Бочковский был встревожен и раздосадован: он отдавал себе отчет в том, что за Коломыю гитлеровцы будут жестоко драться, и надо было, прежде чем начинать атаку, провести разведку, хорошо продумать и разработать в деталях план действий. Поэтому он немедленно передал по радио танкистам приказ остановиться и ждать его. Но было уже поздно: пять танков с ходу ворвались в Коломыю, и теперь оттуда доносилась яростная канонада. Как и опасался Бочковский, они сразу же попали в трудное положение.

Танкисты докладывали по радио, что они встретили сильное сопротивление. Шарлай торопливо говорил:

— Вижу справа и слева огневые точки противника… Подавили уже четыре пушки, автоматчиков скосил штук до двадцати, но их тут еще много…

Потом слышался голос Игнатьева:

— Веду бой… Сопротивление сильное… Есть «тигры»… Духов докладывал коротко:

— Принял удар на себя. Выстоим…

Когда капитан с группой танков примчался к Коломне, этому довольно большому, живописному городу, раскинувшемуся на реке Прут близ чехословацкой границы, он увидел страшную картину: близ железнодорожной станции из засады ведет огонь «тигр», увлекшийся погоней за бегущей пехотой, Шарлай идет прямо на него. Удар… Прямое попадание… С «тридцатьчетверки» Шарлая слетает башня. Вспыхивает пламя. Шарлай погибает. Его заряжающий рядовой Землянов, сидя рядом с трупом убитого командира, продолжает вести огонь из пулемета (за этот бой он, как сказано выше, получил звание Героя Советского Союза). Игнатьев, укрывшийся за домом, открывает по «тигру» огонь, но лобовая броня мощной немецкой машины неуязвима для его снарядов. «Тигр» дает ответный меткий выстрел и пробивает машину Игнатьева, башенный стрелок убит, сам Игнатьев тяжело ранен… Духов успел отскочить вправо, за другой дом. «Тигр» ударил по этому зданию, но Духов был уже за третьим домом… Оттуда он ударил «тигра» в борт и поразил, наконец, эту мощную машину; как с восторгом выразился рассказывавший мне об этом Бочковский, «тигр» «показал свои светлые глазки», что означало «загорелся».

Обстановка складывалась весьма неблагоприятно: соотношение сил далеко не в пользу наших танкистов. Станция буквально забита гитлеровскими эшелонами (потом их насчитали около сорока). На аэродроме Коломыи то садились, то взлетали самолеты.

Раздумывать было некогда: вокруг снова стали падать снаряды, пущенные пушками сверхтяжелых немецких танков, — это открыли огонь шесть «тигров», стоявших на платформах эшелона, лихорадочно готовившегося к отходу. Как на беду, подоспевшие на помощь авангарду Духова танки, совершая обходной маневр по пахоте, застряли в раскисшей жирной земле. Бочковский скомандовал по радио:

— Духову — вытаскивать танки буксиром, всем машинам — вести огонь по «тиграм».

Он сам припал к прицелу и открыл огонь. Один «тигр», получивший несколько прямых попаданий, опрокинулся с платформы, за ним — второй, но остальные продолжали стрелять. Засвистел паровоз, и эшелон медленно пополз по направлению к станции Годы. Гитлеровцы отходили к Станиславу. Бочковский даже зубами заскрипел от сознания собственного бессилия, когда увидел, что за первым эшелоном вытягивается второй, третий, четвертый…

Но, к счастью, Духову в это время удалось вытащить на дорогу танки Бондаря и Большакова, и капитан скомандовал всем троим по радио:

— Гоните к станции Годы! Приказываю догнать и остановить эшелоны!

Три танка помчались вперед. Еще две машины — Катаева и Сирика Бочковский послал «навести порядок» на аэродроме — они раздавили там несколько самолетов.

