А вот другой пример. Написал я как-то несколько стихотворений. Мне это — всё равно, что плюнуть. Однажды даже один знаток поэзии высказал о моих способностях такое мнение: «Евгений, ты делаешь это легко. Настолько легко, что даже не думаешь о чём ты пишешь». Так вот, написал я стихи и решил показать понимающему человеку. Обратился, конечно, сначала к соседке, знакомая которой прислала мне хвалебный отзыв с другого конца Америки. Ну, соседка кому-то там позвонила, этот неизвестный мне человек тоже с кем-то связался.

В общем, в конечном итоге очутился я в бостонской квартире известного поэта Наума Коржавина. Я тогда чуть ноги себе не поломал, потому что комната была сильно захламлена, а книг — невероятное количество. Некоторые даже на потолке пристроили, потому что для них другого места хозяин не смог найти. Почитал г-н Коржавин мои стихи и сказал следующее:

— Ваши стихи красивы, может быть, кому-то понравятся, может даже кто-то напечатает их. Но мне мало что нравится.

И стал вслух читать стихи Ахматовой. Когда он закончил, я предложил посмотреть мои стихи в большем объёме.

— Нет, — сказал г-н Коржавин, — вот если бы вам было шестнадцать лет, то был бы другой разговор.

На этом мы и расстались. И теперь, когда моя жена, с которой я пока что ещё не развёлся, начинает приставать — пошли в кино или какое-либо другое место, я про себя думаю:

— Покрутила бы ты, дорогая, двенадцать часов баранку, то в голове была бы одна мечта: пожрать и на боковую.

Но вслух, конечно, культурно повторяю слова Коржавина:

— Нет! вот если бы вам было шестнадцать лет, то был бы другой разговор.

Так что и у таксиста могут быть встречи со значительными людьми.

Вот ещё об одном знакомстве — с другим известным поэтом Виктором Уриным, человеком талантливым, фронтовиком. Его за что из Союза советских писателей выгнали — честный был, не захотел бить гаечным ключом по голове другого поэта. Остальные били и премии получали. Он мне однажды прислал открытку, в которой предлагал возобновить древний обычай и ввести соревнования поэтов в программу олимпийских игр. Я за эту идею, конечно, сразу ухватился. Мне стих написать — всё равно, что плюнуть. Ну, я и поехал к нему. Один наш таксист подрядился отвезти клиента в Нью-Йорк и меня прихватил.

Внешность у г-на Урина была впечатляющей: одет в зелёную хламиду, волосы чуть ли не до пояса, а в них серебряные нити — от возраста. Зашёл я к нему в квартиру и ахнул: вроде попал на склад запасных частей; только на деревянных стеллажах не автомобильные детали, а книги. Стол и два стула, конечно, были, а кровати нет. Может он спал на одной из этих полок. Посадил он меня писать адреса на открытках, предлагающих ввести состязания поэтов в программу олимпийских игр. Сотни адресов я тогда написал, а отправил он к тому времени уже тысячи; и полмира изъездил, пропагандируя свою идею. Принимали его большие люди — президенты разных стран, премьер-министры. Но из-за этих открыток и разъездов г-н Урин сильно поиздержался. Поэтому обед, которым он меня угостил, состоял из плохо сваренной свёклы без масла и соли. Как известно, такой едой во время войны немцы кормили советских военнопленных; а я избаловался на разносолах жены, с которой пока ещё не развёлся. Однако терпел: искусство требует жертв. Но негативный опыт учёл: когда второй раз к нему приехал через пару месяцев, то привёз сардины в масле, бычки в томате, рижские шпроты и пару польских шоколадно-вафельных тортов. На деликатесы г-н Урин отреагировал равнодушно, но скушал, однако, несколько кусков торта. Ел и приговаривал: «Ну ты, брат, меня и уважил».

Когда я рассказывал эти истории моим товарищам, то многие таксисты вытянулись в струнку по стойке смирно и один даже отдал честь; а на очередном собрании меня выбрали президентом «Ассоциации русскоязычных водителей». Так что, господа, стать писателем в наше время проще пареной репы.

