— Маркелов задержал взгляд на Кучмине. — Ты? Или ты? — обернулся к Татарчуку.

— Так что же тогда делать? — растерянно спросил Татарчук.

— То же, что и до этого, — идти по маршруту. Потому как, если мы сейчас повернем обратно для проверки разведданных, наши, с позволения сказать, “телохранители” на этот раз нас не упустят. Пусть они продолжают считать, что все идет по их плану. Но — до поры до времени…

Да, теперь стали понятными и “нерешительность” эсэсовцев, которые после того, как оттеснили разведгруппу на нужное для них направление, убрались восвояси, уступив место, судя по всему, опытным контрразведчикам вермахта; и усиленные заслоны, которые и в самом деле были непроходимы, поскольку для разведгруппы был определен совсем другой маршрут, и, наконец, удивительное затишье все эти дни в тылу гитлеровцев.

Нет, нужно во что бы то ни стало проверить разведданные! Хотя бы выборочно, если немцы не дадут до конца довести задуманное.

— Подходят, командир, — доложил Ласкин, который в бинокль наблюдал за рощей. — Здорово маскируются, гады!

— Пусть поупражняются. — Маркелов развернул карту. — Подойдите сюда! Смотрите и запоминайте…

“Маркелов Алексей Константинович, 1924 года рождения, русский, комсомолец, воинское звание младший лейтенант…” Подполковник Бережной оторвался от бумаг и с неожиданным интересом посмотрел на стройного юношу, который “ел” глазами начальство. “Птенец… — Подполковник вздохнул, вспомнив свою молодость. — Ускоренный выпуск… А смотрится неплохо”, — и, окинув с ног до головы ладную фигуру Маркелова, спросил:

— Здесь написано, что вы владеете немецким.

— Так точно, товарищ подполковник!

Бережной хотел было сделать офицеру замечание, чтобы тот несколько приглушил свой крепкий, хорошо поставленный голос — фронт не училищный плац, — но передумал: месяц на передовой, и от теперешнего лоска и прыти мало что останется.

— Садитесь. Валиков, чаю!

Вестовой поставил на стол закопченный чайник и две кружки, изготовленные из снарядных гильз.

— Прошу, — Бережной пододвинул к смущенному Маркелову несколько кусочков колотого сахару. — А вообще, — посмотрел на старые деревенские ходики, которые тикали на стене, — пора и поужинать. Валиков, давай “второй фронт”!

Ефрейтор Валиков, нескладный добродушный увалень, подогрел на плите две банки американской тушенки, которую солдаты прозвали “вторым фронтом”, и, неожиданно для Бережного, раздобрившись, откуда-то вытащил пачку галет и полплитки шоколада.

— Ешь, ешь, не стесняйся, — как-то незаметно подполковник Бережной перешел на “ты”: Маркелов ему положительно нравился.

— Валиков, позови Горина.

— Отдыхают, — с нажимом на букву “о” ответил вестовой.

— Валиков! — повысил голос Бережной.

— Ужо бягу… — недовольный Валиков, что-то бормоча под нос, накинул на плечи ватник и шагнул за дверь блиндажа в морозную ночь.

Минут через десять пришел майор Горин.

— Извини, разбудил…

— Я уже не спал, — Горин подошел к печке, налил в кружку кипятку.

— Знакомься, — подполковник Бережной показал «сторону Алексея. — Младший лейтенант Маркелов.

— Уф-ф! Горячо… — майор замахал рукой. — Маркелов, значит… — безразличным голосом промолвил Горин, присаживаясь к столу.

— Между прочим, — Бережной хитровато сощурился, — немецкий язык как свои пять пальцев…

— Ну? — Горин отставил в сторону кружку и на этот раз острым, цепким взглядом осмотрел лейтенанта, который сидел как на иголках.

— Вот посмотри, — подполковник пододвинул Горину бумаги Алексея.

— Значит, учился в университете…

— Так точно, товарищ майор! — подхватил Маркелов.

— Сиди, сиди, — поморщился Горин. — Слушай, младший лейтенант, тут вот какое дело…

Майор умолк как бы в раздумье, затем вздохнул, хмурясь, и продолжил:

— …Вот какое дело — мне нужен толковый офицер, желательно свободно владеющий немецким. По второму пункту у меня сомнений нет, а вот по первому… Ты пойми меня правильно, без обиды. Я недавно такого, как ты, молодца похоронил… Молод, горяч был, а в нашем деле спешка и показная удаль — прямая дорожка на тот свет. Короче говоря, младший лейтенант: в полковую разведку пойдешь?

