По нивам и по горным кряжам Непостижимый свист ядра… Что скажете и что мы скажем На взгляд взыскующий Петра? Никакой патриотической радости «чугунный фейерверк» принести не мог. Парнок по-своему видела роль России в мировой истории: Люблю тебя в твоем просторе я И в каждой вязкой колее. Пусть у Европы есть история, — Но у России: житие. В то время, как в духовном зодчестве Пытает Запад блеск ума, Она в великом одиночестве Идет к Христу в себе сама. Порфиру сменит ли на рубище, Державы крест на крест простой, — Над странницею многолюбящей Провижу венчик золотой. «Венчик золотой» комментировать не будем, лучше приведем еще одно стихотворение Парнок по теме нашей книги, вот оно: О тебе, о себе, о России И о тех тоска моя, Кто кровью своей оросили Тишайшие эти поля. Да, мой друг! В бредовые, в эти Обеспамятовавшие дни Не избранники только одни, — Мы все перед ней в ответе. Матерям — в отместку войне, Или в чаяньи новой бойни, В любви безуметь вдвойне И рожать для родины двойни. А нам — искупать грехи Празднословья. Держать на засове Лукавую Музу. Стихи Писать не за страх, а за совесть. Остается лишь добавить, что София Яковлевна Парнок умерла 26 августа 1933 года, в возрасте 48 лет. Похоронена на Немецком кладбище в Лефортово. Упомянем еще и русскую поэтессу Елизавету Ивановну Дмитриеву, принявшую по воле Макса Волошина иностранный псевдоним: Черубина де Габриак. Нельзя не привести поэму Черубины «Россия» (1922). Вот ее начало: Господь, Господь, путей России Открой неведомый конец… Наш первый храм — был храм Софии, Твоей Премудрости венец. Но дух сошел в темницу плоти И в ней доселе не потух. В языческом водовороте Блуждает оскорбленный дух. И восхотела стать крылатой Землею вскормленная плоть, — И младший брат восстал на брата, Чтоб умереть иль побороть! И шли века единоборства, И невозможно сочетать Земли тяжелое упорство И роковую благодать. В двойном кощунственном соблазне Изнемогали времена, И, вместе с духом, — лютой казни Была земля обречена. И мы пошли «тропой Батыя», И нам не позабыть нигде, Как все места для нас святые Мы желтой предали орде… Сделаем пропуск и далее читаем про Россию: Господь, Господь, наш путь — неправый. В глазах — любовь. В ладони — нож! Но облик наш двойной, лукавый, Весь, до глубин, лишь ты поймешь. Мы любим жадною любовью, И, надругавшись до конца, Мы припадаем к изголовью, Целуя губы мертвеца… Земной наш облик безобразен И навсегда неотвратим… Кто наш заступник — Стенька Разин Иль преподобный Серафим? Никто из нас себе не верен, За каждым следует двойник… Господь! Ты сам в любви безмерен, В нас исказился Твой же лик! Ты нам послал стезю такую, Где рядом с бездной — высота, О вечной радости взыскуя, Твердят хуления уста. Перед крестом смятенный Гоголь Творит кощунственный обет И жжет в огне, во имя Бога, Любовь и подвиг многих лет. Мы все на огненной купели, Мы до конца себя сожжем. Приди. Приди! Мы оскудели, Скорбя об имени Твоем… И последний выкрик из поэмы:
Россия — скорбная невеста, Ее возьмет один Господь. И последняя женщина-поэтесса в этой главе — Вера Инбер. Родилась в Одессе в семье владельца научного издательства. Можно предположить, что и у нее нерусские корни. В двадцатилетием возрасте Вера Инбер жила в Париже и в некотором отчаянии писала: Уже своею Францию Не зову в тоске; Выхожу на станцию В ситцевом платке. Фонари янтарные Режут синеву, Поезда товарные Тянутся в Москву… Ах, Москва-Москва — мечта всех чеховских сестер, как будто Москва — это мед. В 1929 году Вера Инбер написала иронично-шуточное стихотворение «Европейский конфликт» — о любви, о родине, о двух мирах: Через год ли, два ли Или через век, Свидимся едва ли, Милый человек. По различным тропам Нас судьба ведет: Ты — продукт Европы, Я — наоборот. У тебя завидный Бритвенный прибор. У тебя невиданной Красоты пробор. Вьешься вкруг да около, Подымая пыль. У тебя ль, у сокола, Свой автомобиль. У тебя ль, у молодца, Загородный дом. Солнечное золотце Бегает по нем. Позвонишь — и в горницу Мчат во весь опор Шелковая горничная, Кожаный шофер, — Из-за каждой малости, Из-за всех дверей. Ты же им: «Пожалуйста, Только поскорей». И несут, не слушают, Полно решето: Тут тебе и кушанье, Тут тебе и што. А и крепку чарочку Ты мне подаешь. А и нежно за ручку Ты меня берешь. Погляжу на губы те, На вино абрау. «Что ж вы не пригубите, Meine Liebe Frau? За весну немецкую, Нежную весну!» — «Мне пора в Советскую, Говорю, страну. С ласковыми взорами, В холе да тепле, Долго жить нездорово На чужой земле. По Европе бродишь, как Призрак, взад-вперед. У меня работишка, Говорю, не ждет. У меня угарище Стало в голове. У меня товарищи, Говорю, в Москве». И, услышав эдакий Деловой язык, Как щегол на ветке, Сокол мой поник. Не сказал ни слова мне, Обратился в бег, Светский, образованный, Любезный человек. |
