Мики вертела ее в руках. Не было ни ярлыка, ни какой-либо записки с объяснением. Всего лишь видеокассета.

Озадаченная Мики понесла кассету вместе с фужером в свой кабинет, где на шкафу из орехового дерева стояли телевизор и видеомагнитофон. «Бьюсь об заклад, ты не смотрела ни один из моих фильмов, — говорил Джонатан в “Морской уточке”. Неужели это фильм? Последний фильм из серии «Захватчиков». Копия той серии, которую этим летом покажут в кинотеатрах? Если так, то это действительно ценный подарок, ибо до сих пор все знаменитые фильмы Джонатана сперва появлялись на пиратских видеокассетах, и, видно, так будет продолжаться еще долго.

Мики снова наполнила фужер, положила в него кусочек льда, устроилась на удобном диване кабинета, приглушила свет и взяла пульт дистанционного управления.

Она нажала кнопку — в видеомагнитофоне раздалась серия щелчков, затем он зажужжал. Мики смотрела на снежно-белый экран: с минуту на нем царила серая пустота, и вдруг он взорвался жизнью и светом.

На фоне белых простыней из тела матери вместе с потоком крови появился ребенок.

Мики ничего не понимала.

Кинокамера отодвинулась назад, и показалась палата неотложной помощи — команда медперсонала реанимировала потерявшую сознание мать, на ней совсем не было одежды. Затем пытались вдохнуть жизнь в младенца, кругом мелькали люди в белых халатах, молодой полицейский в обмороке рухнул на пол. Все происходило при неестественной тишине. Ни звука, возвещающего о начале потрясающего и ужасного пробуждения жизни. И вдруг взрыв шума — какофония голосов, сирен, топот бегущих ног. Сначала все было нечетко и трудноразличимо, затем все постепенно прояснялось, становилось четче; здесь властный голос отдавал команды, там громко захлопнулась дверь. Наконец все успокоилось, зарождавшийся хаос улегся. Это совсем не походило на большой взрыв в первой серии «Захватчиков», потрясших всех. Затем усталый голос сказал: «Они оба будут жить».

Затем на экране вспыхнуло название: МЕДИЦИНСКИЙ ЦЕНТР.

Мики сидела, как в трансе. Вот она где — дорогая, знакомая больница Святой Екатерины! Лица, которые почти стерлись из памяти, снова четко предстали перед ней и ожили: доктор Манделл вел по коридору группу растерянных студентов, участвовавших в программе «Студент в роли врача»; команда психиатров укрощала и скручивала буйного пациента; малыш плакал; девушки, добровольно выполняющие функции медсестер, нюхали букет цветов; доктор Римс, возглавлявший кардиологическое отделение, прикуривал следующую сигарету от окурка предыдущей; группа ординаторов играла в мяч на траве; а вот длинный коридор, в котором стоит каталка с телом, накрытым простыней. Больница Святой Екатерины сама поведала свою историю от рождения до смерти, фильм не сопровождался рассказом или титрами, его снимал один человек вместе со своим ассистентом. Фильм получил три премии «Эмми».

Глаза Мики застлал туман. Вот Рут в зеленом халате акушерки сердито смотрит в кинокамеру. Более стройная Рут, которая двигается энергичнее, резче, чем сейчас, и всегда куда-то торопится. А вот Сондра, красивая, экзотическая, часто оглядывается через плечо. А вот и она сама, Мики, юная, с четкой походкой, готовая что-то доказать миру.

В следующий момент Мики увидела себя с напряженным лицом бегущей по коридору за каталкой в развевающемся белом халате. А вот под странным углом снята медсестра на постели больного: она сидит верхом на умирающем мужчине, ее белый халат задрался на полных бедрах и обнажил то место, где кончались нейлоновые чулки. Затем мелькнула Мики — с угрюмым выражением лица передала длинную иглу.

«Никакого сценария, никакого сюжета, никаких актеров!», — говорил Джонатан четырнадцать лет назад. Это не актриса, это Мики Лонг, настоящая Мики Лонг, студентка четвертого курса, молодая, непреклонная, решительно добивающаяся своего, неустрашимая защитница страждущих. Мики стало неловко от того, что она выглядела такой решительной.

