Ветер, с удивлением подумал он, а потом посмотрел в безоблачное небо. Погода меняется?

Через несколько минут первый ветерок коснулся его лица, горячий, сухой и без какого–либо намека на дождь. Принесенный воздух принес мелкие песчинки, и они ужалили по коже лица, когда ветерок пронесся мимо, затих, а потом подул снова. Он еще внимательнее осмотрел горизонт. Любые облака, которые он смог обнаружить, находились или у вершин гор, которые они покинули, или на вершинах гор, к которым они направлялись, первые казались не дальше, а последние не ближе, чем были, когда они отправились в путь. Он подавил ощущение, что никуда не приблизился, ни от чего не удалился. Он понимал, что расстояния были обманчивы, но тем не менее восприятие дезориентировало.

В нескольких шагах впереди Чейни опустил голову против порывов ветра и побрел дальше.

Как будто он знал, куда идти, ведь даже Ястреб этого не знал. Юноша улыбнулся.

Добрый старый Чейни.

Когда сила ветра возросла, он оглянулся через плечо на караван, извивающийся змеей позади него в смешении машин, телег и людей, под покровом висящей над всем этим пыли. Невнятное бормотание, которое началось в предыдущую ночь, казалось, исходило оттуда, слабый шепот недовольства и сомнений, кружащихся по лагерю как назойливые мухи. У них не было конкретного источника, только конкретная цель. Сам он этого не слышал; говорившие были осторожны, чтобы не сказать чего–нибудь в его присутствии. Тем не менее, слух достигал его, как всегда со слухами и происходит.

— Ты должен что–то сделать с этими детками из компаунда, хлопающими своими губами, Птица—Человек, — сказал ему Ягуар, когда они отправились утром в путь. — Они все время говорят, говорят, говорят о том, что ты ничего не знаешь, что ты просто бродишь, как какой–то дурачок. Они говорят, что ты привел их сюда, чтобы умереть. Это не малыши; это дети постарше, те, кто должны бы знать что к чему. Я сказал паре из них, если услышу таки разговоры снова, то врежу им так сильно, что их не узнают собственные семьи. Безмозглые дураки.

Ягуар, никогда никто всего не объемлет. Ястреб сказал ему, пусть все так и остается, всегда есть граница для таких разговоров. Важно было то, что Призраки все еще верили в него.

Но так ли это было? Хотя они открыто поддерживали его, у них к настоящему моменту тоже должны возникнуть сомнения. По крайней мере, у некоторых из них. Сова никогда в нем не сомневается. Речка, вероятно, тоже. Но остальные боролись внутри, как ему представлялось. Они ничего не могли с этим поделать, признавали они это или нет.

Он их не винил. В конце концов, он тоже боролся.

Не слишком далеко впереди, верил он, они найдут ответвление реки Колумбии, которое тянется с севера на юг. Об этом ему рассказала Сова, показав реку на одной из своих карт, прочертив их путь от начала, где они оставили защитников моста. На точке пересечения находился маленький городок Вантадж с мостом, который, как он надеялся, оставался целым. Именно туда они направлялись. Как только они пересекут реку, ландшафт снова изменится, станет холмистым на некоторое время. В тех холмах они, возможно, найдут воду. Может быть, солнце не будет таким жарким.

Но он по–прежнему понятия не имел, куда они идут и сколько еще им придется путешествовать. Его ощущение, куда им предназначалось идти, его инстинкты, удерживали его на этом пути, двигая вперед. Однако его инстинкты были слепы, дорога невидима, а время истекало. Все знали, что армия демонов будет на них охотиться.

Наверное, Логан Том и оставшиеся у моста мужчины и женщины на данный момент остановили ее, развернули в сторону. Но рано или поздно она найдет путь через ущелье реки и снова пойдет за ними.

Ничего не изменится для них, пока они не доберутся до спасительного места, обещанного ему во сне. Ничего не изменится, пока он не найдет Короля Серебряной Реки.

Он ощутил ее присутствие рядом с собой, и маленькая ручка протянулась, чтобы взять его руку. Свечка, с копной рыжих растрепанных волос, в растрепанной и пыльной одежде, с напряженным лицом, смотрела на него своими голубыми глазами.

