— Он случайно запищал?

— Нет.

Джонатан на мгновение умолк… и тут разразилась буря. Он выхватил аппарат с зуммером из ее рук и закричал:

— Мики, даже одну ночь спокойно провести нельзя! Ночь, которая предназначалась только для нас! Ты поэтому не пила шампанское? Тебе надо было остаться трезвой? Мы занимались любовью, а ты все уже знала? Мы отмечали завершение съемки моего фильма, а ты все уже знала? Ты знала, что в любую минуту покинешь меня ради этой больницы!..

Мики и опомнится не успела, как рука Джонатана описала дугу в воздухе и зуммер улетел в ночь, словно крохотный НЛО. Затем он грубо схватил ее:

— Неужели ты так поглощена собой, что не можешь уделить мне один вечер? — Он тряхнул ее. — Скажи мне, о чем ты думала, когда мы занимались любовью? О хирургии? О пациенте в палате «С»? — Он сердито оттолкнул ее и отвернулся.

Мики схватила его за руку:

— Джонатан, разве ты не видишь: моя мечта не менее важна, чем твоя?! И чтобы она сбылась, требуется не меньше времени и усилий! Срочный вызов — часть моей работы, так же как любая деталь, связанная со съемкой кинофильма — часть твоей работы. Я этим не могу не заниматься. Если я откажусь от этого, я откажусь от самой себя. — Ее голос стал тише. — Ты же видишь, Джонатан, я люблю тебя. Но как ты не понимаешь — из этого ничего не получится! Мы слишком похожи, мы особые, живем в двух разных мирах, и каждый из нас полон решимости осуществить свою мечту. Мы можем остаться вместе только в одном случае — если один из нас откажется от того, что делает его тем, кто он есть. Я обязана поехать на Гавайские острова, а ты должен остаться здесь и построить свою киностудию, создавать фильмы. Я тоже не хочу, чтобы ты отказался от этого, я не хочу жить с тенью мужчины. Ты хотел бы жить с той, кто составляла лишь половину меня?

Джонатан Арчер обнял ее, спрятал лицо в ее волосах, и Мики заплакала.

Стоял ослепительно яркий апрельский день: вдруг появились лилово-алые бугенвиллии, на палисандровых деревьях вспыхнули тысячи крохотных пурпурных цветков, распустились желтые и оранжевые розы, пламенели кактусы. Все это выделялось на фоне изумрудных лужаек и белых зданий колледжа Кастильо.

На самом краю отвесной скалы стояла Мики, ее высокая стройная фигура чуть покачивалась на ветру. Тысячи миль водного пространства отделяли ее от Гавайских островов. Мысленным взором Мики почти видела их. Гостиницы, широкие песчаные пляжи, зеленые лагуны и в самом центре всего этого «Виктория Великая», куда ей так отчаянно хотелось попасть.

Как же ей оставить Джонатана?

Он звонил каждый день, умолял встретиться, но Мики страшилась этого. Раны не заживают, если их слишком часто бередить. Им лучше расстаться навсегда. Джонатан не хотел этого. Мики знала, на что он надеялся: в «Виктории Великой» отвергнут ее кандидатуру, ей придется остаться, и все само собой разрешится.

В глубине ее души затаилась та же мысль.

Мики взглянула на часы. Пора идти. Настал момент истины, и сегодня обнародуют ответы на заявления об интернатуре. Церемония состоится в Эрнандес-Холле, где декан Хоскинс торжественно вручит конверт каждому из семидесяти четырех студентов выпускного курса.

Мики сидела между Сондрой и Рут, которые не волновались столь сильно, как остальные студенты. Поскольку Рут отработала три лета в родильном отделении больницы Сиэтла, куда она подала свое заявление, ее без проблем брали в интернатуру. Сондра свои заявления отправила в больницы Аризоны и Нью-Мексико. Она не сомневалась, что ей удастся провести некоторое время с родителями, прежде чем отправиться в Африку осуществлять свою мечту.

Мики сидела как на иголках. Она знала, что три ее однокурсника тоже обратились в «Викторию Великую», и это были опасные конкуренты. Сейчас она думала о других знаменитых медицинских заведениях страны — о Гарварде, Беркли, Калифорнийском университете, выпускавших специалистов, у которых тоже вполне могло возникнуть желание попасть в «Викторию Великую». Пока раздавали конверты и вокруг звучали возгласы радости и разочарования, Мики увидела, что один из ее конкурентов оборачивается и обнимает своего соседа. У Мики упало сердце. И в то же время ей пришла в голову мысль: «Зато теперь я смогу остаться с Джонатаном».