Когда я закончил этот очерк, один мой приятель сказал мне, что я могу нажить недоброжелателей и это закончится для меня печально. Он привёл мне в пример судьбу американского классика Эдгара По, который вздумал критиковать собратьев по перу, а в результате лишился литературных заработков и умер нищим. Я ответил, что хотя публикаций у меня много, но редакторы всё равно почти ничего не платят. Хлеб с маслом я покупаю на свои трудовые доллары, заработанные в качестве водителя бостонского такси. А читать мои великие произведения, как говаривал Стендаль, будут в следующем веке.

Городок был небольшой — тысяч на двадцать жителей, и раскинулся на берегу спокойного овального залива на север от Бостона. Но иногда воды Атлантики, недовольные неадекватным поведением людей, приходили в волнение и выбрасывали на набережную резко пахнувшие водоросли, мешая прогуливаться скучающей публике. В городке было всё, что положено по штату маленькому городку: ратуша, где дремали ответственные чиновники; полицейский участок и пожарная часть, возле здания которой всегда стояла кучка пожарников, оживлённо обсуждающих спортивные новости; и, конечно, библиотека. Иногда по улицам городка со звоном молодецки проносились две или даже три пожарные машины, сопровождаемые эскортом ревущих полицейских машин, — это какому-нибудь престарелому жителю становилось плохо под тяжестью длинной вереницы прожитых дней, и потому пожарники и полицейские спешили помочь ему задержаться на нашей грешной земле. Беспокойство обывателям также причиняли ремонтные рабочие в жёлтых куртках, цветом напоминающих тоскливую осень. Ремонтники вечно что-то чинили, что-то копали, мешая проезжающему автотранспорту.

Стрела экскаватора задрожала от напряжения и, словно это была человеческая рука, стала сгибаться в локтевом суставе и во всех своих сочленениях, напрягая мускулы; а ковш с грохотом ударил по поверхности земли. Экскаватор был небольшой, как его обычно называют — мини-экскаватор, производства японской фирмы «Мицубиси». Его пригнали сюда, потому что новый владелец дома, окружённого большим садовым участком, любил культурно развлекаться, а потому решил построить стационарный бассейн. Денег у этого человека было достаточно, так что он мог позволить себе такую роскошь.

— Подожди Карлос, — закричал экскаваторщику по-испански его напарник, — посмотри что ты откопал.

— Ну что там у тебя, — недовольно произнёс человек, которого назвали Карлосом. Он хотел скорее закончить работу и отправиться в небольшой ресторанчик на берегу океана под названием «Станция Виктория», где его ждало голландское пиво и добрые приятели.

— Иди сюда, — продолжал настаивать его напарник.

Карлос слез с мягкого сидения, на котором восседал наподобие китайского мандарина, потому что четыре металлических стержня вознесли над ним некое подобие японского зонтика, защищавшего от солнца и непогоды. Так вот, в ковше экскаватора он увидел то, что поразило его приятеля — полузасыпанный землёй человеческий череп.

— Господи Иисусе, — произнёс Карлос и перекрестился. — Теперь всю ночь мне это будет сниться.

— А ты вечером выпей пару лишних банок пива, — посоветовал напарник. — Будешь спать как убитый. Однако надо позвонить в полицию.

Прибывшие немедленно полицейские с помощью Карлоса и его приятеля стали ковыряться в яме и постепенно перед ними обнажились два человеческих скелета.

Вечером того же дня прибывший из Бостона шеф полиции Лапардье дал интервью представителям прессы, которое транслировалось по местному телевидению.

— Обнаруженные скелеты идентифицированы как принадлежавшие крупному мужчине и женщине, которые умерли насильственной смертью, — сказал шеф Лапардье. — Больше я ничего не могу сообщить вам — ни имена этих людей, ни время преступления. Предстоит длительное расследование. Я понимаю, что эта печальная находка взволновала общественность вашего городка, в котором за последние пятнадцать лет не было ни одного серьёзного нарушения. Исключение составляет прошлогодний пьяный дебош в ресторане «Станция Виктория», учинённый работником фирмы «Железо, чугун и драгметаллы» мистером Ховардом. Подозреваемых в этом преступлении пока нет, поскольку дом и участок раньше принадлежали Эллен Перкинс, в девичестве Донован, которая получила его по наследству от своего брата Кэвина, а потом эта собственность переходила из рук в руки нескольких владельцев.