Часть зарегистрированной корреспонденции немедленно отправляется в архив сразу после регистрации простой резолюцией, написанной от руки. У нас нет никакой статистики относительно писем, не сумевших пройти даже первичный отбор. Их число, по-видимому, ограничено: приемная Калинина отклоняет только письма «явно необоснованные, или же написанные с враждебными целями»{522}. Секретариат Молотова, похоже, действует согласно той же логике. Среди писем, которым выпала подобная судьба, можно встретить несколько провокационных текстов[166] или письма лиц, которых можно заподозрить в психической неуравновешенности (например, письмо выпускника Дипломатической академии, который обвиняет наркома иностранных дел Литвинова в саботаже и пишет каждое второе слово прописными буквами{523}!). Похоже, что из обращений, содержащих конкретную информацию и не вызывающих явных сомнений при первом же просмотре, мало какие заведомо не получают хода.

Систематическая работа с сигналами не ведется органом, которому они адресованы. Это один из базовых принципов работы аппарата. Мы уже видели: власть не дает людям никаких указаний, куда именно направлять жалобы. Поэтому, если написать Сталину, совсем не обязательно делом будет заниматься секретариат диктатора. Сеть сбора жалоб и доносов чрезвычайно широка, но органы собственно расследования значительно менее многочисленны. Помимо политической полиции, это функция лишь бюро жалоб, приписанных к РКИ или к различным административным органам, либо партийных инструкторов. Благодаря разветвленной системе перераспределения работа делится между различными службами.

Самый первый способ добиться начала расследования — это опубликовать письмо в газете. Органы расследования, в частности бюро жалоб, должны, согласно инструкции, отслеживать публикации[167] и начинать дела без дополнительных обращений{524}. В остальных случаях надо, чтобы одна из служб, куда поступает письмо, приняла решение расследовать дело. Речь может идти о центральном, областном или местном бюро. Как организуется это распределение? По каким критериям письмо оставляют у себя или передают в другую инстанцию?

Количество пересылаемых писем прямо пропорционально объему полученной корреспонденции. Центр передает писем больше, чем областные организации, а те, в свою очередь, работают напрямую с меньшим количеством писем, чем организации низового уровня. Это правило, верное в целом, подвергается коррекции в зависимости от конкретной структуры. Некоторые из них, например секретариаты политических деятелей или газеты, только получают письма и не ведут расследований (а если и делают это, то редко и в порядке исключения). Соответственно, они передают почти все полученные дела в инстанции, которые будут ими заниматься: так произошло с почти 90% дел «Крестьянской газеты», которые мы смогли изучить. В «Горьковской коммуне» эта доля составляет почти 80% в 1934 году{525}. Если же включить письма, непосредственно «использованные» в газете, то она составит более 90%. Органы центрального аппарата также не слишком затрудняют себе жизнь этими посланиями: в 1936 году. Главное зерновое управление Наркомзема получает 1273 жалобы, но работает напрямую всего с 10, т. е. с 0,8%{526}!

А вот прямой задачей бюро жалоб является расследование фактов, содержащихся в заявлениях, полученных от населения. Естественно, что доля прямых расследований здесь выше: в 1935 году областное бюро жалоб города Горького переадресовывает чуть больше половины писем{527}.[168] Городская контрольная комиссия Горького передала в районы только 13,5% дел, рассмотренных в 1933 году{528}. На уровне округов и районов получить точные данные труднее. Довольно значительная часть[169] жалоб продолжает свое «путешествие» (по выражению М. Ульяновой){529} и пересылается в отделы РКИ сельских советов. Но большая часть писем тем не менее расследуется напрямую.

Эта почтовая кадриль, весьма масштабная по объему писем, создает реальные проблемы, которые становятся тем более значимыми, чем дальше организация находится от того места, где собственно надо проводить расследование сигнала. Центральные институты, каковы бы они ни были, с большим трудом могут отслеживать судьбу переданных в другие инстанции писем. Чаще всего им приходится иметь дело с областными органами. Но нет никаких указаний на то, что именно область непосредственно работала с делом. В большинстве случаев оно передавалось в район. В случае задержек в работе над делом, напоминания из центра дублируются напоминаниями из области, от чего сроки только возрастают. Подобная сложная процедура, отчасти напоминающая романы Кафки, вероятно, во многом объясняет плохую работу. Тем более что некоторые бюрократы иногда выказывают чудеса изобретательности, чтобы решить свои собственные проблемы. Таков случай с прокуратурой Днепропетровска: 26 января 1939 года Прокуратура СССР передает туда жалобу на неправомерный приговор за номером 1/131. Как это часто бывает, чтобы получить результаты расследования областной прокуратуры, центральному органу приходится направить три напоминания (19 февраля, 19 мая и 17 июня). Напоминание от 21 июля имеет более угрожающую форму: это телеграмма. Ответ не заставляет себя долго ждать. 23 июля прокуратура СССР получает следующую депешу: «на № 1/131, К. Осуждена статье 20/97 правильно тчк…» Центр не удовлетворен этим ответом и 3 августа запрашивает дело, которое получает 14-го. 23 сентября прокурорские службы требуют вернуть жалобу К. 28 октября Днепропетровск заявляет, что у него никогда не было подобного письма. 20 ноября центральная прокуратура выражает удивление по поводу такого ответа, так как в письме от 21 июля Днепропетровская прокуратура ссылается на сопроводительный документ к письму (№ 1/131). Финал истории наступает 29 ноября, когда Днепропетровск заявляет, что первого письма он никогда не получал, а просто сослался на исходящий номер сопроводительного документа, переписав его с присланных напоминаний! Расследование жалобы арестованного и сидящего в лагере человека продолжалось почти год и ни к чему не привело{530}!!!

Как это ни удивительно, система тем не менее работает относительно хорошо. С этой точки зрения особенно интересны областные архивы, поскольку обычно они служат промежуточным звеном между центром и районами. Выводы из расследований, проводимых на местах, возвращаются обратно по той же цепочке: сначала они передаются на уровень области, которая должна затем переслать их первоначальному отправителю. Хотя трудно оценить репрезентативность сохранившихся дел, необходимо отметить, что «подъемно-спускной» механизм, который мы только что описали, функционирует лучше, чем можно было предположить, читая апокалипсические отчеты о проверке. Конечно же, сроки слишком затянуты и никогда не соответствуют ни тем, что предусмотрены в инструкциях, ни даже тем, которые отправляющие инстанции иногда назначают в сопроводительных документах: передавая 21 июня 1929 года жалобу рабочего совхоза № 2 в областную РКИ, редакция «Поволжской правды» специально уточняет, что ответа она ждет к 2 июля. С этого момента письмо продолжает свое путешествие. Окончательный ответ направлен в областную газету 23 августа, т. е. почти два месяца спустя после установленного срока{531}. Тем не менее ответы все-таки приходят, и часто расследования доводятся до конца.