Вчера отец поехал в аэропорт проводить ее. Для Рут это была полная неожиданность. Она думала, что ее проводит только мама, и они поцелуются, обнимутся и распрощаются на целый год. Но отец удивил ее, приехав на машине. Рут пережила тревожное мгновение, подумав, что, возможно, наступит долгожданное примирение. Но она еще раз обманулась в своих ожиданиях. Отец помог донести дочери сумки, проводил ее к выходу на летное поле, затем задержался ровно настолько, насколько требовалось, чтобы пожать ей руку и сказать: «Руг, даю тебе время до Рождества, и тогда ты убедишься, что я был прав».

Рождество… До него оставалось каких-то четыре месяца. И тогда она увидит, как сбудется зловещее предсказание доктора Майка Шапиро. «Медицинский колледж! — воскликнул он в прошлом году. — Хочешь учиться в медицинском колледже? Рути, какая же ты мечтательница! Не рискуй и берись за то, что тебе по силам. Людей, которые хотят взлететь слишком высоко, ждет долгое падение вниз, а ты ведь знаешь, как на тебя действует неудача. Ты никогда не умела достойно проигрывать, Рути. Думаешь, медицинский колледж — пустячное дело? А впрочем, стоит ли слушать меня, ведь я “всего лишь” врач, что я в этом смыслю? Так что иди вперед и дерзай. Но имей в виду, что впереди тебя ждут нелегкие деньки».

Это было несправедливо. Отец никогда так не разговаривал ни с Джошуа, ни с Максом. Он никогда не пытался отбить у сыновей охоту делать то, что они задумали. Даже Джудит, младшую сестру Рут, он воодушевлял шагать через тернии к звездам. «Папа почему ты так плохо ко мне относишься? Почему ты меня не любишь?»

К тому времени, когда Рут снова вскочила на ноги и собирала вещи, высыпавшиеся на траву из кожаной сумочки, колокол на башне пробил перерыв на обед. Рут тихо выругалась: в кассе перерыв длится с двенадцати до часу.

Мики Лонг вышла на улицу через застекленные двери Мансанитас-Холла. Стоял благоухающий сентябрьский день. Она остановилась, огляделась и снова начала изучать карту расположения колледжа, чтобы определить место, где находилась.

Мансанитас-Холл был уже пятым зданием, в которое она заходила после того, как утром покинула амфитеатр, и до сих пор ее поиски ни к чему не привели. Территория этого колледжа не была большой, впереди осталось не так много зданий. И если росшее внутри подозрение окажется верным, Мики Лонг очень расстроится. Поэтому она пошла по выложенной каменными плитами дорожке в сторону Энсинитас-Холла — длинного низкого здания в испанском стиле, где студенты развлекались и собирались на общественные мероприятия. Мики начинала впадать в панику.

Когда мисс Лонг торопливо проходила мимо колокольни, ей пришло в голову, что это странный колледж — совсем не такой, к какому она привыкла. Где карточные столики и плакаты, призывающие людей вступить в Студенческий комитет ненасильственных действий[4] или Конгресс расового равенства? Где листовки, дворовые ораторы, агитаторы? Где Вьетнам, Черная сила[5] и свобода слова? Мики померещилось, будто она прошла сквозь портал времени и очутилась в прошлом, в сонных пятидесятых, когда студенты колледжей еще обращались к преподавателям исключительно «сэр». Кастильо был красивым колледжем — аккуратным, элегантным; здесь царило буйство красок, повсюду глаз радовали любовно ухоженные клумбы, изумрудные лужайки, дорожки из каменных плит, испанские кафельные фонтаны, белые здания в стиле асьенд, мавританские арки и крыши из красной черепицы. В старом колледже царила атмосфера давно забытых дней; богатый колледж, где все пропиталось консерватизмом.

Как раз это сейчас беспокоило Мики Лонг: в колледже было слишком спокойно. Как он непохож на тот, который она только что окончила, — колледж Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, где ребята спалили Бэнк оф Америка. Как же ей затеряться в этом сонном царстве? Где ее прикрытие, толпы, велосипедисты, парочки, страстно обнимающиеся на траве? Где гитаристы, попрошайки, семинары, проходящие под деревьями. Словом, где та среда, в которой она сможет раствориться и стать невидимкой? Увы! Когда Мики подала заявление в Кастильо, она понятия не имела, что здесь царит такое спокойствие, аккуратность и порядок. Она будет выделяться, все тут же заметят ее!

