Тут я вспомнил, что из–за этой дурацкой слежки забыл купить метионин. Посмотрел на часы, все те же, командирские (я — патриот) и потопал по Красной Пресне к ближайшей аптеке. Она находилась сразу за крупным книжным магазином, в который я намеревался обязательно зайти.
Аптека работала с семи, я купил лекарство, и начал решать, где проболтаться до открытия книжного? Ноги сами принесли меня к злополучному дому. Не верилось мне в абсолютную беспричинность совпадений. И вообще, какое–то неприятное предчувствие меня глодало. Да и делать мне было совершенно нечего.
Там, на Кипре, я так и не принял щедрые предложения Серых Ангелов, вполне удовлетворившись гонораром от Гения. Я несколько дней пошиковал с Валей, потом заплатил местному наркологу (им оказался пожилой англичанин, сухой, как вобла в пивбаре на Арбате, чопорный и высокооплачиваемый). Он в основном пользовал наркоманов, которых на Западе везде полно, но Валя его быстро уболтала.
На три дня британец уложил меня в свою стационарную больничку. Шикарная, по российским понятиям, палата, больше напоминающая номер полулюкс в хорошем отеле. Плохо лишь, что по телевизору все программы не русские.
Но скучать британец мне не позволил. Триста долларов в сутки он брал не зря. После его процедур я напоминал сам себе горбушу после нереста: тощую, избитую, умирающую. Он промывал меня и спереди и сзади, не забывая закачивать в кровь огромные флаконы разных снадобий. Клизма сменялась капельницей, капельница — рвотным, рвотное — инъекциями в попу, инъекции — капельницей… Это уколовращение продолжалось все трое суток, а в промежутках я спал без сновидений. Еды мне не давали. Британец через Валю (она посещала меня аккуратно) объяснил, что человек может без вреда для здоровья не кушать две недели. Ему видней, сам то он, скорей всего, не кушает уже многие годы.
Через трое суток врач призвал Валю и прокомментировал последний укол.
— Я делаю вам инъекцию сильного стимулятора, — сказал он, — действие его будет продолжаться всего несколько часов. Потом наступит обычная реакция на возбуждение — торможение. Спите со спокойной совестью. Ваша знакомая умеет делать уколы, остались только внутримышечные инъекции, так что это не трудно. В еде строгие ограничения еще семь дней. Я тут составил тот максимум, который вам можно кушать. Но лучше перетерпеть и ограничиться минимумом указанных блюд. Вот эту микстуру пить каждый час по столовой ложке. Через семь дней — ко мне.
Валя отвезла меня на старую квартиру. Дорогу от Лимассола до Ларнаки я продремал на заднем сидении такси, стимулятор помог мало. Продолжил я это занятие и дома, просыпаясь только на укол и микстуру.
На второй день мне захотелось кушать. Валя показала список разрешенных продуктов по максимуму. Диета была оригинальная: утром — стакан огуречного или помидорного сока без соли, в обед — стакан простокваши и яблоко, на ужин — рисовый отвар с ягодами.
— Какой же тогда минимум? — спросил я, обескуражено.
— Все то же, но без ужина, — ехидно сказала Валя.
Забегая вперед я должен отметить абсолютную результативность английского лечения. Благосклонный читатель уже заметил мой болезненный интерес ко всему, что связано с алкоголем и защитой от него? И я воскликну без малейшего юмора — нет беды более страшной, чем склонность к выпивке! Я не буду говорить о физиологических и социальных бедах, приносимых пьянкой. Самое страшное не в этом (хотя и приятного в патологиях печени, сердца, психики, семейных и служебных отношений мало). Самое страшное в том, что человек привыкает расслабляться за счет спиртосодержащих веществ. Привыкает на уровне подсознания, на уровне инстинкта. И перестает быть самодостаточной личностью, превращаясь в личность зависимую. Что может быть страшней для человека зависимости от чего–либо? Это добровольная тюрьма для души и тела. Сперва человек пьет бутылку, а потом бутылка пьет его. И те, кто ограничивается малыми дозами, зря думают, что они руководят Зеленым Змием. Нет, они обмануты им, так как давно у него в рабстве. Это осознали многие, но было слишком поздно (Прочитайте Д. Лондона «Джон, Ячменное зерно).
