— А вот мне щучка попалась! Щучка-злючка, — пел Снегов, выбирая донку.

— Щука?! Дери из нее приманку-то, дери! Сунь ей в пасть палку. А-а! Стой, стой! Опять червяка сожрали!

И окуни попадались Коровину все какие-то пятнистые, колючие, с огромными черными головами. Сенька таких здесь еще и не видел. Плавники будто пилы, глаза, как пуговицы, а пасти…

Сеньке стало грустно. «Ай, не поеду я в город, ну его!» — подумал он.

Поднялась волна. Возмутившись чем-то, зашумели, зашушукались камыши. Якорь, наверное, плохо зацепился за дно, лодку стало сносить к берегу. Наконец она царапнула днищем песок. Сенька измерил удилищем глубину, засучил штаны и сошел на берег.

В прибрежном лесу было тихо и сыро. И даже немножко темно. Чем дальше, тем суше было, стала попадаться земляника. Ягоды холодные, кисленькие, без всякого аромата. Постепенно лес стал светлеть, то там, то здесь появлялись солнечные пятна, потом их стало больше и больше, и наконец солнце залило весь лес.

Пробродив, наверное, часа два, Сенька вернулся на берег.

Коровин еще ловил. Теперь он один занимал всю лодку, и казалось, что ему все равно тесно.

Снегов сидел на берегу.

— Нагулялся? — спросил он Сеньку. — Давай искупаемся.

— Не купайтесь здесь, не пугайте мне рыбу! — закричал Коровин. Голова его блестела, будто намазанная маслом.

Снегов и Сенька отошли по берегу метров триста, разделись. Снегов первым прыгнул в воду, поплыл. Сенька — за ним. Снегов быстрее, и Сенька быстрее; Снегов кролем, а Сенька — саженками, не отстает.

— Ты смотри, далеко не заплывай, утонешь! — крикнул ему Снегов.

— Не… я на тот берег могу, — прихвастнул Сенька.

Наплававшись вдоволь, они вернулись к берегу.

— А ты умеешь в «здоровешки» играть? — спросил Снегов.

— Как это?

— А вот так…

Снегов объяснил. Они отплыли друг от друга, затем повернули обратно и, не доплыв метров десять, разом нырнули и — вперед, вперед, до тех пор, пока Сенька не увидел сначала что-то белое, расплывчатое, потом, ближе, превратившееся в Снегова, который смешно, по-лягушачьи, дрыгал ногами и протягивал Сеньке руку. Сенька тоже протянул руку, хотел поздороваться, но промазал, рассмеялся, захлебнулся и пробкой вылетел наверх. Тотчас рядом с ним вынырнул Снегов. Они хохотали, фыркали, встряхивали головами, смахивая с лица липкие волосы.

— Давай еще! — кричал Сенька.

Снова плыли в разные стороны. И так много, много раз.

Усталые, вылезли на берег. У Сеньки лязгали зубы. И Снегов «продавал дрожжи». Одевшись, они спрятались от ветра за камень, с солнечной стороны. У обоих болели головы, постукивало в висках — чвок, чвок.

«А он веселый», — лежа на горячем песке и глядя на Снегова, думал Сенька. И странно было, что совсем недавно он так невзлюбил этого человека, так плохо думал о нем. И сейчас, чувствуя себя вроде бы виноватым перед ним и желая хоть как-то сгладить свою вину, Сенька спросил:

— А долго надо учиться, чтобы в милиции работать?

— Долго и хорошо.

— Правда, что жулики с шилами ходят?

— Нет, это неверно. Кто-то выдумал.

— В вас из пистолета стреляли?

— Нет.

— Отчего же на плече шрам такой?

— Это еще с войны осталось. Тогда я разведчиком был.

— Да-а?.. Ух, здорово!.. Я тоже хотел бы, — признался Сенька. Снегов улыбнулся и потрепал его по затылку. — А потом в милицию послали? — помолчав и поразмышляв немного, спросил Сенька. Это представилось ему вовсе не интересным и даже немного обидным.

— Почему же послали, сам пошел. И вот теперь тоже, как и ты, решаю задачки с двумя неизвестными. Только они у тебя одни, а у меня — другие.

— Как это? — удивился Сенька, пытаясь понять, шутит он или нет.

