К столу приблизился молодой монах и объявил о том, что к графу Линкольнскому со срочным известием прибыл гонец.

Аделиза обменялась с мужем встревоженным взглядом. Срочное известие редко бывает добрым. Вилл поднялся и извинился перед настоятелем за прерванную трапезу.

– Я поговорю с ним в доме для гостей, – сказал он, помогая Аделизе встать из-за стола.

Гонец уже ждал их и тут же стянул с головы шапку:

– Господин, госпожа, у меня печальные вести. Граф Честер и его сводный брат захватили замок Линкольн и объявили его своей собственностью.

Аделиза ахнула. Замок Линкольн принадлежал Стефану, но Вилл был графом Линкольнским с соответствующими правами и привилегиями.

– Доложи подробней, – потребовал он.

– Граф и господин де Румар послали в замок своих жен навестить жену коннетабля и поговорить, как водится между женщинами. Потом граф и его брат приехали с горсткой рыцарей, якобы чтобы проводить дам обратно домой, но, оказавшись внутри, оттеснили стражу от ворот и распахнули их своим войскам.

Вилл выслушал все, стиснув челюсти. Потом он отпустил посланца, велев подкрепиться и найти свежую лошадь с тем, чтобы через час снова пуститься в путь. Оставшись наедине с Аделизой, он тяжело вздохнул:

– Ну вот, теперь я не граф, а посмешище.

Аделиза только качнула головой. Для нее случившееся стало еще одним доказательством того, что Стефан – никудышный король. Его подданные делают, что хотят, поскольку никто его не уважает.

– Стефан должен подавить это в зародыше. Нельзя допускать, чтобы Честер и де Румар поступали так с ним – и со мной.

– Мне кажется, что уже слишком поздно, – отозвалась Аделиза. – Да, вашу власть в графстве осмеяли. – Ее возмущение вырвалось наружу. – Ничего этого не случилось бы при Генрихе. Он бы давно уже расправился с Честером и де Румаром.

– Очень может быть, но после себя он оставил такую неразбериху, что всем нам приходится страдать из-за нее! – взорвался и Вилл. – Вы тщитесь представить его святым, да только Генрих таковым не был. Ему следовало оставить Матильду в Германии или выдать ее замуж за какого-нибудь принца из Лотарингии, а Англию завещать Стефану. И если сейчас страну раздирают войны, то виной тому решения и эгоизм Генриха.

Аделиза отпрянула, словно тот ударил ее.

– Он был моим супругом и великим королем. – Она все же попыталась говорить ровным голосом. – Я не предам его память, и вы не должны дурно отзываться о нем.

– Это не предательство – признавать у него наличие недостатков. Неужели вам не было больно оттого, что прямо под вашим носом король заводил любовниц одну за другой и плодил незаконнорожденных детей? Ваш сон никогда не тревожила мысль о том, что, ослепленный жаждой власти, он наказывал своих внуков за их родителей, посмевших восстать против него? Вас не смущало то, как ради своих интриг он использовал родную дочь, ни на миг не задумываясь о ее чувствах? – Вилл перевел дух. – Король Генрих был великим, потому что не знал пощады. Стефан при всех своих слабостях на такие злодеяния не способен, и это одна из причин, почему я его поддерживаю. Генрих всех нас заставил платить, и мы расплачиваемся до сих пор. – Он махнул рукой. – Достаточно. Я отвезу вас в Арундел, а потом поеду к королю, и мы с ним наведем в графстве порядок.

У Аделизы жгло горло от сдерживаемых слез. Стефан не способен навести порядок, что бы ни думал Вилл, но она промолчала. И так уже сказано слишком много.

Она прижала ладонь к животу. На душе у нее было невыразимо тяжело.

– Прошу разрешения покинуть вас, – произнесла Аделиза едва слышно. – Мне нужно отдохнуть. – Жестом призвав камеристок, она отошла от мужа и скрылась за пологом в углу комнаты, где были разложены ее дорожная кровать и вещи.

Вилл издал негромкий стон и яростно растер лицо. Захват Линкольна нанес серьезный удар и по его престижу, и по авторитету Стефана.