До сих пор не знаю, чем лечил меня сушеный британец. Те методы, о которых я то и дело рассказываю на страницах книги, тоже хороши. Но он добился невозможного, у меня появилось полное безразличие к любой выпивке. Мне предлагают драгоценное вино, столетней выдержки, а я спрашиваю: зачем? Мне предлагают отличное пиво, а я спрашиваю: зачем?
Действительно, зачем? Есть вкусный сок, но как вино может быть вкусным? Есть прекрасные напитки, устраняющие жажду, но что хорошего в горьком хмеле пива? Дети не любят пить алкогольные напитки, они же невкусные. Но Змий успокаивающего зеленого цвета быстро уговаривает их, что он вкусный.
Совсем недавно я узнал о новейших исследованиях физиологов. Оказывается в нашем мозге есть множество «слабых» точек, которые эффективно «обманывают» разные вредные вещества. Так сахар, пресловутый белый яд, воздействует на точку, активирующую центр удовольствий. Особенно быстро вызывает зависимость рафинированный (бесполезный для организма) сахар. Соль так же имеет свою точку, даже животные, существа более разумные, чем человек (в смысле полезности) поддаются наркотическому воздействию соли. Ну, а наркотики, алкоголь — они «стреляют» сразу по нескольким мишеням, вызывая абсолютную зависимость во всех аспектах: психологических и физиологических.
Мне вспомнился давешний опыт с крысой, нажимающей педаль стимулятора центра удовольствий. Ей вживляли в мозг, прямо в эту точку электрод, и она забывала про еду, про секс (а крысы очень сексуальны) и давила этот рычажок, посылающий ей в мозг кайфовый импульс. Как слаб человек, как много опасностей его подстерегает?! Наверное Природа предвидела возможность перенаселения человеком бедной планеты и встроила в его тело множество «хлипких» элементов, чтоб процесс естественного отбора шел жестко и неумолимо!
А тот английский кудесник, которого я их ребячьей вредности сравнил с воблой, излечил меня не только от алкогольной зависимости. Я будто омолодился, посвежел, прошла отдышка, с кожи исчезли мелкие тропические язвочки, заставлявшие меня мучаться от зуда, в паху рассосались увеличенные лимфатические узлы. Даже седина уменьшилась!
Он, кстати, в заключительный визит, порекомендовал раз в квартал садиться на эту диету или полностью голодать, дал мне еще пузырь микстуры и порекомендовал как можно быстрей привести в порядок зубы. И дело не в том, что американцы и англичане помешаны на белых (пусть, даже, искусственных) зубах, а в том, как он объяснил, что многие мои проблемы с желудком, печенью и общим самочувствием связаны с плохими зубами, постоянным источником разнообразных инфекций.
Кисловодск, апрель, второй год перестройки
…Тигрица Лада явно собиралась обмануть своих тюремщиков и ускользнуть из мира насилия. Мне ее было искренне жалко. Она уже приволакивала зад, мочилась кровью, ничего не ела. Начальство, в сущности, ее уже списало. Мне же важно было придумать способ дачи лекарств. Эти дурацкие зверинцы не оборудованы клетками, в которых можно было бы зверя зафиксировать, обездвижить, чтобы сделать укол или обработать рану. Таблетки же Лада глотать не желала, мясо не ела, так что нашпиговать лекарствами лакомый кусок я не мог.
Шэт ходил около шибера, люто косился на меня — ревновал. Шэт тоже вызывал у меня жалость. У него были вырваны когти на передних лапах (по этому признаку всегда можно определить, что животное раньше принадлежало Вальтеру Запашному — знаменитому дрессировщику и садисту), что очень затрудняло ему процедуру получения мяса, которое подается хищникам специальной вилкой; они его снимают с рожков когтями и затаскивают в клетку. Кроме того, Шэт нежно любил Ладу и ее болезнь повергла «парня» в глубокую печаль.
Шэт и Лада были по–своему знамениты, Оба людоеды. Шэт отъел руку одной из вальтеровских помощниц (не вытерпел, наверное, побоев), Лада, воспитанница ГДР — вырвала и, надо думать проглотила, у своей дрессировщицы правую ягодицу. Спасло их от расправы то, что они принадлежали к славной когорте уссурийских тигров, которые тревожно фигурировали в Красной Книге, среди других потенциальных реликтов живого — безвинных жертв рода людского. Сосланные в тюрьму передвижного зверинца бессрочно, они обрели друг друга, нежная любовь немного украшала их унылое существование. И теперь Лада умирала от пиелонефрита, а я не мог дать ей антибиотики.