Когда зазвонил телефон, Мики взяла трубку, чувствуя новый прилив энергии. Предстоящими выходными она сможет распорядиться по собственному усмотрению. Мики использует это драгоценное время, чтобы вернуться в жилище, отведенное больницей для штатного медперсонала. Затем она, возможно, решится купить подержанную машину, чтобы в свободное время можно было покататься. Обследовать залив Ваймэа на другой стороне острова. Пригласить туда Тоби и его жену. Устроить пикник. Передохнуть…

— Мики, — в трубке раздался голос медсестры из отделения неотложной помощи. — Только что привезли мистера Джонсона, которого вы две недели назад выписали после операции. Это тот, которому Мейсон удалил часть желудка. Острый живот, шоковое состояние…

Мики схватила еще одно яблоко и выбежала из ординаторской.

Дерри Фаррар вышел из хижины на освещенный бодрящим январским солнцем двор и с присущим ему спокойствием обозревал хаотическую сцену. Экспедиция уже почти собралась в путь.

Вытащив из кармана пачку сигарет «Краун бэрд», он закурил одну, дважды затянулся, бросил ее на землю и втоптал подошвой ботинка. Затем он взглянул на другую хижину. Ее дверь все еще оставалась закрытой. Она еще не выходила.

Дерри вытащил еще одну сигарету и закурил, наполняя воздух вокруг себя едким голубым дымом. Он думал о Сондре Мэллоун.

Ей хотелось отправиться в это путешествие. Вчера они спорили об этом — о том, что Сондре пора начинать выезды за пределы миссии. Девушка становилась все настойчивее, а Дерри считал, что она еще не готова к этому. Это была одна из многочисленных стычек, которые происходили между ними в течение четырех месяцев с того дня, как она приехала сюда. В тот день свихнулся чиновник из министерства общественных работ, и у Сондры Мэллоун хватило дерзости критиковать Дерри за обращение с ним. А когда семья забрала бедолагу и через день он умер, Сондра громко сказала, что следовало что-то предпринять еще в миссии. Дерри спросил, что именно, и девчонка, понятно, ничего не смогла посоветовать.

«Проблема Сондры Мэллоун заключается в том, что она слишком усердна, — решил Дерри. — Она хочет спасти весь мир в одиночку». И хотя Дерри не мог не восхищаться ее преданностью работе и энтузиазмом, приходилось признать: ей просто не хватало практического опыта. Сондра еще не прониклась образом мыслей коренных жителей, не могла приспособиться к ним. Она упрямо цеплялась за современные научные знания, не проявляя ни малейшей гибкости, и хотела за один день заставить жителя Африки пройти многовековую эволюцию.

Одним из поводов для стычек между ними стала антисептика. Сондра игнорировала заверения Дерри, будто эти люди обладают врожденным иммунитетом. Она так долго стерилизовала все и пыталась объяснить местным жителям необходимость соблюдать гигиену, что успевала принять одного пациента, а Дерри за такое же время — трех. Затем произошел случай, связанный с практикуемой в лечебнице диетой. Она с ужасом обнаружила, что многих пациентов кормят их же семьи, каждый день принося продукты. Сондра пыталась убедить Дерри установить какой-нибудь порядок — чтобы еда пациентов готовилась на кухне миссии с соблюдением норм гигиены и питательности, разработать «научные» меню для каждого больного. Дерри же доказывал, что научный подход в этой среде не сработает. «Коренные жители выздоравливают лучше в привычных для себя обстоятельствах, — объяснял он. — Они лучше поправляются, когда едят свою пищу, которая приготовлена привычным для них способом и преподнесена членами семьи».

Затем возникла проблема медсестер. Как заварилась вся эта каша?