— Товарищ майор! — Маркелов даже побледнел. — Я… я оправдаю!.. Это… моя мечта, — добавил тихо, потупившись.

— Можно бы определить тебя в разведку приказом… — Горин прошелся по блиндажу. — Только есть одно “но”: ты будешь назначен командиром спецгруппы, основная задача которой — глубокий поиск. Для этого необходимы, как минимум, отличное владение немецким языком и знание специфики разведывательных операций. Придется учиться.

— Я буду учиться! Я постараюсь…

— Не сомневаюсь в этом, — Горин впервые за вечер улыбнулся. — И еще одно, пожалуй, главное: спецгруппа создана приказом по армии из лучших разведчиков и будет выполнять распоряжение штаба армии. Мне группа подчинена временно, но за подбор кандидатур я отвечаю целиком и полностью. Прошу это учесть.

— Понял, товарищ майор, — серьезно ответил Маркелов, глубокая складка прорезала его высокий лоб, мягкие черты юношеского лица вдруг приобрели жесткое, сосредоточенное выражение.

— А пока у нас отдых и полк в резерве, займетесь подготовкой ваших подчиненных к предстоящим заданиям. Судя по бумагам, вы великолепно владеете личным оружием и хороший спортсмен. Не так ли? — майор испытующе посмотрел в глаза Маркелова.

— Да… вроде того… — смутился тот.

— Вот и отлично, — Горин возвратил младшему лейтенанту его бумаги. — А теперь отдыхать. Валиков!

— Чаво!

— Проводи младшего лейтенанта к разведчикам. Утром, в десять, прошу ко мне. Спокойной ночи.

— Пойдемте… — Валиков страдальчески вздыхал и морщился — мороз придавил не на шутку, и шагать в расположение полковой разведки у ефрейтора особого желания не было…

На следующий день Маркелов отправился в штаб и возвратился в два часа дня. Толком познакомиться со своими будущими подчиненными он еще не успел и, вышагивая по первому снегу, который едва припорошил разбитую танковыми гусеницами дорогу, пытался представить свои дальнейшие действия. Это ему плохо удавалось, и когда он открыл дверь землянки, где разместились разведчики, в голове был сумбур — смесь уставных наставлений, советов майора Горина и личных соображений.

Разведчики обедали. Огромный — косая сажень в плечах и ростом под два метра — сержант Пригода ловко орудовал поварешкой: на его широком полногубом лице задумчиво голубели добрые, с затаенной грустинкой глаза. Быстрый в движениях, словоохотливый старшина Татарчук, с живым цыгановатым лицом, рассказывал очередной анекдот, на которые был великий мастак. Рядовой Ласкин, сощурив серые плутоватые глаза, с невероятной скоростью работал ложкой. В конце стола сидел неторопливый кряжистый молчун, ефрейтор Кучмин. По тому, как старшина Татарчук изредка бросал в его сторону быстрые вопрошающие взгляды, можно было заключить, что мнение Кучмина даже для него отнюдь не безразлично.

— Сидайтэ, будь ласка, — Пригода подвинул Маркелову табурет. — Выбачайтэ, що нэ ждалы.

— Ничего, ничего, спасибо… — Маркелов принялся за еду.

— Товарищ младший лейтенант! — Татарчук с многозначительным видом протянул Маркелову кружку, наполненную какой-то темной жидкостью. — Перед обедом положено принять.

— Что это? — Маркелов пригубил кружку и, поперхнувшись, вскочил. — Спиртное?!

— Так точно… — с удивлением воззрился на него старшина. — Коньяк. Трофейный. Берегли для особого случая. Ну вот и…

— Да как!.. Да как вы!.. — Маркелов в негодовании выплеснул коньяк на пол. — Пьянку устраивать! Стыдно! Чтобы это было в последний раз! Ясно, старшина?

— Ага, так точно… — унылый Татарчук втянул воздух. — Хороший коньяк, французский…

— От-ставить разговоры! — офицер посмотрел на часы. — Пообедали? Теперь по расписанию — стрельбище.

После обеда распогодилось: подул теплый ветерок, проглянуло солнышко сквозь серые тучи.