— Kwenda! Kwenda![23]
Крики вывели Дерри из размышлений, и он увидел Каманте, старого друга мальчишеских лет, который махал другому водителю, остановившемуся, чтобы стрельнуть сигарету.
Еще в Англии Дерри с удивлением узнал, что чернокожих считают бестолковыми и ленивыми. А ведь во всем мире нет более изобретательного и работящего народа, чем кикуйю. Возможно, на них ложится ответственность за восстание мау-мау, но они дали Кении блестящего Джомо Кениату и привели его к власти, установили суверенное правление африканцев в стране и вдохнули силы в народ объединяющей национальной гордостью. Harambee! — выкрикивали они лозунг Кении: «Давайте идти вместе!»
Каманте был того же возраста, что и Дерри — обоим по пятьдесят одному году — но волосы на его черной как смоль голове не поседели. Как и Дерри, он был в отличной физической форме. Те же черные мускулистые руки, которые сейчас трудились под солнцем январского утра, когда-то вытащили униженного юного Дерри из колючего кустарника.
Каманте широкими шагами подошел к Абди, другому водителю, мусульманину с побережья, выпалил в него целую очередь слов и заставил того снова взяться за работу.
Жестами он подозвал Дерри: мол, теперь можешь проверять.
Дерри помахал ему в ответ и пошел в другой конец миссии.
В своей хижине Сондра заправляла постель. Голос Дерри за занавешенным окном остановил ее. Она начала яростно взбивать подушку. Сондра злилась. Ей уже следовало быть во дворе и готовиться к поездке в страну масаев. Но Дерри не согласился на это.
Похоже, их мнения расходились во всем. А ведь Сондра не хотела здесь все изменить, она стремилась лишь улучшить дело — вот в чем разница. Но Дерри оказался упрямым человеком и совсем не воспринимал новые идеи. «В нем слишком глубоко засел фатализм, — думала Сондра. — Он не борется и воспринимает все как неизбежное. Повинуясь архаичному мышлению, он считает, что следует мириться с тем, чего нельзя исправить».
Отвернувшись от постели, Сондра в последний раз взглянула на себя в зеркало.
Теперь она стала смуглее; спустя четыре месяца под экваториальным солнцем кожа Сондры приобрела орехово-коричневый блеск, и он отлично контрастировал с африканскими платьями, к которым она пристрастилась. Купив на местном рынке несколько кусков ткани с яркими узорами, Сондра засела за шитье. Она спрятала синие джинсы и футболки и начала одеваться в манере местных женщин, стянув узлом на голове длинные черные волосы. Впечатление было поразительным. Она смотрелась так, будто родилась здесь.
Послышавшиеся за окном новые голоса отвлекли ее от зеркала. Преподобный Сандерс спрашивал Каманте, достаточно ли у того банок с маслом, Дерри что-то выкрикивал на суахили, Алек Макдональд интересовался, сколько у них льда для вакцин полиомиелита, а Ребекка что-то кричала другой сестре. Сондре стало легче. Она радовалась, что Ребекка едет в эту экспедицию.
Ребекке, старшей медсестре из племени самбуру, было чуть больше сорока. Ее ребенком обратили в христианство, и она говорила на отличном английском. В присутствии этой женщины Сондре становилось не по себе. Если бы не сложности в отношениях с ней, возможно, каждый день для Сондры не начинался бы с ощущения, будто она плывет против непреодолимого течения. Когда же это точно началось? Скорее всего, в первый день, когда медсестры взглянули на нового врача и, к своему ужасу, увидели, что это женщина. Однако, возможно, это маленькое препятствие удалось бы преодолеть, если бы Сондра не совершила грубый промах, пытаясь подружиться с ними. «Эти медсестры четко знают свое место, — объяснил ей Алек. — И они никак не поймут, какое место должны отвести вам». Сондра узнала, что врачи и медсестры вообще не общаются, и, видимо, нарушила какое-то профессиональное правило, когда в общей комнате захотела сесть вместе с ними. А впрочем, и эти первые препятствия можно было устранить, если бы не произошел еще один неприятный инцидент.
