– Прогоните их! – прошептала она. – Я этого не вынесу! Это выше моих сил!
Он озадаченно уставился на нее:
– Они же не делают ничего дурного.
Аделиза в отчаянии зажмурилась.
– Я не вынесу этого, – повторила она. – Я сойду с ума. Они привели нас сюда, увидели кровать – разве этого не достаточно? Что еще здесь смотреть?
– Такова традиция, – заметил Вилл, и по его лицу было понятно, что он считает ее просьбу странной прихотью. – Скоро все сами разойдутся.
Она сильнее сжала его руку:
– Пожалуйста, сделайте это! Ради меня.
Вилл еще на мгновение задержал на ней взгляд, потом выражение его лица смягчилось, и он вздохнул.
– И ради меня, – сказал он, слегка покачав головой. – Сумасшедшая женщина мне сегодня не нужна.
Повернувшись, Вилл раскинул руки и стал выпроваживать гостей из комнаты, благодаря их за добрые пожелания и прибегая по мере надобности к убеждению, вежливости, шуткам и уговорам. Его твердость привела к тому, что вскоре за дверью исчез последний гость и он смог задвинуть засов. Прислонившись спиной к двери, он сложил руки на груди и спросил:
– Ну как, теперь стало лучше?
– Да, спасибо. – Она слабо улыбнулась ему. – Я думала, что не стану обращать на них внимание, но вдруг все эти взгляды стали мне невыносимы. Они столько всего напомнили. – Аделиза вздрогнула и, обхватив себя руками, подошла к очагу.
– Теперь им придется довольствоваться догадками, – весело произнес Вилл и добавил с усмешкой: – Наверняка среди тех, кто захочет потрепать языками, будет и леди Мод из Уоллингфорда. Немудрено, что с такой женой Бриан Фицконт так много времени проводит при дворе.
– Ей можно только посочувствовать, – возразила Аделиза. – Они с Брианом Фицконтом самая неподходящая пара волов, когда-либо поставленных в одну упряжку.
– А что скажете про нашу упряжку? – Д’Обиньи проверил, надежно ли заперта дверь, и сделал несколько шагов к Аделизе, но потом остановился, словно она была дикаркой и он не знал, как к ней лучше подойти.
– Я бы никогда не согласилась выйти за вас замуж, если бы считала, что мы с вами не сможем провести ровную борозду.
– Мне хочется, чтобы отныне у вас были другие воспоминания, – мягко произнес Вилл. – Если вы позволите мне… Но я не знаю, с чего начать. – Он замер в нерешительности, хотя всего пару минут назад по ее просьбе властно избавился от толпы гуляк.
– Тогда позвольте помочь вам.
Стоя лицом к нему, Аделиза расстегнула застежку на вороте платья, потом следующую. Затем она подняла руку и показала Виллу шнуровку от подмышки до бедра.
– У меня слишком большие руки для такой тонкой работы, – проворчал он, но тем не менее подошел и стал распускать шнур.
Она не стала спрашивать, доводилось ли ему раньше этим заниматься, потому что не хотела этого знать.
– Вовсе нет, видите? – негромко засмеялась Аделиза. – У вас очень ловкие руки, если это нужно. – Она старалась не вздрагивать, когда Вилл все-таки задевал ее. – Ну вот. – Платье скользнуло с плеч и упало к ее ногам, и она шагнула из него.
Очень осторожно Вилл снял с нее корону, чтобы можно было убрать заколки, удерживающие на длинных каштановых волосах Аделизы вуаль, но потом опять опустил корону ей на голову и отступил на шаг, любуясь.
– Никогда не видел такой красоты, – восхищенно проговорил он.
Пока он разглядывал ее, Аделиза стояла не шевелясь. Его учащенное дыхание и заблестевшие глаза разожгли в ее чреслах ответный огонь.
– Я рад, что вы попросили прогнать всех, – признал Вилл. – Ведь с ними я не смог бы увидеть вас такой.
Он снова приблизился к Аделизе, приложил одну ладонь к ее щеке и поцеловал в губы. Его рот был горячим, она ощутила тепло и мощь его тела. Это хорошо, отметила Аделиза про себя. Считалось, что женские телесные соки холодны и вытягивают из мужчины силу. Нужно было дополнить их мужским жаром, и если у мужчины соки недостаточно горячи, то его семя могло не дать всходов. Она знала об этом, так как прочитала все медицинские труды, пока пыталась зачать от Генриха. Поцелуй полностью захватил ее, по телу разлилась приятная истома. Сила рук Вилла тоже доставляла ей удовольствие. Он обнимал ее с той же нежностью, с какой держал ее корону, и в его объятиях ей было спокойно и уютно.
