Она не пыталась обольстить его, убеждал он себя. Вероятно, даже не понимала, что творила с ним. Она ведь была невинной, не считая одной-единственной ночи.

- Я не думал об этом, - солгал Иво.

Алейда наклонилась над ним так, что ее грудь слегка задела его ребра. И он закрыл глаза, ища в себе силы, не распустить руки. «Фрейев идиот». Даже в лучшие времена трудно было противостоять такой пытке. А если жена вдруг овладела искусством соблазнения, он - после стольких-то месяцев воздержания! - не мог за себя поручиться.

- Должны были, муж, - пробормотала Алейда, и когда Иво открыл глаза, она была тут как тут, встретила его таинственным и проницательным взглядом, невинностью в нём и не пахло. - Вы должны думать об этом во всех подробностях.

Затем она откатилась и приготовилась спать, оставив Иво одного на его стороне кровати, чтобы именно этим он и занялся.

Во всех подробностях.

Алейда тщетно пыталась соблазнить мужа.

После той первой ночи, Иво принялся за старое, таская с собой Бранда каждый вечер, когда тот соизволял появиться, и засиживался за шахматами, пока Алейда едва не лишалась сил от изнеможения. Один раз случилось ему лечь в постель, пока она еще не спала, но попытки её не увенчались успехом.

- Я только лягу, как он уже на мне, - сказала одна из деревенских женщин, когда Алейда повернула разговор на тему мужчин. - Дай ему лишь мельком глянуть на мои титьки - и он сразу готов, - произнесла другая. А третья заметила: - У моего Дигмунда быстрее всего твердеет от непристойных разговорчиков.

«Пффф». Она едва не лежала вчера на Иво, покачивая грудью перед самым его носом, говорила с такими намеками, что диву давалась, как не покраснела. Он был таким твердым, что сошел бы за палаточный шест у них в постели - но все равно оттолкнул ее. Да ни один священник так свято не хранил себя от женщин, как её муж хранил себя от неё. Только грудью и смелыми речами тут явно не обойтись.

И вот однажды, после обеда, она отвлекла Беату штопкой, забрала у Освальда Тома и отправилась с ним и Хадвизой на прогулку, которая после некоторых блужданий привела к Мейрвин.

Они нашли целительницу в её владениях, разговаривающую с рябиновым кустом, что рос у дверей. Она, не оборачиваясь, подняла вверх палец, призывая к тишине. Через мгновение Алейда заметила дрозда-дерябу, который, задрав кверху коричневую головку, сидел в ветвях.

- Она говорит с птицей! - воскликнула Хадвиза.

- Тише, - шикнула Алейда, но было уже поздно.

Птица недовольно затрещала и улетела прочь. Мейрвин с улыбкой обернулась.

- Боюсь, мы спугнули его, - произнесла Алейда.

- Он вернется. Приветствую вас, миледи. Полагаю, вы хотите войти.

Алейда кивнула и повернулась к Тому и Хадвизе:

- Займитесь чем-нибудь полезным и держитесь подальше от хижины - у меня личный разговор.

Мейрвин провела её внутрь и усадила за стол, на котором рядом с нарезанным хлебом и сыром стояла кружка эля.

- Кажется, ты всегда знаешь о моём приходе.

- Я слышу, как вы идёте, миледи.

- Неужели я создаю столько шума?

- Вы разговариваете со своими слугами, а мне всегда приятно слышать ваш голос. Я уже вышла вас встречать, когда прокричал дрозд.

- И что он должен был сегодня сообщить?

Улыбка Мейрвин говорила о тайне за семью печатями.

- Кое-что я уже знала. Истинный вопрос в том, что вы должны сказать мне, миледи. Или скорее спросить?

- Я… - в ответственный момент Алейда вдруг засомневалась. - Я пришла поблагодарить тебя за заботу о сэре Бранде.

- Меня уже поблагодарили, и теперь я начинаю чувствовать смущение.

- Тем не менее, я хочу принести и свою благодарность.

- И я с удовольствием её принимаю, но вы здесь не ради сэра Бранда.

- Нет. - Алейда изучала крошки на хлебной доске, пока Мейрвин не произнесла: - Миледи.

- Я не знаю, с чего начать.

- Давайте начнем с ребенка.

Алейда подскочила от неожиданности. Беременность была ещё не заметна, в том не было сомнений:

- Как…?

