— Это все не мое… Это армия получила. И те, кого уже нет с нами: Александр Бурда, Бессарабов… Помнишь их по Москве и по Курской дуге? Ну вот, нет больше их. Погибли! А какие люди! В мире не хватило бы орденов, чтобы отблагодарить их за все, что они сделали. Но вот не дошли до границы. Ты знаешь, — волнуясь, генерал всегда переходил по старой солдатской привычке на «ты» — гвардейцы-то наши добрались было до старых своих казарм в Станиславе, где стояли до войны. Первая гвардейская туда ворвалась, да пехоты не хватило, пришлось с боем отойти. Но кое-какие офицерские семьи, которые там оставались под немцами, вызволили… В общем, событий было много. Поездите по частям, богатый материал соберете. Сейчас у нас время есть для бесед, не то что под Обоянью…
Генерал достал платок и стер пот со лба. Деликатно молчавший все время профессор выразительно кашлянул: беседу надо было кончать.
— Ну, мы еще наговоримся, — сказал Катуков, метнув в сторону профессора недовольный взгляд. — Сегодня потолкуйте с подполковником Колтуновым, он вам в лучшем виде прикарпатскую операцию обрисует. А завтра поезжайте в Черновицы — красивый город, я с нашей бригадой в него еще в 1940 году входил. Нельзя упустить такой случай, посмотрите, пока мы рядом стоим.
— Пока? — недоуменно спросил я.
— На войне всякое бывает, — усмехнулся Катуков…
…С подполковником Колтуновым мы часто встречались еще на Курской дуге — тогда он был еще майором. И сейчас, встретив меня так, как будто мы расстались только вчера, он, разложив свои карты и блокноты с лаконичными по-военному записями, начал рассказывать о событиях, потрясших до основания в марте этого года гитлеровский фронт.
— Командарм, вероятно, вам уже говорил, что мы начали свой комбинированный марш из района Погребище в район южнее Шепетовка. — Как настоящий военный, подполковник Колтунов никогда не упоминал названия населенных пунктов иначе как в именительном падеже. — То, что было возможно, перебросили по железной дороге, но очень многое тащили по шоссе. Трудности были адские: не ехали, а плыли. Танки работали как тягачи. Катуковскую машину толкал сзади грузовик нашего оперативного отдела, а помощник командарма по технической части Дынер ехал на легковом автомобиле, запряженном в трактор. Офицеры связи следили за движением частей с борта самолетов. Между Казатином и Бердичевом движение контролировали офицеры, посаженные на мотоциклы с колясками. И все же в пути отстало до пятисот колесных машин — пришлось их временно оставить там, пока хоть немного подсохнет…
В районе южнее Шепетовки армия сосредоточилась четырнадцатого марта. К этому времени командарм уже получил боевую задачу, и начальник штаба генерал Шалин вместе с работниками оперативного отдела быстро разработал план операции. Уже вечером тринадцатого марта Катуков вызвал командующих обоих своих корпусов[68] — Дремова, который когда-то служил в его полковой школе командиром взвода, и Гетмана и ориентировал их.
На ходу корпуса приняли пополнение и технику[69] и начали готовиться к наступательной операции. Левее занимала исходные рубежи 4-я танковая армия.
Обстановка для прорыва была благоприятна. Противник не подозревал о том, что Советские Вооруженные Силы усилили на этом участке свой бронированный кулак. Он думал, что перед ним прежние, уже потрепанные в боях части, и вел активные боевые действия, стремясь отжать советские войска от Тернополя и вернуть железную дорогу Винница — Проскуров Тернополь в предвидении летнего наступления из района Проскурова, которое замышлял генерал-фельдмаршал Манштейн. О строительстве оборонительных сооружений немцы не думали. Межфронтовые резервы они могли бы подвести только через пять-шесть дней. В тылу у них, на южном берегу Днестра, находился лишь малонадежный 8-й армейский корпус венгров.
