Затем она подняла голову и увидела, что он стоит в дверях. Ее отец. На мгновение их взгляды встретились, и за эти доли секунды ее осенило. Она тут же перестала плакать. Рут поднялась на ноги, заверила присутствующих, что с ней все в порядке, и вернулась к раковине домывать посуду. Но она никогда не забудет стоявшего в дверях отца и выражение его лица. Оно спрашивало: «Что случилось, Рути? Ты справишься?»

С того мгновения Рут чувствовала, что в ней прорастают новые семена, зловещие семена: отвращение к самой себе, боль от предательства, ненависть к телу, предавшему ее, словно Иуда. Она была сильна духом, но ее тело оказалось ненадежным. И не ее вина в том, что много лет назад ей не удалось прибежать к финишу первой — она ведь хотела этого. Разве это ничего не значит? Только не в глазах Майка Шапиро. Для него важен только результат, награды и достижения. Желанием делать добро медали не завоюешь.

После этого откровения, нового недовольства своим телом, она остро осознала, что другие женщины переживают то же чувство. Рут обнаружила его у многих своих пациенток: депрессия после выкидыша, рак груди, потеря ребенка, умершего по непонятным причинам, — все это приводит к злокачественному горю, которое направлено внутрь и плетет паутину вины, смятения и страха.

Рут зря времени не теряла. Две недели назад она создала свою группу. Она пригласила пациенток к себе в кабинет поговорить в непринужденной обстановке об их физических проблемах, душевных муках, чтобы можно было серьезно заняться своими телами. Рут видела, что Джоан Фримен поддалась неприятному чувству ненависти к собственному телу, которое предало ее. Точно так же Хейди Смит считала, что невозможно жить с одной грудью, Шарон Ласник — справиться с тремя выкидышами, а Бетси Чоудер — смириться с удалением матки. Они встречались раз в неделю и разговаривали допоздна. «Я больше не желанна для своего мужа». «Я бесполезна, потому что я не могу родить ребенка». «Муж больше не захочет заниматься любовью со мной». Рут взяла на себя роль советчицы. Она не только удаляла матки, она также убеждала в том, что чувствовать себя обманутой естественно. В прошлый раз в группе было пять человек, сегодня вечером их будет двенадцать.

— Джоан, — сказала она, провожая молодую женщину к выходу, — почему бы вам не прийти сюда вечером, в семь часов? У нас есть группа, которая собирается, чтобы поговорить о своих проблемах…

Вернувшись к столу, Рут по селекторной связи услышала голос секретарши из приемной:

— Доктор Шапиро? Пришел ваш муж.

Арни? Здесь?

— Попросите его подождать. Я выйду через минуту. Андреа, кто у нас остался?

— Миссис Гласс. Больше никого нет.

— Андреа, проведите ее в смотровой кабинет, пожалуйста. И попросите Кэрол забрать анализ мочи.

Рут взглянула на часы. Через час у нее встреча с доктором Фарнсуорт. Она не знала, что Арни собирается пойти вместе с ней.

Арни взглянул на часы. Она снова опаздывает. Что ж, Рут предупредила его еще до брака: акушеры не могут жить по часам.

Все же он задумался, пытаясь устроиться в кресле, предназначенном для более округлых форм. Он думал, что все осталось позади — долгие часы и ночные вызовы. Он мирился с этим во время ординатуры Рут, ибо знал что в конце туннеля брезжит свет: ее частная практика, нормированный рабочий день и, наконец, нормальная семейная жизнь. Только из этого ничего не получалось. В действительности Рут не только не успокоилась и не планировала время для пациентов и семьи, а явно старалась заполнить его новыми проектами.

Как эта группа, которая собирается каждую пятницу. Она и так вечерами мало бывала дома. Почему Рут должна взваливать на себя новые обязанности?

— Арни? — сказала Рут, входя в приемную. — Я не ожидала, что ты придешь.

Он вскочил на ноги:

— Я решил, что мне следует быть с тобой, когда Мэри Фарнсуорт сообщит результаты.

Рут взяла его руку, сжала ее и улыбнулась:

— Я рада.