«Правильно ли я поступила, приехав сюда?»

Наконец Мики нашла то, что искала. Женскую уборную. Она устремилась к раковине, словно странник в пустыне бросается к оазису.

Первые дни в незнакомом месте для Мики всегда были сущим мучением. Пока новые товарищи не привыкали к ее внешности, ей приходилось терпеть удивленные взгляды, в которых сквозило откровенное любопытство, затем проблеск жалости и, наконец, смущение от того, что она поймала их пристальный взор, после чего все напрасно делали вид, будто ничего не заметили. Из-за этого Мики Лонг всегда ходила в чем попало, пытаясь скрыться за неброскими серыми и желтовато-коричневыми цветами, чтобы стать незаметной. Лучшим укрытием для нее были многолюдные места.

Мики приподняла с одной стороны лица прядь шелковистых светлых волос, открыла тюбик с тональным кремом и совершила обычный ритуал. Когда с этим было покончено и Мики Лонг начесала волосы на щеки, нанесла на губы тонкий слой персиковой помады. Она любила макияж и жалела, что не может носить такой, как у других девушек, — яркий и дерзкий, привлекающий внимание. Мики Лонг меньше всего хотела привлечь внимание к своему лицу.

Она вышла из Энсинитас-Холла и снова сверилась с картой колледжа. Неужели во всем колледже только одна женская уборная! Решив пожертвовать обедом за общим столом ради того, чтобы выявить все женские уборные и нанести их на карту, Мики Лонг направилась в сторону океана, где на отвесных скалах расположился Родригес-Холл.

Сондра все еще стояла в открытых дверях своей комнаты и смеялась вместе с Шоном, когда увидела студентку, идущую по коридору. На ней было платье цвета полевой мышки, к груди она прижимала, словно щит, большую соломенную сумку; кусочек лица, который выглядывал из-под ниспадавших волнами волос цвета грейпфрута, покрывал густой румянец.

— Привет, — сказала Сондра, когда девушка подошла ближе. Тут она заметила удивительную вещь — румянец покрывал лишь одну щеку незнакомки. — Меня зовут Сондра Мэллоун.

Сондра протянула руку.

— Привет, — ответила Мики, нерешительно протягивая руку, которую Сондра крепко пожала. — Я Мики Лонг.

— А это — Шон из соседней комнаты.

Шон недоуменно взглянул на Мики и, немного смутившись, отвел глаза.

Грациозным движением рук отбросив черные волосы с плеч, Сондра сказала:

— Похоже, я вселилась сюда последней. Шон был так добр, что помог мне внести сумки. Они такие тяжелые, что подозреваю, не упаковала ли я кухонную раковину, когда собирала вещи!

Мики нерешительно стояла в коридоре, часто поднося руку к щеке и проверяя, прикрыто ли ее родимое пятно. Воцарилось неловкое молчание, и в коридоре слышались лишь приглушенные голоса, доносившиеся из-за закрытых дверей.

— Думаю, нам пора готовиться к чаепитию. Правда, Мики?

Мики с облегчением кивнула и повернулась к двери своей комнаты. Как только она вошла, Шон пробормотал:

— Бедняжка! Я думал, что такие вещи в наши дни излечимы.

Шон что-то говорил о колледже и разных сплетнях о Кастильо, но Сондра его не слушала. Она думала о Мики Лонг, о том, какой странной и робкой была эта девушка, собиравшаяся стать врачом. Как тяжело ей скрывать лицо под волосами! Коснувшись тонкой рукой локтя Шона, Сондра прервала его тираду:

— Девушкам пора собираться на чаепитие, которое устраивает жена декана Хоскинса. Мне надо переодеться.

Шон бросил на нее взгляд, красноречиво говоривший, что переодеваться вовсе не надо, поскольку она и так кажется ему великолепной. Он отошел от двери и вытащил руки из карманов:

— После ужина в общей столовой устраивается вечеринка. Ты придешь?