Что-то происходило на этой невозмутимой планете равнодушия и цинизма, но она чувствовала, и не могла понять что именно. Дети тоже ощущали это через свой детский хрупкий сон, постоянно просыпаясь, ревя, уходя в крик, ввергая мать в бессильную истерику. На глазах поблёскивали слёзы отчаяния, когда дети, наконец-то, смогли справиться со своим общим кошмаром, и крепко уснуть. Но, при всём желании, Падме не могла заставить себя сделать то же самое. Новые, незнакомые смешанные ощущения внутри путали мысли, не позволяя ни заснуть, ни сосредоточиться, оставалось только сесть и ждать мужа, тихо надеяться, что он всё же вернётся сегодня домой. Энакин ушёл вместе с Императором, написав лишь, чтобы не ждала его.

Не ждала…

Опять Палпатин…

Снова его неподражаемая игра в ситхов, в политику… в жизнь. Точнее игра жизнями других людей. Да, пожалуй, это его любимая игра, а сейчас главной игрушкой, скорей всего, является её любимый, а на кону – её дети…

Снова.

Опять всё по кругу.

Её взгляд бесцельно блуждал по заново декорированной веранде, иногда останавливаясь на некоторых предметах, в надежде, что усталость всё же возьмёт своё. Но мысли постоянно возвращались к мужу и к желанию позвонить, а неугомонный разум утверждал, что он с Императором, и этот звонок ничего не даст, и что в простом ожидании есть больший смысл, чем в дополнительном беспокойстве.

«Это Корусант. Скоро привыкнешь, — пообещала она себе, — привыкнешь к постоянному чувству подавленности и наблюдения, привыкнешь спать на веранде в беспокойном ожидании мужа и к циничному равнодушию города тоже привыкнешь».

С тихим шипением чёрный флаер сел на посадочную площадку, пилот тенью вылез из него и размеренным шагом прошёл по веранде в комнаты. Падме проводила взглядом гостя, пытаясь понять, не приснилось ли ей это. Окончательно придя в себя, она пошла следом, боясь даже представить, что случилось на этот раз.

В ванной шумела вода.

«Энакин дома», — от этой мысли стало легче, подготовив мужу домашнюю одежду, она планировала уже лечь спать, когда в ванной что-то громко сломалось. Или сломали.

Глубоко вздохнув, она аккуратно, заглянула в комнату, увидев отражение вытирающегося мужчины, так же тихо вышла. Всё же надо дождаться, вдруг поранился и опять не заметил. Она не успела дойти до тумбы с аптечкой, когда вышел Скайуокер, белый как призрак, такой же бесшумный, с абсолютно отсутствующим выражением лица, без какого-либо понимания в глазах.

— Что случилось? — устало произнесла она.

Энакин не ответил, только поправил цепочку с кулоном на шее и резко замер, посмотрев на руку, в которой остался подаренный ей камень. Он пару секунд смотрела на раскрытую ладонь.

— Энакин?

— Она порвалась, — растерянным тоном, произнёс он, так, как будто только что понял, что он не один, — она порвалась, — повторил он, смотря на жену так, словно только что рухнула вся вселенная.

Непонимание, отчаянье, смятение… просто шок, отражающийся в глазах Скайуокера, заставили её метнуться из комнаты в свою гардеробную, открывая все ящички с украшениями в поисках подходящей замены. Варварски сдёрнув изящную подвеску с тонкой и простой цепочки, Падме вернулась в комнату, где Энакин всё продолжал смотреть на свою ладонь.

— Не беда, — Падме взяла камень, который в темноте ночи казался абсолютно чёрным. Злосчастная цепочка выглядела так, будто ей пару столетий, и она порвалась от износа материала. Падме замерла на пару секунд, решив, что сейчас не время, заменила на новую, — вот и всё, камень же цел, — ей пришлось встать на цыпочки, чтобы застегнуть на его шее подарок. Но Энакин продолжал стоять, не замечая ничего, его трясло, а дыхание было неровным и глубоким.

— Энакин? Что случилось?

Её и саму опять передернуло, его взгляд и состояние напоминало то, что с ним было после смерти матери, но тогда он хотя бы рассказал, что случилось.

