Вторая функция союза gar заключается в выражении "связи или продолжения" [Bauer/Aland 1988, gar, кол. 305]. Это использование дает право на существование другой точки зрения, а именно той, что Павел в разной последовательности реагирует на полученные известия. Сперва он благодарит Бога. После молитвы он переходит к выражению собственной радости и воодушевления.

В данный момент у нас нет достаточных данных в пользу первой или второй точки зрения. Для нашего анализа мы выбрали вторую из них, а первую отметили в примечании как альтернативную.

Итак, мы завершили семантический анализ Филим 4^7. Если мы хотим, чтобы он представлял некоторый интерес для переводчика, то его необходимо представить таким образом, чтобы переводчик им мог воспользоваться. Поэтому в настоящем разделе мы объединили некоторые основные особенности данного анализа, о которых шла речь в этой и двух последующих главах.

1. Каждый раздел и абзац начинается с формулировки темы и конкретной семантической единицы, представленной в форме пропозиции.

2. Каждая пропозиция стиха пронумерована в алфавитном порядке.

3. Напротив каждой пропозиции указаны отношения, в которые она вступает с другими пропозициями. Кроме этого, пропозицию может вводить союз или союзное слово, которые указывают на эти отношения в русском языке.

4. Пропозиции особым образом располагаются по отношению друг к другу. Главные пропозиции занимают левый край, а второстепенные размещаются с небольшим отступом вправо.

5. В некоторых случаях внутри абзаца могут возникать второстепенные тематические линии. Тогда, согласно нашей схеме расположения пропозиций, такая подтема будет сдвинута к левому краю, а конкретное понятие (например, "евангелие" или "чудо"), связывающее ее с основной темой, будет заключено в рамку; два случая употребления такого понятия будут соединены одной линией. В Фил 4–7 подтема молитвы имеет аналогичный отступ, что и пропозиция 4в.

6. Если исследователь, проводящий семантический анализ, видит, что имеются существенные препятствия для выбора определенного суждения, касающегося либо самих пропозиций, либо отношений между ними, то внизу каждой страницы он может привести комментарий таких пропозиций, расположенный в соответствии с цифровым и алфавитным порядком.

7. Некоторые слова и выражения помечены звездочкой в том случае, если они являются особыми христианскими понятиями. Значение их объясняет особый словарь, прилагаемый к анализу.

8. Лексические варианты отделяются друг от друга черточкой в том случае, когда, во — первых, имеются лексические варианты в русском языке, одинаково верно передающие греческое понятие, и, во — вторых, в русском языке невозможно подобрать точный эквивалент греческому понятию, и поэтому используется другое слово или словосочетание, необходимое для раскрытия значения греческого слова.

Идиоматический подход к переводу иногда подвергается критике. При этом выдвигаются четыре основных возражения: во — первых, идиоматический перевод не согласуется с доктриной о боговдохновенности Священного Писания; во — вторых, только Святой Дух может открыть значение Священного Писания, но не переводчик; в — третьих, идиоматический перевод делает неуместным функции толкования Библии; и, наконец, в — четвертых, издание билингвы с параллельным общенациональным переводом приводит к возникновению у людей различных вопросов и комментариев, когда они сравнивают оба перевода. Мы обсудим все четыре пункта, но с полярной точки зрения.

В работах, посвященных вопросу боговдохновенности Библии, часто проводится различие между формой и содержанием, что описывалось в гл. 1. Так, Преус в своей книге "Боговдохновенность Писания" говорит: "…В любом произведении, написанном разумной личностью, так и в пророческом и апостольском Писании, нужно иметь в виду, две вещи: во — первых, буквы, слоги и слова являются написанными внешними символами, которые выражают мысли; во — вторых, сами мысли, которые обозначают некие вещи и явления выражаются при помощи букв, слогов и слов. Соответственно, говоря о Священном Писании мы подразумеваем и то и другое, но особенно последнее" [Preus 1957, с. 15–16].

Данной точки зрения, считающей, что и форма и содержание Библии были созданы по наитию свыше, придерживались очень долго. Преус [Preus 1957, с. 45] так выражает общее мнение лютеранских богословов семнадцатого века: "Содержание может быть выражено только при помощи слова: самой целью слова является сообщение мыслей или содержания… Смысл написанного может быть понят только из слов его выражающих. Следовательно, пока мы не признаем тот факт, что слова Писания были продиктованы Богом, мы не имеем правды говорить о боговдохновенности его, поскольку Священное Писание состоит из слов…" В книге, изданной Карлом Φ. X. Генри, "Откровение и Библия" Финлейсон особенно выделяет мысль, которая была в центре внимания богословов три века назад [Henry 1958, с. 221–234]: "Слова в письменном произведении должно принимать как средство выражения мысли; любой порядок слов, который адекватно выражает мысль, является правильным за исключением того, который ее искажает. Сообщением можно назвать только ту мысль, которая правильно выражена словами. Если Откровение — воплощение мысли Божией, то письменная его передача должна иметь именно тот вид, который хотел ему придать Господь. В этом случае написанный текст сообщает суть откровения, а боговдохновенность гарантирует его достоверность".

Обобщая вышесказанное, нужно заметить, что и лингвистическая форма, и смысл Священного Писания боговдохновенны. Вполне уместно поэтому задать вопрос: требует ли учение боговдохновенности от переводчика точного сохранения как лингвистической формы, так и смысла Библии, поскольку и то, и другое образовалось по наитию свыше? Ответ на этот вопрос имеет два аспекта; один — догматический, имеющий отношение к христианской доктрине, другой — лингвистический.

Первый аспект связан с целью боговдохновенности. Если, как подчеркивает Финлейсон, целью является обеспечение достоверности откровения, тогда такая цель выполнена, поскольку откровение зафиксировано в письменном виде. Грамматическая и лексическая структуры оригинала становятся основой для правильного понимания содержания Библии. Можно предположить также, что грамматическая и лексическая форма оригинала является эталоном, который дал Господь и которому надо следовать в переводе. Однако такое положение не находит подтверждения ни в лингвистике, ни в богословии.

Второй ответ на этот же вопрос относится к сфере лингвистики. Мы можем назвать три главных аргумента в пользу той точки зрения, которая считает идиоматический подход к переводу полностью совместимым с учением о Боговдохновенности Писания. Во — первых, лингвистическая форма оригинала соответствовала языковой норме, актуальной для его современников; во — вторых, языковая форма подчинена смысловой структуре; наконец, различия между языками препятствуют буквальной передаче языковой формы оригинала на любой другой ЦЯ.

(1) Необходимо особо выделить тот факт, что авторы оригинального текста пользовались языком и нормой, естественными для своих современников. Обширный рукописный материал, обнаруженный в прошлом веке и в наши дни, свидетельствует о том, что авторы Нового Завета писали на греческом койне, характерном для того времени. Уффилд в своей книге "Вдохновенность и авторство Библии" красноречиво отмечает: "Дух Святой, призвав на помощь человеческую речь, использовал ее такой, какая она была в то время. Нельзя отрицать, что Святой Дух не мог описать закон солнца или назвать римскую цивилизацию "всем миром". Единственное, что должно учитываться, — это общепринятое значение того или иного высказывания. Если людей, говорящих на таком языке, понимают, следовательно и Дух Святой, пользующийся тем же языком, будет понят". Поскольку Святой Дух пользовал естественные для носителей оригинала языковые формы, вполне логично предположить, что переводчик может поступать таким же образом, употребляя формы, которые будут естественно восприниматься читателями ЦЯ.