3. Неотомистская модель. Основываясь на взглядах Фомы Аквийского о причинности (выраженных в его "пяти путях"), его позднейшие последователи разработали идею о сложной сети первичных и вторичных источников. Этому подходу удается, настаивая на постоянном присутствии и деятельности Бога в творении, избежать трудностей деизма, связанных с "отсутствующим Богом". Бог рассматривается как первопричина, а вторичной причиной считаются естественные факторы. Согласно этому взгляду, Бог создает эти вторичные причины, а затем действует через них.
Каждая вторичная причина — например, люди или силы природы — имеет определенную характеристику или наклонность, отражающие ее конкретную роль или место в творении. Бог действует через эти вторичные причины, как столяр действует посредством пилы или музыкант — посредством своей скрипки. Хотя Бог может действовать и без вторичных причин (как это происходит в чудесах), обычным средством божественных действий оказываются эти вторичные причины. Следовательно, о женщине, любящей своего сына, можно сказать, что она выражает любовь Божью, поскольку Бог является первопричиной этой любви. Тем не менее, реальность и отчетливость этой вторичной причины сохраняются; несмотря на то, что в этой любви подразумевается Бог, она остается любовью женщины к своему сыну.
Этот подход отдает должное целостности и реальности естественных причин и требует, чтобы за естественной причинностью мы видели первопричину, которая есть Бог. Однако, этот взгляд, как и многие другие, сталкивается с трудностями, связанными с проблемой зла. Предположение о том, что благая первопричина (Бог) вынуждена действовать через неправильные вторичные причины (людей или природные процессы), выглядит привлекательным; нельзя ожидать, что даже хороший скрипач сможет хорошо играть на плохом инструменте. Однако, вторичные причины, через которые сейчас действует Бог, были созданы Тем же Богом. Проблема, таким образом, оказывается не решенной, а возвращающейся к предыдущей стадии.
4. Процессуальная мысль. Как было отмечено в нашем вышеприведенном подробном рассмотрении этого взгляда (см. раздел "Бог в процессуальной мысли"), ему удается избежать многих трудностей с которыми сталкиваются рассмотренные выше модели. Идея о "сочувствующем влиянии" избегает понятия о Боге как власти и таким образом избавляет Его от ответственности за зло и недостатки в мире. Согласно этому взгляду, Бог может попытаться повлиять на события в рамках процесса. Бог рассматривается как творческий участник космоса. Однако, для этой модели понятие о Боге, контролирующем ход событий, является совершенно неприемлемым и невозможным в силу ее определяющих особенностей. Зло, таким образом, нельзя приписать Богу. Тем не менее, представляется, что эта модель лишает Бога большинства традиционных свойств, что вызывает у многих скептическое отношение к ее богословской достоверности. Действительно ли имеется в виду Бог? Это распространенное замечание отражает неприемлемость этой модели для большинства богословов.
5. Экзистенциализм. Значение экзистенциализма как философии человеческого существования было исследовано выше (см. раздел "Экзистенциализм: философия человеческого опыта" в предыдущей главе). Представляется, что этому подходу удается избежать сложных вопросов, связанных с природой божественного присутствия в мире. Как было отмечено выше, экзистенциализм сосредоточивается на божественном присутствии в мире. "Присутствие Бога", таким образом, радикально ограничивается воздействием или впечатлением, оказанным на субъективный мир личного опыта. Рассказ Рудольфа Бультмана о функциях "керигмы" наводит на мысль о том, что Бог встречается с отдельными людьми через христианское послание, а затем достигает присутствия в их жизни в преобразованной личностной форме. Здесь имеется очевидное сходство с описанным выше неотомистским подходом, в котором "керигма" выполняет роль вторичной причины.
Избегая многих трудностей, традиционно связанных с идеей о божественном присутствии в мире, представляется, что этот подход сводит божественное присутствие к субъективному бытию индивидуума. Бог действует лишь в личностном бытии; поэтому бессмысленно говорить о том, что Бог действует в мире. Таким образом, нельзя говорить о том, что Бог действовал в воскресении (как в монархической модели); с точки зрения Бультмана, воскресение явилось событием в личном переживании учеников, а не во внешнем мире как таковом.
