– Очень рада этому, сир, но и обеспокоена, потому что мне непонятно, почему вы отказываетесь отдать мне и Жоффруа эти замки?

– Я не отказываюсь, – отрезал он. – Женясь на тебе, анжуец получил достаточно хорошего английского серебра и богатство сверх меры в виде тех сокровищ, которые ты принесла в свой брак. Те замки действительно были обещаны тебе, но получишь ты их, когда я сам решу, а не когда ты мне скажешь.

Матильда вскинула голову:

– Вы даете крошки пирога своему внуку. Не хотите ли сделать то же самое и для меня? Если вы не соблюдете условия моего брачного договора, то что еще вы нарушите? И как вы заставите своих подданных исполнить данную мне клятву, если сами не держите обещаний?

Его лицо потемнело.

– Выбирай слова, когда говоришь со мной, дочь. Я не потерплю дерзкого поведения и кичливых речей. Вы получите эти замки, когда я отдам их вам, и ни днем раньше. Вы не понимаете, чего просите. Передача замков означает переселение людей, полную перестройку торговли и множество последствий.

– Последствия будут и в том случае, если вы не отдадите нам замки.

Она подхватила сына и посадила к себе на колени. Он засмеялся и сразу потянулся к блюду со сладостями. Когда ему удалось ухватить один пирожок, ребенок отгрыз кусочек, а остальное отдал матери.

Король вытер салфеткой руки и отбросил ее на стол мятым комком.

– Я же сказал, сейчас не время говорить о делах, – проворчал он, вставая. – Вернемся к этому при более удобном случае.

– Другими словами, вы не хотите отдавать замки мне и Жоффруа. Вы отступаетесь от данного вами обещания.

– Дочь моя, говорю тебе: отдам я вам замки, но только тогда, когда сочту нужным, а не когда захочешь ты и твой муж, сующий нос не в свои дела.

Генрих ушел с прямой спиной и воинственным видом. Матильда устало вздохнула. Она не ожидала, что отец согласится; пока состоялся только первый бой, и у нее впереди еще много месяцев на то, чтобы подтачивать его упрямство – незаметно, как вода точит камень. Нужно, чтобы отец понял: если он не решит вопрос, будет только хуже.

Никто не в силах вечно сдерживать ход времени.

В третий раз бароны преклонили колени и присягнули на верность Матильде, но теперь еще и ее маленькому сыну – ребенок сидел у нее на руках. Вокруг круглой головки пылал золотой короной ореол пушистых волос. Мадонна с младенцем – сильный образ, и Матильда не преминула использовать его. Баронов собралось меньше, чем в первые два раза, и в основном нормандцы. Но Роберт Глостерский и Бриан Фицконт явились из Англии на церемонию и добавили свои клятвы к тем, что прозвучали в Руанском соборе.

– Так вот он какой, будущий король Англии, – сказал брат Матильды и пощекотал юного Генриха под подбородком. – Нам с тобой надо как следует познакомиться.

– Да, он станет королем, – убежденно повторила Матильда. – Получит образование, которое должно иметь монарху, и будет учиться править у преданных ему людей. Он изучит законы и все остальные науки, чтобы уметь защитить себя и свое королевство. Научится отличать друга от врага, хороший совет от плохого.

– Как яростно вы говорите, сестра, – заулыбался Роберт.

– Приходится, – ответила она и глянула на Бриана.

Тот смотрел на Генриха с затаенной болью в глазах.

– Надеюсь, милорд Фицконт, вы не откажетесь обучить моего сына искусству вести счет в казне, но пусть кто-нибудь другой покажет ему, как ставить шатер, – шутливо добавила Матильда.

Он повеселел:

– Я думал, что у меня тогда все неплохо получилось, учитывая обстоятельства, к тому же я умею учиться на своих ошибках. Может, мальчику пригодится мой опыт.

У Матильды стало тепло на душе.

– Уверена, от вас мой сын узнает много ценного, – сказала она.

Бриан склонил голову:

– Все, что вы ни потребуете от меня! Сочту за честь. – Он отвесил поклон и отошел, чтобы поговорить с баронами, которых давно не видел.