Это случилось через две недели после ее приезда. Сондра была одна в лечебнице, склонилась над постелью пациента, выздоравливавшего после удаления аппендицита, подняла голову и заметила, что Ребекка вот-вот сделает ужасную ошибку. Сондра не могла поверить своим глазам: стерильная трубочка скатилась с постели и коснулась пыльного пола. Ребекка подняла ее и продолжала пользоваться ею. «Прекратите!» — воскликнула Сондра, привлекая внимание всех, кто находился в палате. Затем она велела Ребекке достать новую трубочку, объяснив в присутствии всех, что сестра сделала не так, а Ребекка, свирепо взглянув на нее, бросила трубочку и демонстративно вышла.
С тех пор враждебность Ребекки к ней росла, и старшая сестра склонила остальных медсестер на свою сторону. Но Сондра не давала себя запугать. Она так или иначе сломит их сопротивление.
Открыв дверь и выйдя на яркий солнечный свет, Сондра остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к нему. Три «ровера» уже были готовы тронуться в путь, а участники экспедиции — Алек, преподобный Торн, Ребекка и два водителя — собрались помолиться на дорогу. Сондра присоединилась к ним и встала рядом с Алеком. Она наклонила голову и краем глаза наблюдала за Дерри, который отошел от «роверов» и направился в лечебницу.
Несносный человек и невыносимая ситуация! Теперь она усугубилась новым и неприятным для Сондры осложнением.
Эти фантазии зародились одним дождливым октябрьским вечером. Сондра сидела в общей комнате вместе с Алеком Макдональдом. Она писала письмо Рут, поздравляя подругу с рождением двойняшек, когда резко распахнулась входная дверь и вошел насквозь промокший Дерри. Он пожаловался, что «ровер» застрял в грязи на дороге. Но Сондра не расслышала ни одного его слова. Она видела, до какого ужасного состояния довела его гроза: прядь растрепанных волос упала ему на лоб, сильные мышцы проступали через промокшую рубашку, обнаженные руки были заляпаны грязью, тело двигалось зло и конвульсивно, голос звучал низко и сердито, но Сондру это не волновало — ее пленила гроза в его глазах.
С этого мгновения и начались ее эротические фантазии, в которых присутствовал Дерри. Сондре не нужны были эти мечтания, она хотела отогнать их. Они тревожили ее: разве не глупо считать привлекательным мужчину, который так раздражает тебя?
Когда преподобный Сандерс произнес последние слова благословения, все попрощались и пошли к «роверам». Алек остановился, взял руку Сондры и тепло пожал ее.
— Удачи, — сказала она. — Я вам завидую.
— Это вам понадобится удача. Я взваливаю на вас всю работу.
Сондра невольно посмотрела в сторону лечебницы, где уже ждала небольшая группа пациентов, и Алек уловил кое-что в ее янтарных глазах, о чем сама Сондра не догадывалась.
В ее глазах сверкнул вызов. Алек знал о конфликте между Дерри и Сондрой, неприятном столкновении двух безгранично упрямых людей из двух очень разных миров, каждый из которых хотел навязать свою волю другому. Дерри был поборником старых методов. Он покинул Лондон двадцать лет назад и почти не следил за прогрессом в медицине, но его преимущество — годы сурового опыта и способность читать пациента, как книгу, быстро устанавливая точный диагноз. С такой способностью даже современным лаборантам тягаться не по силам. Сондра была совсем зеленой, с тремя годами клинического стажа (два из них она провела в колледже) за спиной, но в запасе у нее были знания о последних достижениях в медицине. Она была знакома с новейшими методами спасения жизни, о которых Дерри ничего не знал. Они могли бы составить хорошую команду, если бы не их упрямая гордость.
Сегодня Сондра впервые будет одна работать с Дерри в лечебнице, и Алек надеялся, что дела у них пойдут хорошо.
— Я вернусь завтра во второй половине дня и сменю вас, — обещал он, все еще держа ее руку.
Сондра смотрела ему в глаза, видела добрую улыбку и правильные черты лица. Почему не Алек герой ее фантазий?
— Берегите себя, — напутствовала она. — Храни вас Бог.