Здесь вновь утрачивается значительный элемент специфически христианского понимания Бога!
6. Диалогический персонализм. Эта модель, основанная на философии Мартина Бубера (см. раздел "Диалогический персонализм" в данной главе), связана с описанным выше экзистенциальным подходом. Здесь присутствие Бога связывается с идеей о непосредственных отношениях. Бог воспринимается как присутствующий в контексте отношений. "Ты противостоит я, но я вхожу в прямую связь с оно" (Мартин Бубер). Присутствие Бога, таким образом, локализуется или сосредоточивается в понятии о столкновении с чем‑то, не поддающимся определению, которое признается как "Ты". Сильные и слабые стороны этого подхода аналогичны сильным и слабым сторонам рассмотренной выше экзистенциальной модели.
Святой Дух
Доктрина о Святом Духе заслуживает своей отдельной главы. Святой Дух долгое время был "золушкой" Троицы. Другие две сестры могли отправляться на богословские балы; Святой Дух каждый раз оставался дома. Однако, сейчас времена изменились. Возникновение харизматического движения в практически каждой Церкви основного течения обеспечило Святому Духу видное место в богословии. Новое ощущение реальности и силы Духа оказало серьезное воздействие на богословские рассуждения о Личности и работе Святого Духа.
Модели Святого Духа
"Бог есть дух" (Ин.4:24). Но что же это говорит нам о Боге? В английском языке используется по крайней мере три слова — "wind" ("дуновение"), "breath" ("дыхание") и "spirit" ("дух") — для перевода одного древнееврейского термина — "ruach". Это важное древнееврейское слово имеет глубину значения, которую практически невозможно передать на какой‑либо из европейских языков. "Ruach", традиционно переводимое как "дух", имеет целый спектр значений, каждое из которых проливает некоторый свет на сложные ассоциации, связанные с христианским понятием о Святом Духе.
1. Дух как дуновение. Ветхозаветные авторы тщательно следят за тем, чтобы не отождествлять Бога с ветром и тем самым не низводить Его до уровня силы природы. Тем не менее, проводится параллель между силой ветра и силой Божьей. Говорить о Боге как о духе означает вызывать в уме образ все заполняющей энергии Господа господствующих и напоминать Израилю о всемогуществе Бога, Который вывел Израиль из Египта. Этот образ духа как искупительной силы, вероятно, выражен в своей наиболее яркой форме в рассказе об исходе из Египта, во время которого мощный ветер раздвигает Чермное море. (Исх.14:21) Здесь, идея о "ruach" передает как силу, так и искупительный замысел Божий.
Образ ветра позволяет передать и отчетливо представить многогранность человеческого восприятия Бога. Ветхозаветные авторы осознавали, что Бог воспринимается по — разному. Иногда Он воспринимается как судья, осуждающий Израиль за своенравность; в других случаях, Бог воспринимается как Тот, Кто освежает избранный народ, как вода освежает сухую землю. Образ ветра (дуновения) удачно передает обе эти идеи.
Следует помнить, что Израиль граничил со Средиземным морем на западе и с великой пустыней на востоке. Когда ветер дул с востока, он воспринимался как моросящий туман из мелкого песка, который обжигал растительность и иссушал землю. Рассказы путешественников об этом ветре свидетельствуют о его невероятной силе и мощи. Песчаная буря заслоняет даже солнечный свет. Этот ветер рассматривался библейскими авторами как модель того, как Бог демонстрирует конечность и мимолетность творения. "Засыхает трава; увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа" (Ис.40.7). Считалось, что Бог уничтожает человеческую гордыню как обжигающий восточный ветер, как аравийский сирокко (см. Пс.102.15–18; Иер.4.11). Также, как вырастает растение, свежее и зеленое, лишь чтобы иссохнуть под порывом горячего ветра пустыни, так человеческие империи возникают лишь чтобы пасть перед лицом Божьим.