Увиденное дало выход потоку других воспоминаний: двенадцатилетняя Мики устало заходит в кабинет очередного врача и хочет бежать, когда тот касается ее лица. Мики чуть не рыдает, ибо ей надо успеть в дамскую уборную, чтобы замаскировать свое лицо, а она и так уже опаздывает в лабораторию Морено. Мики берет штурмом «Викторию Великую», спорит с Греггом и вступает в борьбу с Мейсоном. Мики восстанавливает искалеченное лицо молодого Джейсона Батлера. Мики берется за любую трудную работу, и ей ничто не страшно.

В одном миге она увидела всю свою жизнь — решимость, боевой дух — и подумала: «С каких это пор я перестала рисковать?»

Она быстро стерла со щеки слезу. Джонатан действительно преподнес ей великолепный подарок. Он вернул прежнюю Мики. И шанс снова стать ею.

Когда фильм закончился, Мики включила свет и поднялась с дивана. Она обернулась и увидела стоявшую в дверях Сондру, янтарные глаза подруги были неподвижны и широко раскрыты.

— Мне показалось, что я что-то услышала, — сказала она.

— Сколько ты видела?

— Достаточно.

Мики улыбнулась:

— Присаживайся. Я прокручу все еще раз. Затем позвоню Сэму Пенроду. Боюсь, он уже потерял одну пациентку.

В ответ Сондра тоже улыбнулась ей.

Дорогая доктор Рут, меня беспокоили сильные головные боли, и я обратилась к своему врачу, который направил меня к другому врачу. Тот распорядился, чтобы в больнице мне сканировали голову. Снимки показали, что у меня «смещение шишковидной железы». Что это означает и можно ли мне обойтись без хирургического вмешательства? Сиэтл.

Рут отложила письмо и взяла другое.

Дорогая доктор Рут, я в браке уже шесть лет и отчаянно хочу родить, однако мой муж бесплоден. Мы подали заявление на усыновление, но ответа ждать придется не меньше четырех лет. Наш врач рассказывал, что можно осуществить искусственное оплодотворение из донорского банка, но, когда мы обратились за советом к нашему священнику, он ответил, что в глазах церкви искусственное оплодотворение равно прелюбодеянию. Что нам делать? Порт-Таунсенд.

Рут отложила и это письмо, затем сердито взглянула на большую кучу конвертов, лежащих на столе. Письма поутру принесли из редакции газеты, после чего прежняя куча стала в два раза больше, а завтра увеличится в три раза. Лорна Смит будет недовольна.

Рут пыталась изо всех сил удержать колонку на плаву, сделать ее свежей, оптимистичной и интересной. Но теперь она казалась скучной. Рут сердито взирала на кучу почты, словно та была насекомым, заползшим меж половиц.

Оттолкнувшись от стола, доктор Шапиро встала и подошла к окну. Сентябрь. Начинался сезон, когда смертность возрастала. Как несправедливо! Почему нельзя сбросить прежнюю кожу и каждую весну рождаться заново? Разве мы менее значимы, чем деревья и змеи?

В это утро она ненавидела себя. Собственно, она ненавидела себя уже несколько дней, последние сто дней, поскольку не могла остановить поток мыслей, не могла найти средства от горечи, отравлявшей ей кровь.

Пять, четыре, три, два года назад писать эту колонку было интересно. Даже год назад ей все еще нравилось заниматься этим, она раздавала свою медицинскую мудрость, словно пилюли, зная, что люди надеются узнать, как им быстро выздороветь. Но кто найдет средство, от которого выздоровеет она?

Рут взглянула на часы. Ей уже пора собираться и ехать в Сиэтл. Доктор Маргарет Каммингс, ее психотерапевт, спросила, сможет ли Рут приехать сегодня днем, а не вечером. Рут внесла необходимые изменения в свой график: некоторым делам приходилось срочно находить время.

Помогла ли ей Маргарет Каммингс? Рут не была в этом уверена. С февраля, уже семь месяцев, она посещала ее раз в неделю. Можно было ожидать, что к этому времени что-то должно произойти. Рут знала, она не может жить без сеансов психотерапии. Маргарет вела себя спокойно, принимала Рут такой, какой она была, и не критиковала ее. Рут могла расхаживать по ковру, выкурить пачку сигарет и рассказать обо всех неприятностях, какие была в состоянии вспомнить. Может, скоро наступит поворот, и Рут вылечится?