И далее Иван Сергеевич Тургенев писал: «…Что Иванов во всех стремлениях своих остался русским человеком — это неоспоримо; но он был русским человеком своего, то есть нашего, переходного времени. Он, так же, как и все мы, не вступил еще на обетованную землю; он предвидел ее издали, он ее предчувствовал, но он умер, не достигнув ее рубежа. Он не принадлежал к числу гармонических и самобытных творцов-художников (их еще нет у нас на Руси); самый талант его, собственно живописный талант, был в нем слаб и шаток, в чем убедится каждый, кто только захочет внимательно и беспристрастно взглянуть на его произведение, в котором всё есть: и трудолюбие изумительное, и честное стремление к идеалу, и обдуманность — словом, всё, кроме того, что только одно и нужно, а именно: творческой мощи, свободного вдохновения…»

Словом, с Александром Ивановым не все как-то гармонически получилось. Тогда вспомним Репина и Сурикова, истинно русских богатырей. Увы, есть и у них некоторая «червоточина»: женились они не на русских женщинах (опять же с точки зрения патриотов, разумеется). Василий Суриков женился в 1878 году и привез в Москву Елизавету Августовну, урожденную Шаре. Шаре — это кто? Пусть дадут точный ответ суриковеды или потомки художника, славные братья Михалков и Кончаловский.

Вот и Илья Репин «подкачал»: после первого неудачного брака с Верой Шевцовой («за обедом иногда тарелки летели», — вспоминала дочь Вера) художник женился во второй раз на Наталье Нордман, которая была не только по крови, но и по духу западной женщиной, к тому же весьма эмансипированной. Она создала Репину интеллектуально-светскую атмосферу и тем самым, по наблюдению Василия Розанова, «проглотила» Илью Ефимовича целиком. После 15 лет совместной жизни Репин наконец-то расстался с Нордман.

Любимый ученик Репина — Валентин Серов, прославленный не менее своего учителя художник. О картинах его говорить не будем. А вот об облике… Александр Бенуа отмечал: «Внешностью Левитан и Серов вовсе не были друг с другом схожи, хотя в обоих и текла еврейская кровь. Но Серов с виду казался чистокровным русским…»

Валентин Серов был сыном композитора Александра Серова. Еврейская добавка прадеда со стороны отца была усилена кровью матери Валентина Серова, она — урожденная Бергман. Ее добропорядочные еврейские родители долго не соглашались на брак с представителем богемы. Но брак состоялся, и как следствие его — художник Серов, «с виду чистокровный русский».

Примечательны для характеристики Серова воспоминания В. Симонович-Ефимовой: «Серов и в России работал много. Но в России работалось со скрипом. Во Франции это был грохот напряжения… Пропитанный вековой культурой Париж, какой силой он наливал художника!..»

Может быть, Париж был родовым магнитом для Серова?.. Еще раз хочется повторить: никто точно не знает, какое влияние на творчество оказывает генетическая память…

А что вызвало на свет врубелевских демонов? Возможно, ответ на этот вопрос надо искать в родовых корнях Михаила Врубеля. Его предками по матери и отцу были русские, татары, финны, выходцы из прусской Польши и варшавские поляки. А поляки, как известно, — это дух мятежа.

Исследователи отмечают, что было нечто общее между безумием Ницше и безумием Врубеля. С Фридрихом Ницше Врубеля роднит шопенгауэровский культ гения и героя.

Врубелевский демон борется не с небом, а с землей, и здесь не может быть никакой победы. Отсюда демон падший, демон поверженный…

Это — Александр Блок. Крайне любопытен этот ряд «русских» гениев: Пушкин — Лермонтов — Врубель — Блок.