Роберт смотрел ему вслед.

– Как жаль, что у него так не и появилось наследника. Его жена уже слишком стара, чтобы родить ему сына или дочь. – Он понизил голос. – Будьте с ним осторожны.

Матильда напряглась:

– Почему? Надеюсь, вы не думаете, что…

– Нет-нет, ни в коем случае. – Роберт поднял руку, останавливая поток гневных слов. – Он хороший друг и могущественный союзник. И вас боготворит, это всем известно, но Бриан понимает свое положение и обладает твердыми принципами, как и вы. Оставайтесь в этих рамках, и все будет хорошо. Никому не давайте повода для сплетен, ведь иначе их не избежать.

Матильда набрала в легкие воздуха, приготовилась разразиться гневной отповедью, но мыслила она быстро, и когда выдохнула, рассудок уже взял верх над чувствами.

– Говоря «никому», вы имеете в виду кого-то конкретного?

Роберт придвинулся ближе и произнес ей на ухо:

– Вы знаете, о ком речь, и эти люди не будут спускать с вас глаз и сделают все, чтобы выставить вас неспособной править Англией. Так что вы должны быть безупречны во всем.

Он указал взглядом на группу знатных придворных, беседующих неподалеку, но Матильда не нуждалась в подсказках. Она понимала: брат говорит о Галеране де Мелане, который поддерживал Клитона и был пленником Бриана в Уоллингфорде, пока Клитон не умер. Догадывалась она и о том, что епископы Солсберийский и Винчестерский наверняка подослали сюда шпионов, чтобы те следили за каждым ее шагом, за тем, с кем и как долго она говорит, и потом докладывали своим хозяевам. Ей стало так противно, что по телу побежали мурашки. Бриан наверняка тоже все это понимает.

– Они ничего не узнают, – отрезала она, – потому что ничего не было и не будет. И я не позволю им смешивать с грязью достойное служение и дружбу.

Роберт кивнул:

– Хорошо, но я обязан был предупредить вас.

– И я признательна вам за это. – Она прикоснулась к его рукаву. – Пока вы здесь, я хочу попросить об одолжении. Поговорите с отцом о замках из моего приданого. Он по-прежнему отказывается отдать их мне. Если отец продолжит упорствовать, Жоффруа вправе вторгнуться в Нормандию и захватить замки силой. А это будет означать войну, которая помешает мне получить короны Англии и Нормандии.

На лице Роберта отразилось сомнение.

– Вам известно, как он упрям.

– Я тоже упряма, когда уверена в своей правоте. И нужно уговорить его как можно скорее, ведь если от слов мы перейдем к оружию, мне придется поддерживать Жоффруа.

Он медленно покачал головой:

– Попробую, но ничего не обещаю.

Руан, май 1134 года

Матильда слышала бой колоколов. Погребальный звон? Призыв на молитву? Звук в ее голове не прекращался, он нарастал до тех пор, пока не заполнил мозг без остатка, изгнав все мысли.

Ей было душно, казалось, что приходится дышать через какую-то плотную ткань. В тазу и нежном укромном месте между бедер поселилась глубокая боль. Рождение второго сына оказалось тяжким. Под давлением выходящего на свет младенца ее плоть разорвалась, Матильда потеряла много крови.

Колокола умолкли. Она почувствовала, как к ее лбу прижали благословенно прохладную влажную салфетку. Но потом вместо колоколов в ее мозг ворвался младенческий плач, надрывный, настойчивый.

Наконец послышался ласковый женский голос и через миг – удовлетворенное сосание и причмокивание. Матильда разлепила неподъемные веки. Она была закутана в одеяла, обложена подушками и пуховыми перинами. В открытое окно лился свежий весенний воздух, высоко вздымался голубой купол неба, осиянный солнцем. В изножье кровати на жаровне курились благовония. Около очага женщина кормила грудью запеленутого малыша, а вторая няня развлекала годовалого Генриха деревянными игрушками.

– Матильда? – Над ней склонилась Аделиза. – Вы проснулись, любовь моя? Вы меня узнаете?

Что за странный вопрос. Матильда облизала губы. Они были сухими и шершавыми, как старая шкура.