В противоположность этому, диалект языка отоми, на котором говорят в штате Мексико, имеет тенденцию заимствовать исходные испанские слова — иногда в исходном их значении, а иногда с некоторым смысловым сдвигом. Такой тип заимствований намного заметнее для изучающего язык, но и он часто вызывает проблемы, связанные с тем, что смысл нового слова часто определяется исходя из конкретных языковых ситуаций, и поэтому заимствование получает в целевом языке значение, далекое от его "словарного" значения в языке — источнике. Например, испанцы, жившие в городе Иахалон, часто употребляли слово golosina (ныне устаревшее) в значении "небольшое лакомство, даваемое в подарок при покупке" но индейцы племени Чоль придали ему совсем другое значение — "сильное желание", и теперь в их языке это слово (в измененном написании colocojlel) означает "страсть, похоть".

Другой пример — слово plaza, означающее "городская площадь" Из — за того, что большая часть торговли происходила раньше по рыночным дням на площадях, индейцы племени Миксе используют теперь это слово для обозначения любой группы торговцев. Подобным же образом слово patio в языке чоль обозначает теперь любое место, где жарят кофе, так как когда — то в богатых мексиканских домах обжаривание кофейных зерен происходило в открытых дворах — patio.

Заимствованное слово может также приобретать ассоциации с каким — либо рекламируемым продуктом, в особенности в тех местах, где широко распространены транзисторные радиоприемники. Так, испанское слово corona ("корона") является также названием распространенной марки пива, так что попытка использовать это слово в переводе привела к неверной интерпретации соответствующего библейского понятия "венец" Словом vino ("вино") обозначается некий тонизирующий напиток, весьма популярный в некоторых областях Мексики, поэтому для перевода библейского "вина" это слово использовать уже нельзя.

Заимствования, проникшие в язык в достаточно отдаленные времена, могут уже не ощущаться носителями этого языка как чужеродные объекты, и иногда переводчик может извлечь из этого определенную выгоду. К примеру, в языке тотонак (Мексика) испанское слово judio ("еврей"), значительно изменившись фонетически, означает теперь "дьявол" или "исполненный зла человек" Но именно это позволило переводчику употребить данное слово в его исходном звучании (которое совершенно не ассоциировалось у носителей языка с ассимилированным вариантом) и с исходным значением, произведя таким образом "вторичное заимствование" Чтобы закрепить свое нововведение, переводчик образовал сочетание со словом "народ", употребляя для обозначения евреев выражение "народ, называемый judios".

Таким образом, никогда нельзя делать поспешные выводы о смысле заимствованного слова, обнаруженного в языке. Значение каждого заимствования следует проверять не менее тщательно, чем значение любого другого слова, исконно принадлежащего изучаемому языку, так как при межъязыковых контактах могут происходить самые неожиданные смысловые сдвиги. В языке хуаве (Мексика) испанское выражение, означающее "святой дух", применяется по отношению не к духу Бога, а к духу любого человека, а заимствованное слово, означающее 'прощение, извинение' будучи употреблено как существительное, имеет значение 'благосклонность' а как глагол — 'прощать'. Носители языка куикатеко (Мексика) восприняли слово "Креститель" (Bautista) только как фамилию Иоанна Крестителя, ничего не говорящую о нем самом, но лишь позволяющую отличить его, скажем, от апостола Иоанна. По этой причине в тексте перевода пришлось употребить выражение "Иоанн Креститель, который крестил водой".

Третья категория заимствований объединяет слова, привносимые в язык самим переводчиком в процессе перевода. В дальнейшем, обсуждая вопросы построения лексических соответствий на базе заимствованных слов, мы будем иметь в виду именно эту категорию.

При переводе невозможно обойтись без употребления чужих для целевого языка слов, хотя бы для передачи личных имен, встречающихся в Библии (которые при этом могут быть до некоторой степени приспособлены к фонетической системе целевого языка). То же самое относится к словам, означающим различные группы людей, к топонимам и т. п.

При этом возникает серьезная проблема, заключающаяся в том, что для читателя эти новые термины, как правило, не несут никакой смысловой нагрузки. Существуют различные подходы к решению этой проблемы; так, для достаточно образованной аудитории можно снабдить текст словарем в конце книги, тогда как для читателей со слабой культурной традицией лучше всего дать небольшие пояснения прямо в тексте.

Как и во всех других случаях, основным критерием необходимости таких пояснений должна служить проверка понимания текста перевода с носителями языка. Например, какие бы то ни было примечания к именам Иисуса и его учеников будут излишними, так как из контекста совершенно ясно, что эти имена принадлежат людям, в то время как названия мест и групп людей могут вызвать некоторые затруднения, и переводчик должен будет их пояснить. Ниже мы приводим различные примеры (курсивом выделены заимствованные слова).

Одним из способов, которым можно передать новое для целевого языка понятие, является употребление родового понятия (классификатора) совместно с заимствованным словом, которое в данном случае показывает, что имеется в виду некий конкретный член этого класса.

Если заимствованное слово требует для правильного восприятия достаточно длинного пояснения, во многих языках правильнее всего будет привести это пояснение лишь однажды или дважды, а затем ссылаться на данное понятие, используя или само заимствованное слово, или соответствующее местоимение, или какую — либо дейктическую (указательную) форму. Иногда допустимо вынести все пояснения в подстрочные примечания, оставив в тексте только само новое слово. Как правило, в отдельных пробных фрагментах перевода, распространяемых среди носителей языка, пояснения лучше давать прямо в тексте, но в окончательном, полном тексте Нового Завета лучше использовать примечания или словарь в приложении.

При попытке ввести в перевод иноязычное слово есть вероятность, что оно будет неверно понято из — за своей фонетической близости с другим словом, заимствованным ранее. Незнакомые слова у читателя обычно ассоциируются с уже известными, особенно если этому способствует близость их произношения. Например, индейцы племени мазахуа (Мексика) часто путали испанское слово, означающее 'мытарь' с другим словом, которое имеет значение 'тот, кто делает зло, не скрываясь'. Один переводчик пытался ввести в перевод глагол alabar "восхвалять", но вскоре выяснил, что слушатели принимают его за другое слово — a lavar "мыть" Поскольку идолы, которым поклонялось это племя, периодически требовали чистки, словосочетание "мыть Бога" не казалось слушателям особенно странным.

Подобным же образом, испанское desierto "пустыня" путали с de cierto "наверняка"; Tiro у Sidon "Тир и Сидон" принимали за tiro у azadon "выстрел и мотыга"; nardo "нард" — за имя "Леонардо"; presencia "присутствие" смешивали со словом presidencia "президентство"; la oveja "овца" — с la vieja "старуха"; имя одержимого бесами "Легион", переведенное словом ejercito "армия", слушателям показалось звучащим как ejercicio "упражнение", и т. д. Помимо фонетически близких заимствований, иноязычное слово может оказаться похожим на какое — то из слов самого целевого языка. Так, в языке Колорадо (Эквадор) слово тапа, по — испански означающее "манна", имело значение "олень", а слово mirra — по — испански "мирра" — звучало очень похоже на название лечебного древесного сока.