— Угу, — отвечал Майкл.

Со стороны Фёдора Семёновича это было очень смелое предложение. Он, конечно, прекрасно разбирался в футболе, долгие годы был заслуженным болельщиком киевской футбольной команды и за всю жизнь пропустил, правда по уважительной причине, только один матч, но о баскетболе не имел ни малейшего понятия. Однако, как известно, терпение и труд всё перетрут. Дальнейшие события показали правильность этой поговорки.

Сразу же после знаменательного разговора, закончив рабочий день, Фёдор Семёнович отправлялся не домой, а в спортивный центр, где его поджидал Майкл. При этом никаких проблем у Майкла не возникало, потому что школа и спортивный центр составляли один комплекс, а, значит, находились на одной территории. Для начала Майкл пробегал с мячом несколько кругов по залу. Левой рукой вести мяч для него не представляло никакого труда, а вот с правой рукой возникали некоторые проблемы. Дело в том, что Майкл был левша, и в школе при письменном задании ручку зажимал в кулаке левой руки. Так вот, когда он вёл мяч правой рукой, то зачастую делал ошибку, которая по баскетбольной терминологии называлась «двойной дриблинг». Конечно, за такую ошибку судьи, не задумываясь, штрафовали. Итак, Майкл делал несколько кругов и отрабатывал дриблинг правой рукой. Закончив это упражнение, Майкл становился под самым кольцом и старался забросить мяч. Это не представляло труда — корзинка была совсем рядом. В это упражнение Фёдор Семёнович вкладывал особый смысл: надо было войти в ритм, набрать спортивную форму и тогда дальние броски станут точно укладывать мяч в корзинку. Ну, конечно, Майкл только бросал по кольцу, а подавал ему мяч Фёдор Семёнович. Темп тренировки был интенсивный, но Фёдор Семёнович, несмотря на солидный возраст, выдерживал его. Но чтобы не употеть, он, как и Майкл, обряжался в спортивную форму.

Постепенно Фёдор Семёнович отодвигал Майкла от баскетбольной корзинки всё дальше и дальше, и к концу тренировки Майкл бросал мяч чуть ли не со средины зала, и с каждым днём всё успешнее. Естественно, стоять так два часа и тупо бросать по кольцу скучно. Поэтому Фёдор Семёнович вводил в тренировку элементы игры. Ну, скажем, ставил Майкла с правой стороны и говорил, что сейчас он работает за бостонскую команду «Селтик». Потом Майкл переходил на левую сторону и делал столько же бросков за их вечного соперника команду «Лейкерс». А затем, сделав минутный перерыв, они подсчитывали кто выиграл. То же самое делали при отработке штрафных бросков: пятьдесят бросков за одну команду, пятьдесят — за другую. В общем, они оба каждый раз что-нибудь придумывали.

И, конечно, они вели разговоры. На разные темы — спортивные и не только. Не повесишь же себе на рот замок, вроде того, который Фёдор Семёнович приспособил к штепселю телевизора. Тем более, что эффектная соседка подарила только один. Темы были из российской и европейской истории, говорили о гангстере Эл Капоне или о писателе Марке Твене. Да мало ли о чём можно болтать, если есть время. Ну, а баскетбольные темы тоже занимали важное место.

— Майкл, — говорил Фёдор Семёнович, — я могу научить тебя футбольной технике, но не баскетбольной, так что присматривайся как это делают другие, особенно большие игроки.

— Угу, — отвечал Майкл и присматривался. Он был способный мальчик и быстро прогрессировал. Но был ещё один результат от этих тренировок и разговоров — Майкл стал относиться к Фёдору Семёновичу как к старшему товарищу. Он не потерял к нему уважение. Нет, конечно. Как писала в своём письме классная руководительница: «Майкл с детьми вежлив, с учителями тоже», а, значит, и с родителями вёл себя не менее культурно. И всё-таки непроизвольно получалось, что Фёдор Семёнович вроде бы его товарищ; и в разговорах с другими людьми Майкл стал говорить не «папа велел» или «папа обещал», а «Фредди велел или обещал», и это обращение осталось навсегда.

