Потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа.
Почему, говорит, мы не проповедуем себя? Потому, что Бог воссиял в сердцах наших, как в древности на лице Моисея, так ныне на нас. Как при первом творении сказал, и явился из тьмы свет, так и ныне сказал, и явился свет. Впрочем, Он сам стал светом для нас, ибо Он воссиял для нас в лице Христа, то есть чрез Христа, потому что Отец сияет в нас чрез Христа и дает просвещение познанием, не сущности Своей, но славы. Заметь, и здесь у Павла богословие о Троице. Ибо о Духе говорит он: взирая на славу Господню, ибо Дух есть Господь; о Сыне: свет благовествования о славе Христа, а теперь об Отце: просветить нас познанием славы Его.
Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах.
Поскольку сказал о неизреченной славе много великого и высокого, то, дабы кто не сказал: как же мы, получив такие, как ты говоришь, блага, останемся в смертном теле? — говорит: глиняный сосуд вмещает такие сокровища силой Божиею.
Чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам.
Чтобы преизбыточная сила, являющаяся в нас, была Божией и чтобы не подумали, что мы совершаем что-нибудь сами собой, но чтобы все, кто видит, говорили, что все это Божие. Намекает на лжеапостолов, которые все приписывали себе.
Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены.
В такой мере, говорит, все есть дело силы Божией, что хотя мы скудельные сосуды и подвергаемся стольким и столь разнообразным искушениям, однако не разбиваемся и не теряем находящегося в нас сокровища. Ибо подвергаемся скорбям во всякое время, во всяком месте и во всякой вещи, между друзьями, между врагами, но не стеснены, потому что Бог расширяет сердца наши.
Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся.
То есть, хотя подвергаемся бедствиям и стеснениям, однако, стоя твердо, не отчаиваемся и не побеждаемся, но в Боге находим помощь и побеждаем.
Мы гонимы, но не оставлены.
Люди гонят нас, но Бог не оставляет нас. Ибо это попускается для того, чтобы мы упражнялись в борьбе, а не для того, чтобы мы пали.
Низлагаемы, но не погибаем.
Противники, говорит, низлагают нас по телу и в вещах внешних, но мы не погибаем, благодушествуем и наслаждаемся постоянством духа, и при этом сохраняем при помощи Божией самое тело.
Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем.
То есть ежедневно подвергаясь смерти и всегда подражая смерти Господа, свидетельствуем таким образом о жизни или о воскресении Его, телом своим. Ибо, если кто не верует, что Господь воскрес, он не будет иметь предлога к неверию, когда увидит, что мы ежедневно умираем и ежедневно же остаемся в живых.
Ибо мы живые непрестанно предаемся на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей.
Этим объясняются слова мертвость Иисуса, которые были неясны. Ибо он обычно разъясняет неясно сказанное. Слово же чтобы и жизнь Иисусова открылась, кроме предыдущего толкования, должны быть истолкованы еще так: как мы ныне подвергаемся смерти Христовой и решаемся заживо умереть за Него, так и Он благоизволит умерших нас оживотворить тогда. Это говорит апостол и в другом месте: если же мы умерли со Христом, веруем, что и жить будем с Ним (Рим. 6:8).
Так что смерть действует в нас, а жизнь в вас.
Смертью называет здесь искушения, говоря: мы находимся в опасностях, а вы наслаждаетесь жизнью, которая проистекает из этих опасностей, именно вследствие возвещения вам Евангелия, чрез которое вы живете вечной жизнью.
Но, имея тот же дух веры, как написано: я веровал и потому говорил, и мы веруем, потому и говорим.
Выше упомянул об искушениях, и о смерти, потом сказал, что и от них избавил нас Иисус, и привел основание, что для того именно избавил, чтобы уверить в Своем воскресении. Теперь утверждает, что это должно основываться на вере, а не на одних умствованиях, и говорит: как Давид, находившийся в искушениях и освобожденный от них только Богом, сказал: я веровал и потому говорил, так и мы, имея тот же дух веры, который он имел, веруем и потому говорим, что, как Иисус воскрес, так и мы победим опасности и опять будем воскрешены. Заметь, что в Ветхом и Новом Завете один и Тот же Дух; заметь это для тех, которые хулят закон.
Зная, что Воскресивший Господа Иисуса воскресит через Иисуса и нас и поставит перед Собою с вами. Ибо все для вас, дабы обилие благодати тем большую во многих произвело благодарность во славу Божию.
Чему же, говорит, мы веруем и что знаем? То, что Тот, Кто воздвиг Иисуса, и ныне исхитит нас от опасностей, и напоследок воздвигнет и представит нас с вами к наслаждению благами. Возбуждает их к вере и доброй жизни. Намекая же на лжеапостолов, которые говорили, что через их посредничество сообщаются их ученикам от Бога блага, говорит: все для вас, и самое воскресение, а не ради того или другого. Совершает же это Бог и многим дарует благодать, чтобы при изобилии благодати преизобиловала и благодарность, приносимая многими в славу Божию. Почему лжеапостолы, приписывая благодать Божию себе, омрачают и славу ее.
Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется.
Поскольку, говорит, мы знаем силу Божию и то, что Бог ныне освободит нас от опасностей, потом восставит нас просветленными, то не падаем духом и не отчаиваемся среди страданий. Далее — внешний человек, то есть тело, тлеет. Каким образом? Когда терпит бичевания, гонения. Внутренний же, то есть дух и душа, обновляется. Каким образом? Имея благую надежду и дерзновение, как терпящий и радующийся ради Бога.
Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу.
Изъясняет, каким образом обновляется внутренний человек, и говорит: размышлением, что скорбь кратка, то есть временна, и легка потому, что временна, а слава и вечна, и имеет вес, то есть величие в высшей степени, ибо таково значение слов: в безмерном преизбытке.
Когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно.
Показывает, как легка скорбь. Все видимое, говорит, временно, следовательно, и скорбь, и самый покой, ибо и он видим. Ибо для того сказал видимое, чтобы обнять и покой. Итак, не будем унывать в скорби, ни расслабляться покоем. Если же так, то невидимое, то есть Царствие и мучение, вечны. Поэтому ищите первого и убегайте последнего.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный.
Поскольку выше сказал, что по той мере, как внешний человек тлеет, обновляется внутренний, и таким образом сказал, казалось бы, нечто новое, то говорит, что когда это смертное и земное тело совершенно истлеет, тогда произрастут для нас бесчисленные блага. При этом снова рассуждает с ними о воскресении, хотя и не так ясно, как прежде, чтобы не показалось, что почитает их неисправными. Земной хижиной назвал тело, а тем, что назвал его хижиной, указал на кратковременность его; ибо такова хижина. Если же хижинами (храминами по-славянски) часто называют и места упокоения праведных, то с прибавлением, именно: «вечные храмины» (Лк. 16:9). Смотри же, как земному дому противопоставил небесный, а хижине — дом вечный. Увеличивая восхваление будущей славы нашего тела, присовокупил: нерукотворенный, не для противопоставления этому телу, ибо и оно нерукотворенно. Некоторые же под рукотворенным домом разумеют жизнь, проводимую нами па земле, а под хижиной само тело, так что это место получает такой смысл: если разрушится земная жизнь нашего тела, которую можно назвать и рукотворенной, как бы составленной руками (ибо хлеб, вино и тому подобное, из чего слагается наша жизнь, делаются руками), мы будем иметь на небесах Другую жизнь, неразрушимую и нерукотворенную, то есть не нуждающуюся в содействии наших рук.