Дрожащими руками Мики открыла свой конверт, и, когда прочитала, что там написано, испытала нечто вроде шока.

Большинство выпускников остались на вечеринку — колледж угощал их вином и сыром, но Мики, Сондра и Рут решили пойти домой. Когда они вошли, звонил телефон.

Звонил Джонатан, он был взволнован:

— Мики! Ты не угадаешь! Меня выдвинули на «Оскар»! Я только что получил телеграмму. Лучший документальный фильм! В мою честь старики сегодня устраивают торжественный ужин. Мики, я хочу, чтобы ты на нем была, чтобы ты пошла вместе со мной. Позволь мне заехать за тобой. Мики, отпразднуем вместе.

— Джонатан, меня приняли в «Викторию Великую».

Он умолк.

— Мики, я хочу чтобы ты была рядом, когда мне вручат «Оскар». Я хочу, чтобы мы поженились. Я приеду за тобой…

— Не могу Джонатан.

Он долго молчал.

— Хорошо, Мики, — наконец сказал он. — Оставляю это на твое усмотрение. Сегодня в восемь часов вечера я приду к колокольной башне колледжа. Буду ждать десять минут. Решай сама. Если хочешь выйти за меня замуж, если хочешь провести оставшуюся жизнь вместе со мной, если ты меня любишь, Мики, ты придешь.

— Я не приду, Джонатан.

— Нет, придешь. Я знаю, ты не покинешь меня. Не в такой час. В восемь у колокольни.

Мики вернулась к океану, ее тянули бесконечная полоса песка и вечно накатывающиеся на берег волны, словно в шуме можно было услышать ответ на любой вопрос. Мики сидела в обществе куликов, бегавших кругом, раскапывавших песок острыми носами. На этом изгибе пляжа терялись все следы цивилизации; позади, за монтеррейскими соснами и кустами толокнянки, стоял медицинский колледж.

Мики подтянула ноги и прижала лоб к коленям. Она столь многого добилась, но предстояло добиться еще большего. Ее жизнь наполнена противоречиями: она отказалась от того, чем больше всего дорожила, ради того, к чему больше всего стремилась; отказалась от одной мечты, чтобы ухватиться за другую.

Но она знала, каково будет ее решение. Когда Крис Новак стер пятно с ее лица, он дал ей шанс в жизни. Тогда Мики и поклялась себе вернуть этот долг. Но ее долг Крису Новаку нельзя было измерить деньгами. Это был долг сердца. Его можно было оплатить, идя по стопам замечательного хирурга, продолжая начатую им работу, и дарить несчастным надежду. Здесь было нечто большее, чем мечта Мики стать врачом: долг обязывал ее стремиться к совершенству.

Мики потеряет Джонатана. Она будет горевать по этой утрате. Она будет всегда любить его. Но Мики знала, что ей следует делать.

Наверно, это был самый скверный вечер в ее жизни. Ей пришлось буквально бороться с собой. По мере того как стрелки приближались к восьми часам, ее мучения росли.

Мики представила, что Джонатан один сидит у колокольни…

Бежать к нему. И стать один раз в жизни по-настоящему любимой.

Лететь на Гавайские острова. Ухватиться за будущее, которое предназначено для нее. И она знает это.

Восемь ударов колокола прозвучали над колледжем и океаном, волны унесли этот звон на манящие острова, покрытые белым песком. Все же Мики, затаив дыхание, сидела, уставившись на входную дверь и ожидая, что Джонатан Арчер вот-вот ворвется в комнату и заключит ее в свои объятия.

Мики смотрела и смотрела, но он не пришел.

Это была красивая церемония. Казалось, сам июньский день решил оказать честь семидесяти четырем новоиспеченным врачам, и природа исполнила свою лучшую симфонию: кругом все цвело, небо было ясным, с океана дул нежный бриз, временами с берега взлетали крачки. Было не слишком тепло и не слишком холодно. В такие дни носят платья без рукавов и ослабляют галстуки. Программа дня не требовала большого напряжения — немного серьезных вещей уживались с академическим юмором.