– Так вы считаете, что его можно еще больше отдалить от Стефана? – спросила Матильда задумчиво. Ее гнев утих, оставив в крови темный осадок. – Генриху Блуаскому доверять я никогда не стану, но мы можем использовать его в своих целях.

– Я напишу ему в общих чертах, – ответил Роберт. – Немного дипломатии, чтобы смазать колеса, и капелька лести, чтобы пригладить взъерошенные перья, никогда не повредят, а пользу могут принести большую.

Матильда коротко кивнула:

– Сделайте, что в ваших силах.

Матильда попыталась на время забыть о новостях из Рима. Она всегда знала, что дорога будет изобиловать препятствиями, и, сталкиваясь с каждым из них, настраивала себя на то, чтобы устранить его, ведь правое дело – на то и правое. А еще потому, что у нее есть сын, ради которого она ведет борьбу. Стефан прибег к грязным уловкам и лжи, но это лишь сделало ее решимость железной и укрепило в намерении свергнуть его.

В Арунделе Аделиза сидела у окна в залитых солнцем покоях и поглаживала восхитительно выпуклый живот, круглый, как полная луна. До сих пор, к середине девятого месяца, ей приходится убеждать себя, что это не сон и внутри ее на самом деле растет новая жизнь. Она зачала в первые же недели супружества, в медовый месяц. Должно быть, Господь поистине благословил их с Виллом союз, рассуждала Аделиза. После пятнадцати бесплодных лет с Генрихом она моментально понесла от молодого мужа. Со дня свадьбы у нее ни разу не было регулов. И что самое странное: у Вилла нет ни одного побочного ребенка, тогда как у Генриха их более дюжины.

Со дня на день должен вернуться муж, который с другими приближенными короля находился в Оксфорде. Они собрались там для обсуждения государственных дел.

Живот Аделизы напрягся под ее ладонью, и в области поясницы разлилась короткая боль. Она поменяла позу, чтобы сесть удобнее, и подперла спину большой подушкой. Рядом лежала пачка набросков, и она взяла их, чтобы снова изучить. Благодаря браку с ней Вилл получил немалый доход и принялся строить. У Арундела появилась новая каменная башня – ее закончили две недели назад, а фундамент заложили через месяц после их бракосочетания. Началось строительство красивого замка в поместье Вилла в Райзинге, что в Норфолке. Земли там были бедными, и поместье в основном состояло из пастбищ и лесов, но Вилл считал, что Райзинг – идеальное место для охотничьего заповедника и достойно принять даже королеву. Студеным январским днем они вместе посетили Райзинг и обсудили план будущего замка. Первые камни легли в основание в конце февраля, когда дни стали длиннее, и с тех пор, как сообщали Аделизе, работа продвигалась споро.

Боль вернулась, облаком скользнула по бедрам и пояснице и исчезла, когда Аделиза вновь сменила позу. Повернув голову, она глянула в окно и увидела двух всадников из свиты Вилла – легким галопом они въехали в ворота замка. Значит, и он сам уже недалеко. Аделиза поднялась, намереваясь послать одну из своих камеристок за дворецким, но не успела сделать и шагу, как внутри ее возникло странное ощущение, и затем между ног хлынула вода – столько воды, что промокли и сорочка, и платье, а на полу образовалась лужа. Боль усилилась, и живот стал тугим, как барабан.

Аделиза крикнула Юлиану, та бросила шитье и поспешила к госпоже, а Мелизанда убежала за повитухой.

– Вы истопчете пол насквозь, – пошутил Жослен Лувенский.

Он приходился Аделизе младшим единокровным братом, рожденным вне брака, и приехал в Арундел на Рождество из Брабанта, чтобы занять пост управляющего замком. Жослен был гибким и стройным, как Аделиза, со смеющимися серыми глазами.

Вилл развернулся и пошел в обратную сторону:

– Это тянется уже целый день и целую ночь! Почему роды длятся так долго?

Жослен пожал плечами.

– Вам лучше спросить об этом у женщин, – ответил он, пытаясь бодриться. – Вообще они всегда тянут с решением, а потом готовы в любой миг поменять его.