С трепетной церемонностью Вилл оторвался от нее и, подойдя к кровати, откинул покрывала, приглашая супругу лечь. Когда она устроилась на подушках, он сел со своего края и, деликатно отвернувшись, стал раздеваться. Взгляду Аделизы открылись широкие плечи и крупные расслабленные мышцы дремлющего льва. Совсем не таким был Генрих – коренастый, с объемным животом и морщинистой кожей. Вилл же – молодой мужчина, крепкий, страстный. Он обернулся к ней, и Аделиза едва не ахнула при виде могучей груди и ленты курчавых волос, уходящей к чреслам. О да, очень крепкий и очень страстный. Она не знала, то ли отвести глаза, то ли продолжать смотреть в немом изумлении. Но затем взлетели и упали простыни, и Аделиза была спасена от необходимости принимать решение.
– Я должен признаться вам в одном грехе, если это грех, – произнес Вилл, склоняясь над ней.
– Тогда вам нужно пойти к священнику, – шепнула Аделиза.
Зачарованная его гладкой кожей, она протянула руку и коснулась его плеча, повела вниз по твердо очерченным мускулам, пока кончики пальцев не запутались в блестящих темных завитках. У нее захватило дух.
– Священник мне не поможет, – возразил Вилл. – Я хочу, чтобы вы стали моим исповедником и выслушали меня.
– А если я не смогу даровать вам прощение? – Она играла с кудрями, ниспадающими с его лба.
– Тогда я погиб. – Он положил ладонь ей на талию. – Сознаюсь в том, что давно люблю и желаю вас. Вы так прекрасны. Сознаюсь в том, что завидовал вашему супругу-королю, хотя знал, что вы так же недосягаемы для меня, как звезды в небесах. И вот теперь вы моя, и я не могу поверить своему счастью. Часто ли бывает так, чтобы человек мечтал о звезде и его мечта сбылась? Вы сияете, и я ослеплен.
Она обвела пальцем контуры его губ. Эти слова – сокровище. Генрих не говорил ей ничего подобного. Когда он ложился с ней, это было сугубо для воспроизводства. А привлекали Генриха только полные, пышногрудые женщины, спелые, как наливные яблоки.
– Вы такая изящная и хрупкая, – шептал Вилл. Он гладил ее по бедру, не отрывая глаз от тела Аделизы. – Я боюсь дышать из страха, что вы улетите.
– Я достаточно крепка, чтобы выдержать ваш вес. – Ей казалось, она тает под его жарким взглядом. – И я дарую вам прощение. – Аделиза прильнула к нему всем телом, прижала губы к его ключице, спрятала лицо и услышала, как Вилл судорожно выдохнул над ней.
С Генрихом соитие часто причиняло ей неприятные ощущения. Он действовал прямолинейно и решительно, ожидая, что она удовлетворит его желание. А для Аделизы сношение было обязанностью, которую она с готовностью исполняла, потому что такова воля Божья и потому что таков супружеский долг, однако никогда не понимала, почему близость зажигает искру в глазах некоторых людей и вводит их в грех. Порой ей было так больно, что она потом плакала, уткнувшись в подушку, и считала саму себя виноватой. Ученые мужи писали, что женщине, желающей зачать, нужно высвободить свое семя, внешним проявлением чего является содрогание в приступе наслаждения. За все годы брака с Генрихом с Аделизой такого никогда не случалось, но теперь, лаская пальцами гладкую теплую кожу Вилла, слыша его негромкий стон, она начала дрожать от невыразимо приятных ощущений.
Ей захотелось изучить его тело, и в той же степени Вилл жаждал познать каждый ее уголок.
– Моя, – шептал он, обхватывая ее груди и поглаживая большими пальцами соски, – моя, – повторял он, целуя ложбинку между грудями и тонкую шею. – Теперь вы моя королева.
Аделиза изгибалась навстречу его прикосновениям и забывала дышать. Она и не знала, что рот и руки мужчины могут сотворить с ее телом такое чудо. Это была поэзия, песнь песней, воспевающая чувственность и бесконечно растущее напряжение экстаза. И само соитие, во время которого Аделиза приучила себя замирать и терпеть, произошло будто само собой, на едином дыхании, во взаимном наслаждении. Никогда еще не испытывала она такой полноты ощущений. Вилл опирался на руки, чтобы не придавить ее, и не вторгался в нее со всей мощью своего тела, а обращался с ней нежно и называл своей королевой, своим светом и счастьем.