В отличие от Михаила Врубеля творческие и национальные корни Александра Бенуа ясны, как Божий день. В книге «Мои воспоминания» Бенуа пишет:

«Я должен начать свой рассказ с признания, что я так и не дозрел, чтобы стать настоящим патриотом, я так и не узнал пламенной любви к чему-то огромно-необьятному, не понял, что его интересы — мои интересы, что мое сердце должно биться в унисон с сердцем этой неизмеримой громады. Таким, видно, уродом я появился на свет, и возможно, что причиной тому то, что в моей крови сразу несколько родин — и Франция, и Неметчина, и Италия. Лишь обработка этой мешанины была произведена в России, причем надо еще прибавить, что во мне нет ни капли крови русской…»

«В сущности, я западник, — признавался Александр Бенуа. — Мне в «настоящей», на Запад от России лежащей, старой Европе все дорого, и несомненно, на свете нет места, которое было бы мне дороже Парижа».

Теперь понятно, почему Бенуа всю жизнь питал «страсть к Версалю».

«Зачем киснешь в Петербурге? — писал из Парижа Бенуа своему другу по гимназии Сомову. — Ведь тут действительно хорошо и лучше… А как дивно теперь в Версале… как чудесен мертвый дворец посреди возрождающейся природы…»

Можно, конечно, ругать Бенуа за увлечение Западом, но при этом не надо забывать, что сделал Александр Николаевич для России. Он был страстным пропагандистом русского искусства XVIII–XIX века. Был инициатором создания ряда искусствоведческих журналов и музеев, в частности редактором сборников «Художественные сокровища России». Принимал активное участие в организации и охране памятников истории и культуры в первые революционные годы. А создание общества и журнала «Мир искусства»! А четыре тома «Истории живописи»! Это все сделал, создал и написал нерусский Александр Бенуа. Хотя только безумцы могут назвать его нерусским.

В галерее «Элизиум» в Центральном Доме художника на Крымском валу с успехом проходила выставка «Семья Бенуа». В круг этой замечательной семьи, кроме носивших имя Бенуа, входят также братья Лансере, Анна Бенуа-Черкесова и Зинаида Серебрякова (ее картина «За туалетом» пользуется в России и на Западе большой популярностью).

Как отмечал Георгий Меликянц в «Известиях», Бенуа были архитекторами, графиками, живописцами, портретистами, пейзажистами, театральными художниками. К их общему наследию в России относятся фрагменты росписи храма Христа Спасителя, тысячи полотен и эскизов, а также Готические конюшни и Фрейлинские корпуса в Петергофе, Придворная певческая капелла и выставочный корпус в Петербурге, именуемый ныне «корпусом Бенуа», бесчисленные книжные иллюстрации. Без преувеличения: это не просто бесценное наследие, но более того — пространство постоянной причастности к искусству.

К другим Бенуа мы еще вернемся, а сейчас вновь об Александре Бенуа и Константине Сомове: их обоих притягивал к себе Запад. «Нас инстинктивно тянуло, — вспоминает Бенуа, — уйти от отсталости российской художественной жизни, избавиться от нашего провинциализма и приблизиться к культурному Западу…»

В письме к Сомову 11 декабря 1905 года Бенуа предлагал: «…нужно уничтожить микроб бездарности, который заел Россию, и нужно создать такие санитарные условия посредственности, чтобы этот микроб больше не появился…»

Увы, микроб этот замечательно размножился в советские времена, когда от художников требовался не талант, а всего лишь верность коммунистической идее. Но это уже совсем другая тема. А нам бы с вами дай Бог разобраться со своей.

Александр Бенуа водил дружбу со Львом Бакстом (его настоящая фамилия Розенберг, — имя Лей Хаим, а Бакст — это фамилия бабушки), тоже ярким художником Серебряного века, волшебником света. «Левушка Бакст был первый еврей, с которым я близко сошелся, — вспоминает Бенуа. — Послушать его, так самые видные деятели науки и искусства и политики в прошлом были все евреи. Он не только гордился Спинозой, Дизраэли, Гейне, Мендельсоном, Мейербером, но заверял, что все художники, философы, государственные деятели были евреями, раз носили библейские имена Якова, Исаака, Соломона, Иосифа и т. д.».

Поверив Баксту, можно и Иосифа Сталина причислить к евреям, но это было бы, выражаясь современным сленгом, полный абзац!..