Честер и де Румар – единокровные братья и очень походили на Бомонов амбициями. При дворе они были постоянным источником раздоров, готовые враждовать не на жизнь, а на смерть из-за любого пустяка. До сей поры Вилл умудрялся избегать столкновений с Бомонами и не влезал в их игры; ему удалось сохранить расположение короля, несмотря на то что он пустил в Арундел Матильду. Но теперь ему грозит конфликт с Честером и его сподвижниками. Если же он погибнет, то погибнет вся его семья; жена, его дорогая, возлюбленная жена этого не понимает.

К Виллу подбежал Тери – любимый пес – и лизнул в руку. Он наклонился, чтобы почесать Тери за ухом. Собака – вот по-настоящему преданное создание и взамен не требует ничего, кроме еды, прогулок и изредка внимания. Иногда Вилл жалел, что он не простой работник на псарне. Вместо этого женился на королеве и так высоко взобрался на колесо удачи, что от взгляда вниз кружится голова.

Сырое бревно в очаге главного зала замка Линкольн испускало клубы едкого дыма, и Вилл, зябко жмущийся поближе к огню, опять зашелся в лающем кашле. Ему определенно нездоровилось.

Стояло начало декабря, и ледяная сырость пропитала каждую щель в стене и, казалось Виллу, каждую кость, каждый сустав в его больном теле. Он спрятал руки под плащ. Его бил озноб – такой сильный, зуб на зуб не попадал.

Король Стефан метался по комнате, как лев по клетке. Братья Ранульф, граф Честерский, и Вильгельм де Румар наблюдали за ним с неуступчивым видом. Де Румар вертел в руках кинжал.

– Семья нашей матери имеет наследственные права на управление замком Линкольн, – заявил де Румар и воинственно выпятил челюсть, испещренную рубцами от прыщей. – Он должен быть нашим. Мы взяли только то, что и так нам причитается.

Стефан развернулся, взмахнув полами мантии.

– Замок Линкольн – королевское имущество, даже если в прошлом должность его коннетабля передавалась по наследству, – отчеканил он. – Безусловного права на замок у вас нет.

Он многозначительно посмотрел на кинжал де Румара, и тот спрятал клинок в ножны, но продолжил поигрывать с эфесом. Ранульф Честер дернул себя за длинный каштановый ус.

– Тогда дайте нам то, на что у нас есть право, сир. До сих пор мы поддерживали ваше правление, но вы пренебрегаете нами. Неужели вы отберете наше родовое владение?

– И без Линкольна вы оба получили от меня достаточно земель и привилегий! – вскипел Стефан.

Де Румар направил вытянутый палец на Вилла.

– Но почему вы сделали графом Линкольнским его, а не одного из нас?! – сварливо крикнул он. – Д’Обиньи – всего лишь жалкий выскочка, который возомнил о себе бог знает что, женившись на королеве-вдове.

Вилл вскочил на ноги.

– Вы оскорбляете меня! – выпалил он, при этом грудь разрывалась от рвущегося наружу кашля.

– Мы с братом тоже оскорблены – тем, что вы граф Линкольн и берете с графства каждое третье пенни, которое должно быть нашим, – тут же отозвался де Румар. – Вы ведете себя как беззлобный и безмозглый пес, но при этом умудряетесь хватать из-под хозяйского стола лучшие куски, которые предназначаются более достойным слугам короля. Стройте сколько угодно шикарных замков, все равно вы – ничтожество.

Ярость воспламенила кровь в жилах Д’Обиньи.

– Но, по крайней мере, я верен своей клятве! – прорычал он, после чего ему все же пришлось отвернуться, чтобы откашляться и сплюнуть в огонь.

– Да неужели, – с издевкой протянул де Румар. – Вот почему вы так сердечно встречали императрицу в прошлом году.

– Мир! – рявкнул Стефан. Он мрачно уставился на братьев. – Раз вы чувствуете себя столь обиженными и ввиду того, что я ценю вашу верность, я готов исполнить ваше желание. Де Румар, отныне ты можешь носить титул графа Линкольна, если милорд Д’Обиньи согласится принять вместо него титул графа Суссекса.

У Вилла зашумело в ушах от унижения. Но он был слишком болен и слаб, чтобы спорить.

– И вы дадите мне право на замок Линкольн? – не успокаивался де Румар.

Стефан стиснул зубы.

– Да, – наконец выдавил он, – при условии, что ты и твой брат поклянетесь служить мне и держаться в рамках дозволенного.