«Тебе виднее! — согласился Викентий Петрович. — Только чтобы она не скандалила. И к вечеру, сегодня же, под зад коленкой!»
Внезапно перед комиссаром всплыла одна очень интересная деталь, которую он почему-то упустил из виду, во всяком случае, сразу не обратил внимания.
Викентий Петрович понял, что сегодня ему не отдохнуть.
— Когда ты собиралась к портнихе? — спросил он безо всякой задней мысли, занятый внезапно возникшей идеей.
Но Елена Владимировна от такого простого вопроса покраснела, как девочка.
— Я думала, пока ты отдыхаешь, съездить часа на два…
— Прекрасно! Я могу подбросить тебя на машине, — предложил комиссар. — Мне нужно срочно в управление. Быстрее одевайся! — поторопил жену Викентий Петрович.
Через полчаса, подбросив жену к дому, где жила «портниха», Викентий Петрович вновь сидел в своем кабинете, удовлетворенно гымкая и посмеиваясь, читая по второму разу объяснительную записку Джебраилова.
Жирно подчеркнув одну фразу в сочинении старшего майора, комиссар позвонил по внутреннему телефону:
— Пулат, загляни! — сказал он дружелюбно.
Буквально через полминуты в кабинет заглянул капитан, в котором Сарвар без особого труда признал бы человека-гору, огромного, как башня Гыз-галасы, который с девочкой на руках бесстрашно шел под пули «седого».
Комиссар взмахом руки пригласил его войти и сесть поближе.
Великан почти бесшумно ввинтился в кабинет, прямо на глазах, удивительно быстро уменьшаясь в объеме. Как это ему удавалось, никто даже не мог понять. И сел на ближайший к комиссару стул, поближе к начальству, уже почти не выделяясь ростом. Комиссар больше ценил в нем это качество. Но были у него и другие, которые комиссар использовал в своих интересах без зазрения совести.
— Пулат, тебе нравится Джебраилов? — наивно, «на голубом глазу», спросил комиссар, прекрасно зная, что Пулат смертельный враг, кровник Джебраилова.
Старинный кровник ощерил в ненависти рот, показывая клыки, словно волк перед смертельным прыжком.
— Он мне не нравится, — глухим от презрения голосом произнес Пулат, — но понравится, очень понравится, правда, только в одном случае, когда я увижу, как его зашивают в белый саван, чтобы зарыть в могилу до захода солнца.
— Ну, этого я не могу тебе обещать! — воскликнул довольно комиссар. — Пока! Для тебя ведь не секрет, чей человек Джебраилов? Знаешь?
— Я знаю! — потускнел Пулат. — Тагирова! Земляк его и дальний родственник.
— Даже родственник? — удивился комиссар. — Это что-то новое. Когда узнал?
— Пять минут назад! — ответил Пулат.
— Хорошо! — довольно кивнул головой комиссар. — Так вот повторяю: белого савана для Джебраилова бесплатно дать пока не могу.
— Я бы купил на свои деньги! — злобно усмехнулся Пулат.
— Может, и купишь! — глубокомысленно изрек комиссар. — Пакость хочешь ему сделать?
— Сколько хотите, столько и сделаю! — обрадовался Пулат.
— Тогда читай!
И комиссар протянул Пулату объяснительную записку Джебраилова. Пулат медленно и внимательно ее изучил и выразительно посмотрел на комиссара. Такая степень доверия говорила о многом, но Пулат и так держался руки комиссара.
— Не понял? — участливо спросил комиссар, уловив вопросительный взгляд Пулата.
— Понял: он хотел вас взять за горло! — опять злоба зазвучала в его голосе.
— Там есть интересная фраза, я ее еще подчеркнул: «ослепленный красотой вашей служанки, я не мог подозревать, что под ангельской внешностью таится враг народа…»
— Джебраилов еще и стихи пишет! — презрительно заметил Пулат. — «Низами Гянджеви» недоделанный!
— Он все еще один живет? — поинтересовался комиссар вскользь.
— А для чего он себе однокомнатную квартиру выхлопотал? — злобился Пулат. — Сказал, ишак, что жениться собирается, обманщик. Потаскун! Адат не чтит! Он же занимается высылкой семей арестованных. Вот он и пользуется. Кто в постели ему нравится, ту не высылает. А надоест или другая появится, арестовывает и высылает. Говорит: «Свято место пусто не бывает!»
