за охоты за кормом. Везу три кибитки зерна да круп. В Гезлёве-то мы мало чем поживились.

   — Ладно, давай команду усаживаться на суда. И вот что хочу спросить. У тебя есть пленные? Ты ведь что-то говорил о них.

   — Есть. Семьдесят мурз.

   — Мне столько не надо. Приведи двоих. Передам с ними грамоту Девлет-Гирею, чтобы забыл о набегах на Русь.

   — Годится, воевода. Сейчас приведу. Есть отец и два сына, так ты отца с грамотой отошли, а сыновей в залог. Так и скажи.

Уже поздним вечером, оставив на берегу огромный табун лошадей под сёдлами и посланца-мурзу, армада русских судов, сотни местных лодок и судёнышек, два турецких корабля покинули Ярылгачскую бухту и поплыли к Днепровскому лиману. Всевышний был милостив к русским судам, вовсе не приспособленным к плаванию по морю. Погода была почти безветренная, на море гуляла лёгкая, ленивая волна. Суда двигались днём и ночью, лишь на мысе Тендровской косы остановились на днёвку, чтобы пройти ночью мимо Кара-Кармена. На стоянке Даниил принял решение вернуть два захваченных корабля туркам при условии, если они дадут за них выкуп — достаточно корма воинам на обратный путь. Рассчитывал Даниил так: пройти Кара-Кармен, а потом послать со своими воинами на ладьях капитана одного из кораблей требовать выкупа. Даниил знал, что если он пройдёт Кара-Кармен удачно, то у него будет много шансов получить выкуп.

Наступил вечер. Армада отошла от Тендровской косы и двинулась прямо на север, к мысу Кинбурнской косы, за которой в каких-то восьми вёрстах стояла крепость. Как мешала эта коса! Суда шли вдоль неё прямо на Кара-Кармен, и деться было некуда. Но воевода Якун, который вёл турецкие корабли, знал, где надо пройти мимо турецкой крепости и не сесть на мель близ косы. Стругам и ладьям было легче следовать за кораблями. Вот и оконечность косы. Корабли круто разворачиваются с севера на восток. Путь впереди свободен. В Кара-Кармене виднеются огоньки. На мысу сверкает маяк, но он всё дальше уплывает назад. Якун понял, что им уже ничто не грозит, что турок не нужно опасаться, всем судам можно подойти к северному берегу Кинбурнской косы и провести близ неё остаток ночи. И был отдых, была утренняя трапеза. А чуть поднялось солнце, в Кара-Кармен отплыла ладья, и на ней отправились на переговоры с турками Степан и Якун, взяв с собой турецкого моряка, который знал русскую речь, и капитана с большого корабля. Позже в хрониках было записано так: «Находясь у Очакова (Кара-Кармен), Адашев дипломатично отпустил к турецким пашам всех пленных турок, чем и вызвал со стороны «очаковских державцев» личный визит, присылку «кормов многих» и государским людям почесть великую».

Путь полкам Адашева к родным местам был открыт. Борясь со встречным течением, струги и ладьи, турецкие судёнышки с кормом и сотня крымских лодок и судов медленно, но упорно день за днём преодолевали почти тысячевёрстный путь от Кара-Кармена до становища на берегу Днепра, близ устья реки Псёл. Всё шло благополучно. Даниил и Иван уже не страдали от ран, они заживали, Антон поправлялся. Теперь они все трое проводили дни на передовой ладье. На ночь армада останавливалась на правобережье, где ей не могла угрожать Крымская орда. Даниилу порой уже не верилось, что хан Девлет-Гирей пустится преследовать их. Всё-таки об осторожности он не забывал, и она оправдала себя. На двенадцатый день плавания, близко от тех мест, где течение Днепра делает крутой поворот с востока на юг, на левом берегу замаячила конная ватажка. Она подскакала к самому берегу реки, и ордынские воины вскинули луки, пустили стрелы. Они не долетели до судов, которые шли под правым берегом. Увидев эту ватажку, Даниил подумал, что их спокойное плавание кончилось и теперь с каждым часом всё ближе встречи с Крымской ордой, с какими силами она прихлынет на берег

Днепра, оставалось только гадать, но то, что Девлет-Гирей решил наказать русичей за дерзость, было очевидно. Даниил понял, что у него есть лишь один шанс не подставить свои полки под удар, от которого можно и не оправиться. Этот шанс сводился к тому, чтобы самим найти врага и ударить первыми. Первыми и ночью, ибо, как уже давно уяснил Даниил, крымчаки не умели воевать по ночам, им даже малая горстка воинов, напавших на них, казалась неисчислимой ратью.

Когда суда пристали на ночёвку, Даниил позвал к себе Степана.

   — Слушай, побратим, орда вот-вот появится.

   — Как пить дать, — отозвался Степан.

   — Так ты, дорогой, пошли своих быстроногих лазутчиков, чтобы выследили её.

   — Трудно это будет, батюшка-воевода. Ежели бы кони были!

   — Знаю, что трудно. А ты их далеко не пускай. Пусть вровень с нами идут в версте от берега, и пусть струг идёт под левым берегом в лад с ними. Как выследят, что орда появилась да на ночлег остановилась, так и делу конец. Дадут нам знать, а мы уж тут подумаем, как жару ордынцам поддать.

   — Ну давай, говори, что придумал, — загорелся Степан. — Да целься, чтобы не промахнуться.

   — Не промахнёмся. Мыслю я вот что сделать. Как только остановится орда близ Днепра на ночь, так вывести в полночь на берег стрельцов и с ними лучников, растянуть их цепью на версту или больше и ударить из всех сотен стволов. Да трижды! Что из этого получится, посмотрим. А чтобы стрельцы стреляли чаще, в помощь им обучить лучников стволы заряжать.

   — А не рискуем потерять стрельцов?

   — Нет. Сразу после выстрелов они отойдут, сядут на струги и уйдут от берега. Вот и всё.

   — Лихо придумал, воевода. Ну-ну, посмотрим. Лишь бы людей не потерять, — размышлял Степан и добавил: — А чтобы ужас на ордынцев нагнать, ещё бы тысячу боевых рогов лучникам дать и в ход пустить.

   — Где их возьмёшь?

   — Да сделать можно. Только бы роща берёзовая на пути попалась.

   — Давай и о боевых рогах позаботимся. Есть мастера-то их делать?

   — Достаточно. Каждый второй в полку рог сработает.

Дальше Степан действовал, как попросил его Даниил. Лыков собрал своих неизменных лазутчиков.

   — Ну что, братцы Кирьян да Ипат, и ты, Митяй, пойдёте ноне на охоту за зверем? — спросил он.

   — Давно не ходили, так и зачахнуть можно, — ответил Кирьян.

   — Орду надо выследить. Идёт она, проклятая, за нами. Поняли?

   — Выследим, — сказал Ипат. — А кто ей когти обломает?

   — Скопом всё и сделаем. Вам же следить за ордой, пока в лёжку она не пойдёт. Да чтобы удобным для нас лежбище было, поближе к Днепру. Помните, Монастырский остров тянется вёрст на пять по реке? Вот там бы и засечь орду, близ острова. Тогда вы уходите из дозора на струге, а мы... что ж, мы пойдём ей хребет ломать. И помните, что под берегом вместе с вами пойдёт чёлн. Он для вас.

До Монастырского острова оставалось вёрст семьдесят, когда ордынская ватажка появилась на берегу второй раз. Татары опять пускали стрелы. Русские ответили им из пищалей и сбили с коней двух ордынцев. Подобрав их, ватажка умчалась.