У наших войск были свои немалые сложности: бездорожье, еще более опасное нам, нежели немцам, — ведь успех операции могла обеспечить лишь стремительность; недостаток пехотных частей, которые могли бы надежно закрыть фланги прорыва. Танкистам предстояло прорываться вперед без оглядки на фланги, с расчетом на то, что внезапный удар дезорганизует противника и лишит его воли к сопротивлению.
Как это часто бывает, в план операции в последнюю минуту пришлось внести некоторые коррективы, так как к этому моменту отбить у противника Тернополь не удалось, пришлось сменить исходный район наступления. Армии снова передвигались по отчаянному бездорожью. Всего с момента выхода из района Погребище и до начала наступления танковая армия Катукова прошла около пятисот километров. Люди устали, но войска сохраняли свой боевой, наступательный дух, их радовала ставшая такой реальной и близкой перспектива полного изгнания врага с советской земли.
Вечером 17 марта 1944 года оба корпуса сосредоточились в выжидательном районе, в пятнадцати километрах от переднего края. Через двое суток соединения первого эшелона заняли исходные районы для наступления — уже в двух-трех километрах от переднего края. Все было готово к наступлению…
И вот наступило пасмурное утро 21 марта. В этот день и 1-я и 4-я танковые армии были введены в сражение в полосе 60-й армии. Танкисты Катукова держали курс на город Черновицы, а танкисты Лелюшенко — на Каменец-Подольский.
Стояла холодная погода, кое-где еще лежал снег. Оба корпуса Катукова сосредоточились на исходном рубеже, выдвинув в первый эшелон свои главные силы. Они атаковали противника на узком участке фронта протяженностью в 14 километров. Первый удар по традиции наносили, в частности, 1-я гвардейская танковая бригада под командованием опытного офицера полковника В. М. Горелова и 20-я гвардейская механизированная бригада полковника А. X. Бабаджаняна. В 7 часов 20 минут грянул короткий артиллерийский налет, в котором приняли участие артиллерия 1-й танковой и 60-й общевойсковой армии, в небе зашумели моторы самолетов — наша авиация совершила 1300 самолето-вылетов. Мощные танки взревели и ринулись вперед, неся на своей броне автоматчиков и ведя за собой пехоту.
Катуковцы сражались самоотверженно, не щадя своих жизней.
Вот что мне рассказал впоследствии тогдашний заместитель командира 2-го танкового батальона 1-й гвардейской танковой бригады Владимир Бочковский (командовал батальоном тогда майор С. П. Вовченко).
— Наша бригада после артиллерийской и авиационной подготовки с ходу атаковала передний край обороны противника, но, продвинувшись на полтора-два километра, мы наткнулись на заболоченную речку у деревни Романовка. Наступление замедлилось. Противник вел огонь, мы несли потери. В этот трудный момент молодой лейтенант Попов нашел проход для танков между Романовкой и деревней Великие Борки.
Переправившись, мы с тыла ударили по противнику, который оказывал упорное сопротивление в районе Романовки. Он дрогнул, и наши войска начали продвигаться быстрее. Но весенняя распутица не давала отойти от дороги ни на один метр. Танки ползли медленно. Двигатели кипели. Тем временем нас атаковала вражеская авиация. Сложная была обстановка, но танкисты терпели мы понимали, что двигаться можно и нужно только вперед.
К полудню мы поднялись на высоту 341 у деревни Грабовец и оттуда, по дороге в Козловку, с ходу атаковали колонну немецких танков и артиллерии. Впереди всех шли Попов и Сирин, расстреливая танки и давя гусеницами пушки. В этой схватке Попов погиб — он прошел короткий, но яркий боевой путь и был посмертно награжден орденом Ленина.
Ворвались в Козловку… Первым теперь шел Духов, за ним — Большаков, все тот же Сирии и смелый кабардинец Карданов. Здесь были уничтожены батальон немецкой пехоты и большой обоз.
Дальше, при наступлении на Сороцко, мы вели бой с десятью танками противника. Уничтожили семь, потеряли два. К вечеру овладели селениями Пловцы, Баричевка и Дубина. Ночью отразили сильную контратаку из Глицавы. Особенно хорошо показали себя в этом бою все те же Духов, Карданов, а также Шарлай, Бондарь и Катаев.
