Они оба знали, что прошли долгий, извилистый путь, чтобы в его конце обрести друг друга.

Рут была взбешена.

Словно убивая муху, она хлопнула по газете:

— Только послушай, Арни! «Рожать дома — это издевательство над детьми». — Она опустила газету на захламленный стол и уставилась на мужа сверкающими глазами. — Издевательство над детьми! Какая чушь!

Арни не поднял головы, он был занят кормлением десятимесячной Сары. Если он остановится, малышка поднимет шум.

— Рути, из-за чего разгорелся весь сыр-бор? — спросил он, зачерпнул из миски теплую густую овсянку и поднес крохотную ложечку к ротику ребенка, похожему на бутон. — С чего все это началось?

— С того сумасшедшего процесса в Калифорнии. Помнишь, акушерку обвинили в убийстве после того, как родившийся дома ребенок умер. Умеют же газеты врать! — Рут снова хлопнула по газете так, что загремели лежавшие под ней тарелка и столовое серебро. — Ведь доказано, что ребенок умер бы, даже если бы родился в самых идеальных условиях! Но им этого мало, они вцепились в это дело, словно стая голодных собак в кость. И вся беда в том, что они убедят читателей в своей правоте.

— Мамочка!

Рут оторвалась от «Писем к редактору», и сердитое выражение тут же сошло с ее лица.

— Что случилось, детка?

Пятилетняя Рейчел — «Мне пять лет и два месяца», — говорила она всем — стояла в дверях кухни.

— Вот в этом я сегодня пойду в школу, — сказала она голосом, каким говорят взрослые.

Рут улыбнулась. Рейчел как раз начала ходить в подготовительный класс и относилась к себе очень серьезно.

— Но, дорогая, ты надела его наоборот.

Рейчел удалось втиснуть свое пухлое тельце в одно из новых школьных платьев, не расстегивая пуговиц. Мелкие сборки, которые Рут пришила на груди, теперь скрывала волна черных волос.

— Но мамочка, — сказала она, подбоченясь, как это делала мисс Солсбери, — как раз так я и хочу его носить. Понимаешь, если носить так, то, придя сегодня домой, я смогу… хм… сама раздеться, а вам с Бет не надо будет помогать мне… хм… потому что пуговицы можно достать рукой.

Рут не смогла удержаться от смеха.

— Пойди наверх и попроси Бет, чтобы она одела тебя как следует.

Рейчел вздохнула, показывая, как она страдает, и ответила:

— Что ж, очень хорошо, — вышла, напустив на себя важный вид.

Арни и Рут рассмеялись. Он взял Сару с высокого стула и опустил ее на тряпичный ковер, лежавший под столом. Арни посмотрел в окно над кухонной раковиной и сказал:

— Рути, похоже, будет дождь. Обязательно хорошо оденься.

Он начал убирать со стола тарелки, на которых засохли яйца. Рут наклонилась и положила руку на мягкие волосы Сары. У Рут не было любимчиков, она находила в каждой из четырех дочек какое-нибудь уникальное и внушающее любовь качество и дорожила каждым ребенком: Рейчел была смела и напориста, Наоми — сообразительна, ее сестра-близнец Мириам — любознательна, а маленькая Сара проявляла качества мыслителя. В отличие от остальных, любивших шумные детские игры, десятимесячная девочка имела обыкновение подолгу сидеть в задумчивости, ее бездонные глаза на детском лице казались гораздо старше.

«А каким будет этот ребенок? — спрашивала себя Рут, выпрямляясь и кладя руку на свой живот. — Кем ты будешь — художницей, политиком, модельером? А может быть, — подумала она, смотря в спину Арни, стоявшего у раковины и мывшего посуду, — на этот раз на свет появится мальчик».

Грохот над головой заставил ее взглянуть на ребристый потолок, но она не проявила признаков тревоги. Все в ее семье привыкли к шуму. За пять лет в этих стенах забыли, что такое тишина.

Рут любила свой дом. Еще в 1972 году, на пятом месяце стажировки, когда она носила Рейчел в своем большом, как арбуз, животе, Арни все время твердил, что они не могут себе позволить такой дом. Но Рут уже все решила и, как всегда, добилась своего. Нет, Арни не возражал. С одной стороны, он любил уступать Рут, с другой — ему не меньше жены нравился этот викторианский сельский особняк на южном берегу острова Бейнбридж.