А Арни подумал: «Все дело в этом ребенке. Тревога о нем и заставляет Рут заполнять все свое время. Когда все это закончится…»

Когда они пошли к двери, Рут сказала:

— Знаешь что? Она скажет нам, мальчик это или девочка. За пять месяцев до рождения! — Рут снова сжала его руку. — Надеюсь, это будет мальчик.

Джейсон Батлер знал, что он мертв. Он знал это потому, что слышал, как кто-то сказал так. Но если он мертв, то почему все еще чувствует боль? И почему эта красивая блондинка тщательно обследует его, будто он все еще жив?

Когда Джейсон начал терять сознание, он знал ответ: «Я не мертв. Я умираю». Его окутал мрак, и, погружаясь во тьму, он понял, что все это случилось во время серфинга…

— Доктор, пульс не прощупывается!

Все тут же принялись за работу, чтобы реанимировать молодого человека, лежавшего на носилках. Пока готовили дефибрилляторы, Мики массировала его грудь.

— Отойдите, — сказала Мики, и тело на носилках дернулось. Все взглянули на монитор. — Еще раз! — скомандовала Мики, и на этот раз получилось.

В коридоре отделения неотложной помощи в «Виктории Великой» двое подростков стояли и дрожали, обмотавшись полотенцами, пока команда врачей внутри пыталась спасти их друга. Их длинные волосы висели словно сосульки, а мешковатые шорты для серфинга прилипли к телам. Подростки дрожали не от холода, а от страха. Они опасались, что вовремя не успели вытащить своего друга из воды.

Это был странный случай. Восемнадцатилетний Джейсон Батлер, опытный спортсмен, и его друзья состязались в Макахе с волнами высотой в сорок футов. Никто не мог сказать, что точно произошло: в первую минуту Джейсон стоял на доске и преодолевал волну с обычной для него уверенностью и мастерством, а в следующую он оказался под водой. Его стало уносить в море. К тому времени, когда друзья добрались до него, Джейсон был тяжело ранен доской, вращавшейся в воде. Когда оба друга вытащили Джейсона и увидели, что произошло с его лицом, им показалось, будто они спасают труп.

Но теперь команда врачей из отделения неотложной помощи трудилась над ним, и Джейсон Батлер подавал признаки жизни, впрочем, висевшей на волоске.

Когда спустя четыре часа Мики вышла из хирургического отделения, Джейсона повезли в блок интенсивной терапии. Три хирурга работали над ним, и одним из них была Мики. За это время им удалось лишь стабилизировать состояние пострадавшего. Пока Мики подгоняла раздробленные кости его лица и зашивала многочисленные рваные раны, два хирурга-ортопеда ампутировали правую ногу Джейсона выше колена. Он все еще был без сознания и подошел к критической черте, но основные показатели состояния организма стабилизировались и сильное кровотечение удалось остановить.

Мики сообщили, что кто-то из родителей Джейсона ждет в комнате для посетителей. Там она застала мужчину, сидевшего в одиночестве и смотревшего отсутствующим взглядом.

— Мистер Батлер? — Мики протянула ему руку. — Я доктор Лонг.

Он тут же встал и пожал ей руку:

— Доктор, как мой сын?

— Учитывая его состояние, можно сказать, что хорошо.

— Значит, он все еще жив.

— Да, он еще жив.

— Слава Богу, — мистер Батлер обессиленно опустился на диван.

Сев в мягкое кресло под тон дивану, Мики рассказала о состоянии Джейсона и обо всем, что было сделано в операционной.

— Мистер Батлер, у вашего сына обширное повреждение горла и челюсти. Мы в первую очередь занялись этими частями тела, чтобы обеспечить нормальное дыхание. Однако я боюсь, что опасность еще не миновала. Прежде чем провести дальнейшее обследование, надо добиться, чтобы состояние Джейсона стабилизировалось. У него трещина в черепе и, возможно, другие повреждения. Мы все еще не вполне оценили, в какой степени он пострадал.

Мики внимательно рассматривала сидевшего напротив нее мужчину. Она знала, что это Гаррисон Батлер, владелец компании «Ананасы Батлера», второго крупнейшего на Гавайских островах производителя ананасов. Оценив его профессиональным взглядом косметического хирурга, она дала ему около шестидесяти лет, но он был в хорошей физической форме и атлетически сложен. Да, очень красивый мужчина.