Говоря о веревке, Матильда вспомнила о том, как она бежала из Оксфорда снежной ночью, спустившись из окна. В тот раз ей чудом удалось избежать катастрофы. Она и теперь раскачивается на такой же веревке, испуганная, но все еще непокорная и решительная.

Лицо Бриана оставалось непроницаемым, даже отстраненным.

– Вам нечего мне сказать?

– Я думал, вы поручите мне командовать войском, – признался он, взглянув на нее, и снова отвел глаза. – И я бы принял это бремя на себя, потому что обещал во всем поддерживать вас, но, боюсь, я бы подвел вас.

– Вы никогда не подводили меня. – Матильда не смела даже думать об этом, чтобы не будить собственные страхи о том, что она подвела не только его, но и Англию, и своего сына.

– Позвольте мне не согласиться.

– Соглашаться или нет – сами решайте, но я никому не позволю умалять ваши достоинства, даже вам.

К горлу Бриана подкатил ком, и он, на мгновение зажмурившись, разом произнес:

– Прошу освободить меня от вассальной клятвы перед тем, как вы отплывете в Нормандию. – (Она непонимающе воззрилась на него.) – Я желаю вернуться к Богу и удалиться от мира. – Он склонил голову. – Ибо в таком душевном смятении я не могу предстать перед Творцом в Судный день и ожидать Его милосердия. Наследников у меня нет. Моя жена намеревается постричься в монахини в Ле-Беке. Уильям Ботерел будет служить в Уоллингфорде, как обычно. Там ничто не изменится.

Матильда оцепенела:

– Куда вы отправитесь?

– Ваш дядя Давид пожаловал Редингскому аббатству остров Мей в обмен на молитвы и заботу о паломниках, которые приходят поклониться гробнице святого Адриана. Я отправлюсь туда и проведу там остаток дней в служении Богу.

– И вы примете постриг?

– Если меня сочтут достойным… и если вы отпустите меня.

– Какая польза мне от вас, если даже я не соглашусь? – тихо пробормотала она дрогнувшим голосом.

– Хромую лошадь не седлают, – согласился он.

Подойдя к нему, Матильда взяла его руки в свои и повернула их ладонями вверх.

– Тогда, раз пришло ваше время, я благословляю вас. Поминайте меня в молитвах и просите Бога, чтобы мой сын стал королем. – Ее голос задрожал. – Пишите мне. Я хочу знать, что вы по-прежнему водите пером по бумаге, пачкая чернилами пальцы.

– Но не ставлю шатер.

Этими словами он хотел скрасить минуту расставания и заставить ее улыбнуться, но ее глаза наполнились слезами.

– Вы не правы, – прошептала она. – То, как вы ставите шатер, я буду помнить до самой смерти.

Арундел, февраль 1148 года

Аделизу разбудили тихие голоса. Сквозь неплотно запахнутый балдахин было видно, что в комнату через открытые ставни проникает бледный свет зимнего дня. К потолку поднимался ароматный дым от жаровни.

Должно быть, Аделиза проспала много часов, потому что, когда она, утомленная, добралась до кровати, спускались сумерки, а сейчас утро явно было в разгаре. Она чувствовала себя изнуренной, словно и не спала, но во рту было сухо, как всегда после сна, и тело занемело оттого, что долго лежало в одном положении. У нее и раньше случались приступы слабости, но они быстро проходили. Однако на этот раз силы не возвращались к ней. Она хворала уже два месяца, и здоровье ее только ухудшалось.

– Вы можете что-нибудь сделать? – умоляющим тоном спрашивал Вилл.

Другой голос, немного повыше, принадлежал магистру Вайтлу, лекарю, который пользовал Аделизу с того дня, как она погрузилась в апатию.

– Господин, эта мучительная болезнь вызвана отмиранием женского естества. Иногда огонь в теле гаснет настолько, что не может поддерживать жизнь, и здесь уж ничего не изменишь. Чтобы раздуть пламя, я делал припарки и отворял кровь, но все напрасно.

– Я не верю, что это не лечится! – прошипел Вилл. – Я не допущу этого!

– Все в Божьей власти, милорд. Просите Его о чуде. В остальном ей нужны тишина, покой и горячая пряная пища, чтобы поднять настроение. Если хотите, пригласите другого лекаря, но он посоветует вам то же самое.

– Убирайтесь! – не сдержался Вилл. – Какой от вас толк, если вы не можете помочь ей? Мне без нее не жить!