— Вот мы ему это место и заполним! — усмехнулся комиссар. — У тебя есть ключи от его квартиры?
Капитан решил было возмутиться, обижаешь, мол, начальник. Но, увидев горящие глаза комиссара, согласно кивнул.
— Конечно, есть. Хотя, в принципе, мне ключи не нужны, я наизусть знаю все системы замков, любой открою… гвоздиком.
— Джебраилов сегодня вечером будет на совещании у Тагирова, — зашептал комиссар. — Слушай и запоминай!
И комиссар стал объяснять свой план Пулату…
Варвара, вернувшись с рынка, была ошеломлена, найдя на кухонном столе записку: «Я отпускаю тебя! Собери вещи и жди меня. Вернусь, выплачу то, что тебе причитается!»
— Ай да комиссар! — воскликнула Варя. — Такую стерву уломал!
Она даже сумки от продуктов разгружать не стала, так и бросила их на полу кухни в зимбилях, злорадно подумав: «Готовь теперь сама, шлюха!»
И поспешила собирать свои немногочисленные вещи, которые хозяйка ей дарила из своего поношенного или разонравившегося тряпья.
Звонок в дверь насторожил Варвару. Подкравшись на цыпочках к входной двери, она чуть-чуть приподняла заслонку в щели для газет и журналов и внимательно вгляделась в звонившего.
Это был Пулат. Варвара его несколько раз уже видела, он приезжал за комиссаром. Пулат вызывал у Варвары двойственное чувство: с одной стороны, невольное почтение своим горообразным видом, с другой стороны, какой-то леденящий ужас, посланец ада на земле, да и только.
Варвара, на всякий случай, спросила:
— Кто там?
— Открывайте, Варвара-ханум, вы меня хорошо разглядели! — ответил Пулат.
— Никого дома нет! — не сдавалась Варвара.
— Вай мей! А кто со мной говорит? Привидение? — шутил Пулат. — Вы мне нужны. Я от комиссара.
Делать было нечего. Варвара, хоть и боялась открывать дверь, все же открыла и впустила в дом Пулата.
— Чего нужно? — враждебно спросила она. — Зачем я вам?
Пуще всего она боялась, что Пулат навяжется пить чай. И хоть никто пока еще не навязывался к ней «почаевничать», она все время была начеку, потому что хорошо помнила услышанную на базаре фразу от молодой женщины, разговаривавшей с подругой: «Все они начинают с чаепития, а затем тащат в постель!»
И Варвара от одной этой мысли сразу злобилась.
Но Пулат, заговорщически подмигнув Варе, протянул ей ключ и, понизив голос до шепота, сказал:
— Пир-баши, пять, квартира три. Первый этаж. Въедешь сегодня же, после семи, раньше не приходи. Ордер на заселение принесу завтра. А ты жди сегодня вечером гостя. Прибери, приготовь чего-нибудь. Вот, возьми деньги! Купишь еще бутылку коньяка. Бери только пять звезд. Хозяин любит.
И он протянул Варе пачку сторублевок. Затем, задержав ее руку, взявшую пачку купюр, бережно поднес своими огромными ручищами к своим губам, нежно и почтительно поцеловал и ушел, аккуратно, без стука, затворив за собой дверь.
Варвара стояла оцепенело, держа в одной руке ключ, а в другой деньги, столько денег она впервые в жизни видела, даже не говоря о том, что никогда не держала. Это было похоже на сон, но сон приятный, после которого мир перестает быть враждебным и появляется легкость в теле, словно крылья за спиной выросли.
На всякий случай, вдруг хозяйка вздумает обыскивать ее нехитрый скарб, Варвара спрятала деньги в лифчик, а в деньги завернула ключ.
И вовремя.
В замке двери послышался скрежет ключа, отпирающего дверь. Варя сообразила, что это может быть только Елена Владимировна, и быстренько прошмыгнула на кухню и стала разгружать зимбили, будто только что пришла с базара. Елена Владимировна за этим занятием ее и застала. Зыкнула злобно и ушла. А Варвара демонстративно повернулась к ней спиной, хотя и спиной она ощущала убийственность ее взгляда.
Скоро Елена Владимировна вернулась. Положила пачку сторублевок перед Варварой и прошипела:
— Плачу тебе со дня твоего совершеннолетия. По общепринятым нормам. И можешь убираться на все четыре стороны!