– До сегодняшнего дня я считал себя терпеливым человеком. Но это почти так же мучительно, как находиться при дворе, – сказал Вилл.

Томительное ожидание, незнание, что происходит за закрытыми дверьми, действительно имело много общего с придворной жизнью. Вилл снова заходил по залу, потом остановился и сжал кулаки. А мысли Жослена вслед за упоминанием королевского двора потекли в новом направлении.

– Чего нам теперь ждать, после нападения людей Галерана де Мелана на епископа Солсберийского? – спросил он.

Вилл состроил недовольное лицо:

– Я, как и вы, могу только гадать. Все это ужасно неприятно и сделано было намеренно, а не по ошибке. Я рад, что уехал оттуда.

– То есть Стефан совсем уже ничего не значит?

Вилл покачал головой:

– Не совсем. Епископ Солсберийский уже много лет накапливает богатство для себя и своей семьи, начал это еще во времена старого короля. Давно пора было положить этому конец. А когда это случилось, события немного вышли из-под контроля, только и всего.

Жослен хмыкнул:

– Ну, это очень мягко сказано.

– Стефан знает, что делает, – упрямо произнес Вилл.

В Оксфорде между рыцарями Мелана и епископа Солсберийского произошла стычка из-за мест на постой. Она переросла в жестокое вооруженное столкновение, пролилась кровь, и в результате епископов Солсберийского, Линкольнского и Илийского обвинили в попытке заговора, арестовали и предали суду.

– Я не думаю, что суд над епископом – надежный способ заручиться поддержкой Церкви.

– Да, следовало тоньше повести дело, но епископ Солсберийский столько серебра прикарманил, что это уже не смешно.

– Согласен. И все-таки за поведением священнослужителей следит архиепископ Кентерберийский и другие епископы, а не монарх.

Вилл тяжело вздохнул:

– Что сделано, то сделано. Это не самый мудрый шаг короля, но ничего уже не изменишь. Я… – Он отвлекся, потому что в зал вошла повитуха с запеленутым комочком на руках.

– Господин, – сказала она, – у вас сын.

Слова эти стали для Вилла таким потрясением, что пресеклось дыхание.

– А королева, моя супруга? Она здорова?

Женщина широко улыбнулась и вручила ребенка Виллу:

– Ваша супруга здорова, господин, и посылает вам поклон и наследника.

Вилл смотрел на крошечное сморщенное личико посреди складок пеленки, и в горле у него встал ком.

– У меня сын, – наконец выдавил он, обращаясь к Жослену. – Принц, потому что его мать – королева. Вот кто продолжит мой род.

Трепетно держа почти невесомый бесценный груз, Вилл не мог дышать, от чувств у него едва не разрывалось сердце. Потом он передал ребенка Жослену, который с опаской принял племянника, произнес полагающиеся слова, подержал его ровно столько, сколько требовала вежливость, и с облегчением вернул Виллу.

Вилл же не знал, как поступить. Он был так горд и счастлив, что мог бы носить новорожденного сына на руках весь день, но понимал, что малыша следует держать в безопасности и тепле женских покоев. С величайшей осторожностью он отдал младенца повитухе:

– Отнесите его матери и скажите ей, что я навещу ее, как только она сможет принять меня. И еще передайте, что ребенка крестят завтра же, я все устрою.

Когда женщина ушла, унося с собой дорогой его сердцу сверток, Вилл опустил голову и издал протяжный вопль радости и облегчения.

– Мир изменился, – сказал Вилл Жослену, который смотрел на него в полном недоумении. – Теперь в нем живет мой сын, и я должен оберегать его будущее так же, как свое.

Позднее в тот же день он навестил Аделизу в ее родильных покоях.

Она сидела в постели, подпертая подушками, и сияла материнским счастьем. Ее волосы были заплетены в косу, а в сорочке имелся глубокий разрез, заколотый брошами, чтобы она могла сама кормить младенца до обряда воцерковления, после чего предполагалось нанять кормилицу. Аделиза выглядела утомленной, однако глаза ее блестели и с лица не сходила улыбка.