— Можно я пойду с тобой? — спросила она.

— Конечно, ты можешь идти со мной, малютка, — сказал он ей.

Он успокаивающе пожал ее маленькую руку и уменьшил свой шаг, чтобы она могла спокойно идти рядом с ним. Какое–то время они шли, не разговаривая, и Ястреб неожиданно почувствовал себя комфортно от теплого прикосновения ее маленькой руки.

Впереди клубящаяся пыль заволокла горизонт, а ветер набирал силу.

— Расскажи мне историю, Ястреб? — вдруг спросила Свечка.

Он взглянул на нее:

— Какую историю?

— Историю о Короле Серебряной Реки. Ты видел его, правда?

— Да, но совсем немного. И я не знаю никаких историй про него.

— Расскажи мне, как он выглядит.

Ястреб немного подумал над этим.

— Он очень старый. Старик с белыми волосами и бородой. Но у него приятный голос.

— Какого цвета его глаза?

— Голубые, кажется. Он может появляться и исчезать просто так. — Он щелкнул пальцами. — Однажды он сделал это при мне. Это было так быстро. Сначала он здесь, а потом его нет, а затем чуть позже он снова вернулся.

— Это была магия?

— Наверное, да.

Она ничего не сказала, опустив глаза на землю, пока шла, раздумывая. Он не мешал ей. Он понимал, что она переживала трудный период, от утраты своей способности обнаруживать потенциальную опасность она чувствовала себя ослабленной и, возможно, даже бесполезной для семьи. Ее талант так долго был ее визитной карточкой, что для него было трудно думать о ней как–то иначе, даже понимая, что теперь она другая. Он мог только представить, как это повлияло на нее.

— А сады красивые, Ястреб? — наконец спросила она.

— Таких прекрасных садов я никогда не видел.

— Можешь рассказать мне о них тоже?

Он так и сделал, потратив время на описание всех клумб, кустов и лоз, расцветок и видов цветов, и как они образовывали структуры и формы своей пышной зеленью. Он рассказал о небесах и просторах земли. Он обрисовал картины фонтанов и бассейнов, разбросанных по всей местности. Он рассказал ей, как далеко простирались эти сады, им не было предела, как будто они были бесконечны. Он шел и шел, и не видел им конца.

Она улыбалась, когда он рассказывал, жмурясь от яркого солнца и порывов ветра.

— Я бы хотела их увидеть, — сказала она.

— Увидишь, — ответил он.

Она покачала головой, как будто не была в этом уверена.

— Я бы хотела сделать что–нибудь, чтобы помочь тебе. Я просто еще один ребенок, как все эти дети из компаунда. Я ничего больше не могу сделать.

— Это неправда. Ты каждый день помогаешь Сове. Она надеется на тебя. Так она говорила мне.

— Речка и Воробышек лучше меня могут ей помочь.

Он сделал глубокий вдох.

— Слушай, Свечка. Я хочу, чтобы ты перестала думать о том, чего ты не можешь сделать. Я знаю, что ты сожалеешь об этом. Мы все так делаем. Но все меняется. Люди меняются. Я тоже уже не тот. Сначала, я волновался все время на этот счет. Но я научился это прекращать. Ты должна сделать так же. Кроме того, думаю, тебе нужно какое–то время, прежде чем ты решишь, что ты изменилась навсегда.

— А что если у нас нет времени? Посмотри, что случилось с нами всего за несколько недель. — Ее взгляд был твердым, лицо спокойным. Она выглядела такой взрослой. — Если происходит что–то, о чем я должна была знать, это будет моей виной.

— Ничего по твоей вине не происходит, — сказал он, пожимая ее руку, чтобы подчеркнуть это.

— В том, что случилось с Мелком, была моя вина.

Он почувствовал, как ответ сдавил его горло:

— Нет, это не так. Не больше, чем в случае с Белкой и Мышкой. Даже если ты могла предчувствовать события так, как ты привыкла, ты не смогла бы ничего сделать. Никто из нас не смог бы. Мы все присматриваем друг за другом так, как можем. Но иногда даже этого недостаточно. Ты это знаешь.

Она кивнула, но не выглядела, как будто поверила этому.