Вскоре они наполнили девять комнат дома теплом, любовью и ртами, которые просили есть. Сразу после рождения Рейчел Рут забеременела еще раз и родила двойню. И лабрадор Бренди ощенилась в то же время. За последующие пять лет у двери на задний двор по собственному графику один за другим появлялись на свет котята и поднимали писк, означавший, что они влились в большую семью. Австралийский попугай, маленькая белая птичка, любившая сидеть на чьем-нибудь плече и прихватывать клювом мочку уха, появилась дома вместе с аквариумом с гуппи. На свой пятый день рождения Рейчел получила в подарок хомяка, а Рут, как-то раз в субботу разгуливая по магазинам, особо не раздумывая, купила вислоухих кроликов. Бет, пятнадцатилетняя девушка-подросток, сбежавшая из дома, которая сейчас наверху помогала Рейчел одеваться, приехала сюда на машине вместе с Рут. Арни подумал, что рано или поздно все бездомные и беспризорные на острове Бейнбридж находят путь к жилищу Ротов.

Он поднял голову и нахмурился, увидев грозовое небо. Вчера оно было ярко-синим, стоял ясный день, однако за ночь чья-то гигантская рука словно опрокинула оловянную чашу над Олимпийским полуостровом. Арни потряс головой. Что нашел он, парень из Долины Сан-Фернандо, в этом холодном влажном месте?

В позапрошлом месяце они решили достойно завершить лето и взять отпуск после того, как Рут закончит ординатуру. И в День труда они на неделю отправились в горный лагерь, где дождь лил все время.

Арни отставил посуду — Бет займется ею позднее, — вытер руки и, опуская рукава, взглянул на Рут.

Боже, как она красива! Казалось, она хорошеет, если такое возможно, с рождением каждого ребенка. Рут представляла живописную картину — она сидела за столом, облитая мягким светом от кирпичного камина, находившегося позади нее, задумчиво наклонив голову и напоминая ему маленькую Сару, которая присела у ног матери. «Рут прибавила несколько фунтов, но это ей необыкновенно идет, — думал Арни. — Она округлилась, стала нежной и сексуальной».

У них нечасто выдавался такой свободный день. Почти всегда приходилось одеваться второпях и выходить из дома. Часто звонил телефон — больная нуждается в помощи. Теперь, когда у Руг появилась частная практика, Арни надеялся, что такие спокойные моменты станут постоянными гостями в их доме.

Позади Арни послышался зловещий и привычный звук, вынудивший его сердито посмотреть в сторону раковины. Снова протекали краны. Он пытался вспомнить, оплатили ли они последний счет за то, что водопроводчику пришлось наверху разбирать ванну, после того как Рейчел засунула мочалку в водосток. Он покачал головой. Как это так: чем больше денег он зарабатывает, тем больше их не хватает?

Теперь еще что-то закапало. Начался ноябрьский дождь. Он уставился на окно, будто мысленно ругая погоду, но его раздражение улетучилось при виде джунглей на переднем плане. На подоконнике кухни подавал признаки зеленой жизни миниатюрный садик: каждый сломанный стебель, обрезок, семечко и косточка попадали в одну из банок, где и находили приют, давая новые побеги, корни кудрявые усы. Сад расширился на четыре стакана, наполненные водой, — в них Рут питала косточки авокадо, пронзенные зубочистками. К каждому стакану был прикреплен ярлык с именем ребенка, и Рут по утрам поднимала каждую девочку, чтобы те проверили рост своего посева. Даже малышка Сара, еще ничего не понимавшая, удостоилась подобной чести.

Арни сообразил, что уже долго возится с правой манжетой рубашки. Подняв руку, он увидел, что пуговица оторвалась и на ее месте повисла нитка. Он нахмурился. Арни потерял эту пуговицу еще на прошлой неделе. А теперь он не мог подняться наверх и сменить рубашку, ибо эта была последней. Куча нестираной одежды снова выросла до самого потолка.

— Сара, деточка, нельзя совать карандаш в нос.