Было досадно, что медсестры не помогали. Это тормозило работу. Они подвергали сомнению любое распоряжение Сондры и шли либо к Дерри, либо к Алеку, чтобы те подтвердили правильность ее действий. Часто сестры вообще не обращали на нее никакого внимания и поступали, как хотели. Дерри признавал, что сестры иногда создавали кое-какие проблемы, предпочитая делать все по-своему и в привычном для себя темпе, но они, как правило, считались с временно прибывавшими в миссию врачами. Они также оказывали помощь, объясняя отличительные черты того или иного племени, и часто выступали в качестве дипломатичных посредников, если по незнанию врач нарушал племенной обычай. Но Сондру сестры предоставляли самой себе, и в результате этого возник ряд проблем, потребовавших незамедлительного внимания Дерри.

Как при всем этом он мог отправить ее в экспедицию?

Для Дерри Сондра Мэллоун была загадкой. Почему она здесь? Любой врач, приезжавший в миссию, вооружался Библией и стетоскопом. Но только не Сондра. Он заметил, что девушка не проявляла ни капельки религиозности и никакого желания читать проповеди. Откровенно говоря, она была предана не Иисусу Христу, а самой Африке, и это не только ставило Дерри в тупик, но и вызывало его восхищение. Оба могли сцепиться, она порой серьезно испытывала его терпение, но Дерри пришлось согласиться с тем, что Сондра Мэллоун любит Африку.

Для Дерри это означало многое. Он родился в Кении и вдохнул горный, чистый воздух Найроби, а первое молоко ему дала женщина из племени кикуйю, которая сидела на веранде скотоводческого ранчо Фарраров и кормила грудью собственного малыша, держа его на одной руке, а дитя хозяина — на другой, потому что memsabu[21] была слишком слаба, чтобы самой кормить его грудью. Он делал первые шаги по покрытой красной пылью кенийской земле, экваториальное солнце подрумянило его розоватую mzungu[22]. Первые слова он произнес на смеси суахили с английским. Его первые товарищи по игре были чернокожими. Дерри тогда еще не втолковывали понятий о колониальном подходе к цвету кожи.

Во время похорон матери та самая няня из племени кикуйю держала его на своих крепких руках и утешала в горе, а отец угрюмо и безучастно стоял в стороне, как чужестранец, в белом костюме, скрывающий печаль перед цветными. Позднее, тоскуя по любви, которую не мог дать ему отец, молодой Дерри вместе с Каманте, близким другом и товарищем, тайком сбежали в Восточно-Африканскую зону разломов, где оба шли по следу льва, страдали от колючек, любовались звездами, ели вкусную говядину совсем другой Кении. Тогда Дерри понял, что его родина здесь.

Но то были короткие дни, мимолетное обретение самого себя в беззаветной любви к Африке. Однако вскоре Реджинальд Фаррар, похоже, впервые взглянув на своего мальчика, заметил, что совершает непростительную классовую ошибку, и вздумал научить того уму-разуму. Вот тогда и было решено отправить Дерри подальше от этого нездорового окружения и недостойного чернокожего общества. Накануне отъезда в Англию Дерри в последний раз вместе с Каманте отправились к Восточно-Африканской зоне разломов, чтобы просто понаблюдать за животными. Он уже потерял подростковую жажду к охоте и нашел глубокое мужское удовлетворение в признании их превосходства над собой и не мешал им идти своим путем.

Дерри возненавидел Англию, не находя себе там места. Было поздно прививать юноше чувство принадлежности Англии, отцу следовало заняться этим гораздо раньше. Героические поступки Дерри в Королевских военно-воздушных силах не совершались ради Англии, а были лишь попыткой отдельного человека покончить с этой проклятой войной, которая удерживала его от возвращения на родину, в Африку.

Когда Дерри наконец вернулся в Кению, он успел как раз на похороны отца. Молодой человек оказался в беспокойной и раздираемой войной стране, в которой не нашлось места для сына презренного белого колониалиста. В тот день октября 1953 года Дерри, которому исполнился тридцать один год, испытал потрясение, поняв, что оказался меж двух миров, не принадлежа ни к одному из них. И тогда в его душе разлился яд.

Джейн на два коротких года вытащила его из состояния неопределенности, позволила почувствовать, что у него во всей вселенной есть какое-то место. Затем она тоже покинула его, и Дерри снова погрузился в трясину…