«Ну, где ты нашёл племя тускенов на Корусанте?» — чуть не вырвалось у неё. Он сжал челюсть и закрыл глаза, стараясь прийти в себя. Падме обняла его, желая поддержать.

— Зачем ты всё это терпишь? — шептала она, не в силах сдерживать слёзы, — зачем позволяешь ему делать такое с собой? Зачем?

— Мне нужно больше могущества, — как холодной водой окатил её спокойный ответ Лорда Вейдера, — только он может мне его дать.

Опешив от его слов, Падме отошла, внимательно рассматривая своего супруга, давя в себе истерику и катившие по щекам слёзы.

— Зачем? — срывающимся голосом повторила она.

Скайуокер резко развернулся, желая уйти, и это было последней каплей для её терпения, понимания и прощения.

— Зачем?! — она схватила его за руку, чтобы остановить, — зачем тебе столько могущества? Энакин! Ради чего ты позволяешь так себя ломать?! — она уже кричала, не в силах справиться со своими эмоциями, — ответь мне! Мы же можем прямо сейчас собраться и улететь отсюда! Улететь на дальние рубежи, купить дом и жить спокойно! Без всего этого! Ты сможешь защитить меня и детей! Зачем ты всё это терпишь?

— Ты не понимаешь! — сорвался Энакин, разворачиваясь, демонстрируя жёлтые радужки глаз, волна ярости прошла по комнате и в эту же секунду ваза, стоявшая в углу, взорвалась. Падме вскрикнула от боли, когда осколки вонзились ей в руку и ногу. Она рефлекторно схватилась за место пореза, а ставшие вдруг мягкими ноги подкосились.

Пара долгих секунд понадобились Энакину, чтобы понять что произошло, прежде чем он подхватил раненую на руки и отнёс в гостиную, вызывая Лялю туда.

— Прости, — шептал растерянный ситх, резко пришедший в себя, — Ангел, я… не хотел…. даже не знаю, как так получилось…

Он даже не заметил осколок, который вошёл в его механическую руку. Боль мгновенно отрезвила Падме, и она с разочарованием смотрела на растерянность и извинения мужа.

«А на моём месте могла быть Лея, или Люк», — от этой мысли похолодело внутри, а губы неслышно повторили вопрос.

— Этого не повторится, — твёрдо заявил Скайуокер, когда универсальный дроид-няня вытащила осколки и наложила бакто-пластырь, — я тебе обещаю. Это был первый и последний раз.

Падме посмотрела в его уверенные извиняющиеся глаза, и не стала отвечать или комментировать случившееся. Больше не было смысла спрашивать – им обоим нужен хороший сон.

— Пошли спать, — только и сказала она, вставая и направляясь в спальню.

Хмурое утро началось относительно поздно, усталость общим туманом заволокла квартиру. Даже всегда весёлый Люк тихо сидел в своём стульчике, без интереса повторяя за мамой, ел свою кашу. Общую тишину нарушала Лея, которая сегодня отличалась активностью, только какой-то нервной, старалась погреметь чашкой и ложкой, опрокинуть стакан или дотянуться до предметов на родительском столе, умудрившись запачкать и себя, и свой комбинезон. Девочка упорно не реагировала на замечания матери и продолжала греметь посудой.

— Так, — не выдержал отец, и пододвинул дочь ближе к себе, — у нас сейчас завтрак, — Энакин убрал с подноса дочери все предметы и забрал ложку из рук, — и тут мы едим, — он сложил руки на подносе, смотря дочери в глаза, — там мы играем, — взглядом и пальцем показал на комнату, — так что у тебя два варианта: либо ты ешь, либо ты ходишь голодной до обеда, — девочка обиженно поджала губки, намереваясь заплакать, но твёрдый взгляд отца означал, что её просто выведут из за стола, затем малышка кокетливо опустила глазки, — так что?

— Ам! — выбрал ребёнок, тянясь за своей ложкой.

— Ам? Едим? — уточнил Скайуокер, не спуская глаз с дочери.

— Ам! — повторила Лея, с таким же уверенным выражением на маленьком личике.

— Ну, хорошо, — отец вернул на её столик завтрак и вернулся к своим хмурым размышлениям.

Рабочий кабинет в Сенате ждал Падме как обычно с заваленным столом, с толпой представителей в зале ожидания и крепким кафа на столе.