Мейрвин только засмеялась:

- Вы светитесь этим, миледи. Нескольких недель я видела знаки и только ждала, когда узнаю имя счастливицы. Услышав, как вы идёте, я всё поняла. Чего же я не понимаю, так это зачем вы пришли ко мне, когда у вас есть Беата.

- Убедиться и… - Ребёнок! В устах Мейрвин это известие зазвучало по-новому. Слезы снова застали Алейду врасплох, она их еле сдерживала и только через минуту справилась с собой. - Понять, во-первых, что делать с этим. Со слезами.

- Выплачьте их. Это все, что я знаю.

- Порой я могла бы плакать целый день напролёт, даже когда счастлива. Это если меня не разберёт смех, который едва ли лучше.

- Ваше тело свыкнется с ребенком, и всё пройдёт, как и тошнота.

Ребенок! Алейда кивнула, продолжая бороться с комом в горе:

- Она, по крайней мере, начинает отпускать.

- Хорошо. Все это признаки того, что малыш силен, но когда они проходят - испытываешь облегчение. А теперь второе, - подталкивала Мейрвин и, увидев озадаченную Алейду, продолжила: - Вы сказали: «Во-первых, со слезами». Что же во-вторых?

«Во-вторых». Алейда вскочила от смущения и принялась кружить по тесной комнатушке, трогая глиняные горшки и сухие травы, обращая внимание на всё подряд, лишь бы не думать о том, что должна спросить.

- Миледи, чтобы это ни было, ответа на моих полках вы не найдёте.

- По правде говоря, может, и найду, сама того не ведая, - вздохнула Алейда и вернулась к столу. - Я… я не знаю, как спросить об этом. Мне нужно… что-то, что заставило бы моего мужа любить меня. Или, по крайней мере, делить со мной ложе.

Мейрвин посмотрела на ее живот:

- В этом деле вы, несомненно, преуспели, миледи.

- Лишь однажды, - сказала Алейда и тут же выложила всю историю: от странных исчезновений мужа до еще более странного его нежелания спать с ней снова. Было настоящим облегчением наконец выговориться кому-то, тем более что Мейрвин слушала с сочувствием, расспрашивала и понимающе кивала.

- Не хочу терзать вас, миледи, но, может, он находит удовольствие где-то на стороне?

- Некогда и я так думала, но теперь… Я уверена только в одном, что со мной он его не находит, - Алейда встала и снова зашагала по комнате. - Ночи становятся короче, и он все меньше и меньше времени проводит дома. Лето почти на носу, скоро наступит пора, когда солнце, не успев закатиться, уже снова будет всходить. Если в ближайшее время я не завоюю его, иной возможности больше не представится, так как вскоре из-за ребенка я вообще не смогу ничего сделать. А потом, когда я оправлюсь, боюсь, будет уже слишком поздно.

- Согласно законам церкви, миледи, уже итак поздно. Священники проповедают нам воздержание во время беременности.

- И в дни церковных праздников, и в дни поста, и по воскресеньям, средам и пятницам, и в Великий пост, и в рождественский пост, и так далее и так далее. Даже прошлая неделя была под запретом, хотя мы и так сорок дней до этого постились. Если я полностью подчинюсь учению церкви, то никогда не буду спать со своим мужем снова. Неужели всё это грешно?

- Ничего из перечисленного грехом я не считаю, миледи, - сказала Мейрвин, мучительно вспоминая слова Иво. - Я только предупреждаю о том, что скажет вам отец Теобальд на исповеди.

- Значит, я покаюсь в ответ, но, по крайней мере, у меня будет муж, - выпалила Алейда, и тут же пожалела. - Прости, Мейрвин. Это уже больной вопрос. Ты поможешь мне?

- Возможно. - Мейрвин задумчиво вычерчивала кончиком пальца замысловатый узор на столе. - Как вы относитесь к лорду Иво, миледи? Вы заботитесь о нем?

- Он - мой муж.

- Понятно. Есть ли иная причина, по которой вы заботитесь о нём? Не потому, что он ваш муж…?

Алейда закрыла глаза и попыталась вообразить это.

- В самом начале я бы сказала тебе, что у меня не может быть привязанности к нему. Я была уверена, что он, до мозга костей, человек короля Уильяма. Но потом стала обнаруживать хорошее в нём. Удивительно, при его-то привычках, он оказался достойным лордом Олнвика и справедливым. Большую часть времени, - исправилась она, думая о Уоте. - А если совершает ошибку, то находит такой способ примирения, что преданность людей к нему только возрастает. Он даже лорда Роберта сделал союзником.