Символическое присутствие
Похожий подход рассматривает традиционные христологические формулы как "символы присутствия Бога" во Христе, которое не следует понимать как реальное присутствие. Это символическое присутствие указывает на доступность и возможность такого же присутствия для других людей. Вероятно наиболее значительным представителем этой позиции можно назвать Пауля Тиллиха, для которого Иисус Назарейский символизирует возможность, общую для всего человечества, которой можно достичь и без особого обращения к Иисусу.
С точки зрения Тиллиха, событие, на котором основано христианство, имеет две стороны: факт существования Иисуса Назарейского, и восприятие Его теми, кто считал Его Христом. Действительный, или объективно — исторический Иисус не может быть основанием веры вне восприятия Его как Христа. Тиллих не проявляет интереса к исторической фигуре Иисуса Назарейского. Все, что он готов утверждать о Нем (постольку, поскольку это касается основания веры), так это лишь то, что это была "личная жизнь", аналогичная той, что описана в Библии, причем имя этого человека могло и не быть "Иисус". "Каким бы ни было Его имя, в этом человеке действовало и действует Новое Бытие".
Символ "Христос" или "Мессия" означает "Тот, Кто вызывает новое состояние вещей, Новое Бытие". Значение Иисуса заключается в том, что Он является проявлением Нового Бытия в истории. "Именно Христос приносит Новое Бытие, спасает людей от старого бытия, то есть от экзистенциальной отчужденности и ее разрушительных следствий". В жизни одной личности, жизни Иисуса Назарейского, человеческая природа, составляющая Его сущность, проявилась в определенных условиях существования, но не была подавлена ими. По сути, мы имеем дело с философией существования, которая соединена с реальным Иисусом Назарейским столь незначительно, что ей не будет причинен особый вред, если окажется, что конкретного исторического человека, Иисуса Назарейского, вообще не было.
Таким образом, можно сказать, что Иисус был символом, проясняющим тайну бытия, хотя могут существовать и другие источники ее прояснения. Тиллих считает Иисуса Назарейского символом конкретного нравственного или религиозного принципа. Тиллих подчеркивает, что Сам Бог не может появиться в реальных условиях, поскольку Он есть основание бытия. "Новое Существо" должно, таким образом, исходить от Бога, но не может быть Богом. Иисус был человеком, который достиг союза с Богом, доступного любому другому человеку. Тиллих, таким образом, представляет христологию степени, которая рассматривает Иисуса как символ нашего восприятия Бога.
Этот подход особо привлекателен для тех, кто заинтересован в межрелигиозном диалоге, например, для Пола Ниттера и Джона Хика. На основании этого подхода, Иисуса Христа можно считать одним из символов всеобщей человеческой возможности — связи с трансцендентным и достижения спасения. Иисус выступает в качестве одного из символов связи человечества с трансцендентным; в других мировых религиях существуют другие символы.
Христос как Посредник
Одно из важных направлений христологии исследует понятие о посредничестве между Богом и человеком. В Новом Завете Иисус Христос несколько раз называется посредником (Евр.9:15;1 Тим. 2:5), придавая, таким образом, вес понятию о том, что присутствие Бога во Христе предназначено служить посредничеству между трансцендентным Богом и падшим человечеством. Эта идея о "присутствии как посредничестве" принимает 2 достаточно отличные, но в конечном итоге, взаимодополняющие формы: посредничество откровения с одной стороны, и посредничество спасения с другой.
Христология Логоса Иустина Мученика и других служит отличным примером понятия о посредничестве откровения через Христа. Здесь Логос понимается как посредничающий принцип, закрывающий пропасть между трансцендентным Богом и творением Божьим. Хотя и присутствуя преходящим образом в ветхозаветных пророках, Логос воплощается во Христе, предоставляя устойчивую точку посредничества между Богом и человеком. Похожий подход встречается в книге Эмиля Бруннера "Посредник" (1927) и в более разработанной форме в его работе "Истина как встреча" (1938). В последней Э. Бруннер утверждает, что веру необходимо рассматривать, в первую очередь, как встречу с Богом, Который встречается с нами лично во Христе. Бруннер был убежден, что ранняя Церковь неверно истолковала откровение как божественное сообщение доктринальных истин о Боге, а не как Самооткровение Божье. С точки зрения Бруннера, "истина" сама по себе является личностной концепцией. Откровение нельзя постичь умозрительно или интеллектуально; его следует понимать как акт Божий, в первую очередь, акт Иисуса Христа.
Бог открывает Себя лично и исторически, путем сообщения Себя в Иисусе Христе (см. раздел "Откровение как присутствие" в гл.6). Таким образом, понятие "истины как встречи", несет в себе два элемента правильного понимания откровения: оно характеризуется как историческое и личностное. Под первым Эмиль Бруннер дает нам понять: истина — это не нечто постоянное в вечном мире идей, раскрываемое или сообщаемое нам, а нечто, происходящее в пространстве и времени. Истина возникает как акт Божий в пространстве и времени. Под вторым Бруннер стремится подчеркнуть тот факт, что содержанием этого акта Божьего выступает Сам Бог, а не комплекс идей и доктрин о Боге. Откровение Божье является божественным сообщением о Самом Себе нам. В откровении Бог сообщает Бога, а не идеи о Боге — и это сообщение сосредоточивается в личности Иисуса Христа, как наделенного Святым Духом. Хотя отрицание Бруннером каких‑либо познавательных аспектов откровения представляется чрезмерным, его точка зрения имеет важные христологические следствия.
Более сотериологический подход к этому вопросу лучше всего проявляется в "Наставлениях" Кальвина, в которых личность Иисуса Христа истолковывается в свете посредничества в спасении Богом человечества. В конечном итоге, Иисус Христос рассматривается как уникальный канал, через который направляются искупительные действия Божьи. В своем первозданном виде человек был хорошим во всех отношениях. Из‑за грехопадения дары и естественные способности, данные человеку, были радикально испорчены. Вследствие этого, как человеческий разум, так и человеческая воля запятнаны грехом. Неверие, таким образом, рассматривается как акт воли в такой же степени, как и акт разума; это не просто непризнание руки Божьей в творении, но осознанное решение не признавать ее и не подчиняться Богу.
Кальвин разрабатывает следствия этого подхода на двух отдельных, хотя и связанных друг с другом уровнях. На познавательном уровне, людям недостает необходимых умственных и волевых способностей, чтобы полностью признать Бога в сотворенном порядке. Здесь присутствуют очевидные параллели с христологией Логоса Иустина Мученика. На уровне спасения людям недостает того, что необходимо для спасения; они не хотят своего спасения (из‑за ослабления разума и воли) и неспособны его достичь (поскольку спасение предполагает подчинение Богу, которое сейчас невозможно из‑за греха). Истинное знание о Боге и спасение должно, поэтому, происходить извне человека. Таким образом Кальвин кладет основание своей доктрине о посредничестве Иисуса Христа.
Кальвиновский анализ знания о Боге и человеческом грехе кладет основание его христологии. Иисус Христос стал посредником между Богом и человечеством. Для того, чтобы быть таким посредником, Иисус Христос должен быть одновременно Богом и человеком. Поскольку, из‑за нашего греха мы не можем подняться до Бога, Он избрал спуститься к нам. Если бы Иисус Христос не был также и человеком, люди не смогли бы извлечь пользу из Его присутствия и действий. "Сын Божий стал Сыном Человеческим и приобрел то, что наше таким образом, что передал нам то, что Его, позволив тому, что Его по природе стать нашим по благодати".