– Милорд, как бы я хотел вам помочь… Графиня – прекрасная, великодушная леди.

Из глаз Аделизы на подушку потекли слезы. Она услышала, как за магистром Вайтлом закрылась дверь.

Прерывисто дыша, Вилл подошел к окну, стукнул ладонью по стене, потом ударил по каменной кладке сжатым кулаком. До Аделизы донесся сдавленный стон:

– Я не вынесу этого. Почему она?

За окном звенели голоса детей, играющих во дворе. Звуки их веселой возни долетали как будто издалека. Она знает, что делать. У нее было предостаточно времени, чтобы подумать о своем конце.

Вилл со вздохом отошел от окна, приблизился к кровати и посмотрел на жену. Его взгляд выдавал муку и бессильную злость. Она подняла на него глаза.

– Я все слышала. – Ее голос был сухим и хриплым от долгого сна. – У меня тоже разрывается сердце.

– Я не позволю вам покинуть нас. – Вилл склонился и, придерживая ее за спину, помог ей сесть, опираясь на подушки.

Она чуть не вскрикнула от боли, отчего Вилл вздрогнул и отпрянул:

– Должно же найтись какое-то средство.

Аделиза едва заметно указала на кувшин, стоящий на столике у кровати. Он налил ей немного вина и помог выпить.

– Посмотрите, вы так слабы, что не можете удержать в руках кубок.

Она почувствовала, как вино потекло в желудок, согревая все внутри.

– Я спросила себя, почему Бог послал мне эту болезнь, – прошептала Аделиза. – Что Он хочет сказать мне? Что я должна понять? – Она наморщила лоб. – Отчего забрал у меня все жизненные силы, а тело мое все еще держит здесь? Я охотно отдам Ему душу, если Он попросит.

Вилл простонал:

– Нет, я не хочу терять вас.

Аделиза кончиками пальцев коснулась его колючей щеки и ощутила тепло его кожи. Он был силен, здоров и полон жизни, так же как их дети.

– Так не может продолжаться, – сказала она. – Что я за жена для вас и какой пример подаю нашим детям? Не хочу, чтобы они видели меня такой.

– Не говорите так! – воскликнул он. – Вы поправитесь.

– Я больна уже давно, и улучшений не предвидится, – возразила она, мысленно моля Бога дать ей силы произнести то, что она собиралась сказать. – Так не может продолжаться. Мне лучше быть в другом месте, где я еще могу принести пользу.

– О чем это вы? В каком еще другом месте? – Муж уставился на нее с подозрением.

Аделиза закрыла глаза:

– В Аффлигеме, в монастыре. По крайней мере, там я смогу молиться.

– Нет! – Вилл непроизвольно отскочил от кровати: в Аффлигеме были похоронены родственники Аделизы, и ее решение подтверждало, что он теряет ее. – Я не позволю!

– Тогда что вы собираетесь делать, муж мой? – Аделиза снова открыла глаза и устремила взгляд на искаженное мукой лицо Вилла. – Будете смотреть, как я лежу здесь и угасаю день за днем, и допустите, чтобы это видели наши дети? Я хочу окончить жизнь, не теряя достоинства.

Д’Обиньи отошел и стал мерить шагами комнату, зарывшись пальцами в волосы. Ему казалось, что он вот-вот взорвется от невыносимых, переполняющих его чувств прямо на глазах у бледной и прекрасной, как надгробная статуя, Аделизы. Он вспомнил, сколько усилий приложил, чтобы убедить ее оставить Уилтон и выйти за него замуж. Возможно, Бог отвел ему лишь короткий период счастья, и это время было на исходе. Так дерево цветет весной и теряет листья осенью.

На столике, стоящем у окна, находились молитвенник Аделизы, свечи, распятия и золотая корона филигранной работы, украшенная жемчужинами и небольшими сапфирами. Рядом лежал инкрустированный драгоценными камнями нательный крест, который Вилл подарил жене вскоре после свадьбы. Он был так горд, когда она носила его. Прекрасный предмет, прекрасная женщина. Его жена. Его королева. Счастье всей его жизни.

Теперь она просит позволения покинуть его. Он сжал руку в кулак и взглянул на побелевшие костяшки пальцев. При дворе его прозвали Сильная Рука. Но что проку от его силы, если нельзя отвести несчастье от семьи? Откажется ли отпустить жену или согласится, он все равно потеряет ее.