Тем временем Бочковский с остальными машинами выбрался на дорогу, ведущую к селению Пядыки. Но тут из леса бросилась в атаку на них туча гитлеровцев при сильной поддержке артиллерийского огня. Автоматчики встретили их огнем, но гитлеровцев было впятеро больше. Танки стреляли по атакующим из пушек. Неожиданно у Бочковского заклинило башню. Танкисты выскочили из машины и под огнем вручную развернули ее. Бой продолжался…

Схватка длилась около двух часов, как вдруг на дороге послышался знакомый рев «тридцатьчетверок»: это возвращались Духов, Бондарь и Большаков. Им удалось-таки догнать и остановить эшелоны. Успех обеспечил смелым и расчетливым ударом танк Бондаря: его опытный водитель старший сержант Телепнев умело вывел машину на невысокую железнодорожную насыпь и толкнул боком отчаянно свистевший паровоз эшелона. Паровоз накренился и рухнул направо; Телепнев резко повернул машину влево, уходя от рушившейся громады эшелона; вагоны лезли друг на друга. Танк не получил никаких повреждений. Тем временем Духов и Большаков вели беглый огонь по эшелону. Следовавшие позади составы были вынуждены остановиться. Танкисты расстреляли и их.

Поручив десанту автоматчиков собрать сдававшихся в плен солдат и взять под охрану трофеи, танкисты помчались обратно и прибыли на помощь Бочковскому как раз вовремя…

Гитлеровцы, ошеломленные стремительным натиском танкистов, сдались в плен. Командир полка по приказу Бочковского выстроил солдат — их было восемьсот сорок семь — и сдал свои восемнадцать орудий, сто шестьдесят лошадей и много ручного оружия.

Но Коломыя все еще была в руках немцев, располагавших там, судя по всему, немалыми силами. А у Бочковского сил оставалось совсем немного. К тому же горючее и боеприпасы были на исходе. День клонился к вечеру. Бочковский связался по радио, через расставленные вдоль шоссе танки, с комбригом: его отряд ушел так далеко, что прямую связь, как и предвидел Горелов, поддерживать не удавалось.

Капитан условным кодом доложил об обстановке и попросил прислать, если можно, еще несколько танков взамен вышедших из строя. Он дал понять, что атаку на город намерен предпринять ночью. На подбитом, но сохранившем способность передвигаться танке Игнатьева капитан отправил в тыл раненых, в том числе и самого Игнатьева, состояние которого внушало тревогу: у него было перебито ребро.

Комбриг одобрил план Бочковского, и около полуночи лейтенант М. И. Демчук привел еще четыре машины из 1-го батальона бригады.[77] Танки несли на броне бочки с горючим и ящики с боеприпасами. Теперь Бочковский воспрянул духом: с такой силой можно решить задачу наверняка.

В два часа ночи капитан созвал командиров машин в хатке у дороги и посвятил их в свой план: надо обойти Коломыю по Станиславскому шоссе, вырваться к переправе через Прут, а затем уже ударом с тыла брать город. Духов, Катаев и Бондарь, чуть не испортившие все дело своей горячностью, были сконфужены и расстроены, и Бочковский, понимая это, не стал напоминать об их ошибке, стоившей жизни Шарлаю и тяжелого ранения Игнатьеву; тем более что Духов и Бондарь только что отличились, перехватив гитлеровские эшелоны. Пока капитан излагал свой план, фельдшер Николаев делал ему перевязку: открытая рана на лопатке, съедаемой остеомиелитом, сильно давала о себе знать…[78]

Глубокой ночью Бочковский двинул танки в обход Коломыи, оставив перед станцией одного Бондаря: ведя огонь и маневрируя, он создавал там видимость подготовки к атаке и отвлекал на себя внимание гитлеровцев. Первым на этот раз шел Катаев, за ним Духов и все остальные. Дорога была свободна, только на подступах к селению Флеберг выскочил откуда-то немецкий «тигр», но не успел он развернуть свою грозную пушку, как Катаев и Духов сразу же сшибли его, и отряд помчался дальше. Со Станиславского шоссе танкисты свернули на дорогу, шедшую вдоль реки Прут, и уже в четыре часа утра свалились, как снег на голову, часовым, охранявшим переправу. Железнодорожный мост был взорван, но шоссейный еще стоял, хотя наверняка был заминирован, его, видимо, берегли для связи оставшихся в Коломые войск со своим тылом.

Расстреляв часовых из пулемета, Катаев влетел на мост. Выглянув из машины, он увидел нечто такое, от чего у него похолодело в груди: немцы успели поджечь бикфордов шнур, и сейчас золотая искорка быстро бежала к мине, заложенной под мостом. Дело решали секунды. Катаев прямо с башни прыгнул через перила и в воздухе весом своего тела оборвал шнур. Мост был спасен.