Итак, Майкл вскоре стал ведущим нападающим в своей команде, и старики, которые приходили в спортивный центр поплавать, помыться и выполнить определённый комплекс упражнений, чтобы продлить себе жизнь, стали называть Майкла — Ларри Бэрд, по имени знаменитого игрока бостонской команды «Селтик». Во-первых, Майкл, по их мнению, играл не намного хуже и, кроме того, у него были такие же светлые волосы как у Ларри.

Дни их жизни, тем временем, катились один за одним, иногда толпясь и наскакивая друг на друга, как волны Атлантического океана, на берегу которого они жили; и катился к финишу, чётко следуя расписанию, чемпионат детских баскетбольных команд. Но вот наступил знаменательный день — день финального матча на звание чемпиона. И, конечно, одним из участников этого матча была команда Майкла. В зале творилось настоящее столпотворение. Пришли все папы и мамы, и многие бабушки и дедушки. Одного старичка привезли в инвалидной коляске. Пришли представители общественности, а также баскетбольные тренеры и селекционеры, которые присматриваются к способным ребятам.

Майкл был в ударе. Собравшаяся публика охала и ахала, глядя на его игру. Он подхватывал мяч возле своего кольца, пробегал с ним весь корт и бросал. Он бросал с любой дистанции — средней, дальней, и всегда попадал в корзинку. Иногда, правда, судья наказывал его за обычную ошибку — «двойной дриблинг» правой рукой. Но тут уж ничего нельзя было поделать.

Однако всё-таки счёт держался примерно равным, потому что противная команда была потенциально много сильнее, и шаткое равновесие поддерживалось только усилиями Майкла. Матч шёл к концу, когда на корте стало твориться нечто странное: судья стал чересчур строго относиться к двум товарищам Майкла, которые проделав длинный путь, приехали в Америку из Советского Союза. Чересчур строго — к Грегори, который приехал из Киева, и Виталику, который приехал из Ленинграда. Сделав, по мнению судьи, шесть нарушений, покинул корт сначала Грегори, а затем и Виталик. Это была огромная потеря для команды. Они не очень хорошо играли в баскетбол, но были крепкие ребята, а потому незаменимы в защите. Многие в зале стали громко выражать своё возмущение, считая что судья штрафовал этих игроков неправильно. Но с судьёй спорить невозможно, потому что он всегда прав. И тогда Майкл удвоил свои усилия. Его пытались держать вдвоём, втроём — ничего не помогало. Он был неудержим.

Пошла последняя минута матча и казалось, что победа в кармане, потому что команда Майкла вела с перевесом в три очка; и в этот момент игроки противной команды отквитали два очка. Но в запасе ещё оставалось одно очко. Как вдруг отец Виталика, которого судья удалил за шесть нарушений, заметил, что часы, отмеряющие время матча, стоят. Всё в мире движется. Шар земной крутится, вместе с ним крутится бесконечное время, а вот часы остановились. А часами управляла мама одного игрока из противной команды, которая была уверена, что её сын через десять лет станет ведущим игроком «Селтика».

— Вы специально остановили часы, — нервно закричал отец Виталика.

— Ой, — испуганно воскликнула эта мама, которой поручили столь ответственное дело, — я не знаю как это получилось.

Она немедленно включила часы, и теперь уже второй раз за время матча потекла последняя минута. И вот тогда противная команда забросила ещё один мяч. Теперь у них было преимущество в одно очко, достаточное для полной победы. Оставались считанные секунды, и тогда Майкл пошёл в прорыв. Он шёл на кольцо, как лётчик идёт на таран, когда его самолёт охвачен пламенем; как орёл, который камнем падает на спину беззащитной косули; и тогда сразу три игрока уложили его на пол. Время вышло, но нарушение было очевидным. Итак, два штрафных; и Майкл смазал оба, хотя на тренировках забрасывал более 90 %. Видимо, слишком много сил и нервной энергии он отдал в этом матче.

Майкл сидел понурив голову и молчал, один в опустевшей раздевалке. Фёдор Семёнович попытался заговорить с ним, но Майкл не отвечал. Он не хотел никого видеть, потому что вдруг понял, что окружающий его мир взрослых жесток и, главное, не всегда честен.