— А вот так, все просто. Представь себе: стоит перед тобой человек, и надо ответить, какой он, плохой или хороший. Потому что нельзя обидеть добро понапрасну и нельзя зло пропустить. Вот и кумекай, думай.

— А я… какой? — затаив дыхание, спросил Сенька.

— Ты?.. Ты это сам ответь.

— А Коровин?..

Снегов промолчал. Только внимательно посмотрел Сеньке в глаза.

— Коровин — жмот, — сказал Сенька. — Хапуга! Он жадный, — а значит — злой.

— Верно, — согласился Снегов.

— Вы арестуйте его!

— Нельзя.

— Почему?

— Потому что он не совершил еще ничего такого, за что берут под арест. За одну жадность не судят.

«Ну и зря!» — подумал Сенька, хотя вслух ничего не сказал Снегову.

— Что ж, я, пожалуй, к дому пойду, — поднялся Снегов, стряхивая с себя песок.

— Здесь далеко, вокруг болота надо идти. Километров семь.

— Ничего. Я люблю пешком ходить.

Сначала Сенька тоже хотел пойти вместе с ним, но взглянул на лодку, в которой, грузно придавив ее, по-прежнему возился Коровин, и передумал. Будто что-то удержало его. Какое-то неосознанное чувство, что бывает при драке с более сильным и опытным противником, не позволяющее убежать, не дающее права сдаться. Он сидел на песке, крепко обхватив колени, уткнувшись в них лицом. Когда в лесной чаще стихли шаги, выждав еще немного, поднялся и пошел к лодке.

Увлеченный ловлей, Коровин не сразу заметил Сеньку, оглянулся, когда тот уже был рядом. Удивился строгому выражению Сенькиного лица.

— Ну, ты чего?

— Весло потеряли, — сказал Сенька сурово первое же пришедшее на ум.

— Какое весло? Да вот оба здесь.

— Якорь согнули.

— Как согнул? — удивился Коровин.

— А очень просто, руками. Взяли и согнули, — настырно лез Сенька.

— Да ты что? В своем уме?! — воскликнул Коровин. — Что я, Геркулес? И зачем это мне?

— С собой хотели взять.

— Кто, я?!

— Документы есть? — еще строже спросил Сенька, жмурясь и глядя мимо Коровина.

— Какие документы?

— Членский билет Общества охотников и рыболовов.

— Я по рекомендации.

— По рекомендации не разрешается. Вылезайте из лодки, — приказал Сенька.

— Как так… Куда?..

— Вылезайте! — повелительно крикнул Сенька. — А то сейчас… милицию позову. — И Коровин вылез. Нерешительно, растерянно. Сенька быстро кинул в лодку якорь, столкнул ее с мели и впрыгнул на плаву.

— Эй! Куда я теперь… Стой, подожди! — кричал Коровин.

— По берегу идите. Вон в том направлении, — подгребая одним веслом, ответил Сенька.

— Я Виктору Михайловичу передам… Я твоему отцу пожалуюсь, что ты самовольничаешь.

А Сенька гнал лодку все дальше и дальше от берега. И хоть знал, что Коровин действительно пожалуется и, возможно, отец будет ругать его, Сеньку, но все равно он не повернул обратно.

Еще на подходе к дороге Шурка уловил запах бензинного перегара, кто-то проехал здесь на машине. А выйдя из леса, увидел, что возле их сторожки стоит легковушка. Незнакомый мужчина вынимал из багажника вещи, а молодая женщина и старушка помогали ему. Здесь же топтался мальчишка.

Мужчина захлопнул дверцу багажника, открыл капот, склонился, проверяя что-то в моторе, а все остальные стали носить вещи в дом.

«Кто это такие?» — подумал Шурка. К ним почти никогда никто не приезжал. Кустарником он прокрался к сторожке, пролез в огород и затаился в густом малиннике.

Выросший здесь, на лесном кордоне, Шурка был застенчив. Каждый раз, когда в школе его вызывали к доске, он краснел, переминался с ноги на ногу, пальцы его непрерывно шевелились, а на лбу выступала испарина. И школьные учителя, и родители — все ругали Шурку за эту его стеснительность, но он ничего не мог с собой поделать.

Сидя в малиннике, Шурка слышал, как возле машины тихо разговаривали.

— Здесь великолепные места, лес кругом первозданный, настоящие дебри! Грибы, ягоды! Озеро рядом! Все, что требуется! — говорил мужчина.