Внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле.
Не сказал: неблагообразном, или: бесчестном, но: менее совершенном. Ибо по природе ни один член не безобразен или бесчестен. Менее совершенному, говорит, придал большую честь. Итак, не скорби, ибо ты почтен больше других. Вот и причина: дабы не было разделения в теле. Ибо если бы одни члены пользовались уходом и со стороны нашей, а другие были бы оставлены и без нашего попечения, то они разделились бы между собой, не будучи в силах поддерживать союз, а по разделении их и прочие члены пришли в расстройство, по причине разделения в теле. Так и вы, удостоившиеся больших дарований, не превозноситесь над получившими меньше, дабы, по отделении их от вас, и вам не потерпеть вреда.
А все члены одинаково заботились друг о друге.
Мало, говорит, того, чтобы члены не разделялись, но между ними должна быть большая любовь и согласие; и каждый должен заботиться и пещись о малом и заботиться не просто, но одинаково, то есть чтобы и малый пользовался попечением таким же, как и важный. Так, когда попадет колючка и вонзится в пяту ноги, все тело чувствует и заботится: голова наклоняется, спина сгибается, чрево и бедра стягиваются, глаза смотрят с большой заботливостью, руки вынимают занозу. Подобно бывает и с прочими членами.
Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены.
Тесное единение делает бедствие и благополучие общими. Так, как мы сказали, при занозе пяты все страдает. Наоборот, когда глава увенчивается, тогда и прочим членам — слава и радость, глаза бывают светлее, и все тело кажется прекрасным.
И вы тело Христово, а порознь — члены.
Дабы не сказали: «как относится к нам пример тела и членов?», говорит: и вы тело Христово и члены. Если же в теле человеческом не должно быть распри, то не тем ли более в теле Христовом? Поскольку же не они только одни составляли полноту тела Христова, но верующие, сущие по всей вселенной, то прибавил: а порознь — члены. Хотя они не составляли всего тела, однако были членами, и притом порознь. Ибо в отношении к вашей церкви вы тело Христово, как целая Церковь; а по отношению к Соборной Церкви, сущей по всему миру, тело которой состоит из повсеместных церквей и имеет главой Христа, вы члены, поскольку часть ее.
И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками.
Бог поставил: как же ты противишься Богу? На первом месте ставит апостолов, потому что они раздаятели всех благ; на втором — пророков не ветхозаветных (ибо они пророчествовали о пришествии Христовом до Иоанна: Мф. 11:13), но тех, которые по пришествии Христовом пророчествовали в Новом Завете, каковы были дочери Филиппа, Агав и множество других. Ибо сия благодать Духа была обильна в каждой Церкви. Полагает счетом во-первых, во-вторых для того, чтобы, поставив на конце дар языков, смирить тех, которые превозносились им:
Пророк все возвещает от Духа, а учитель и от себя: посему он — третий.
Далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений.
Силы и больных исцеляли, и противников наказывали, а дарования исцелений только врачевали: посему первые он поставляет выше последних. А прежде обоих сих по справедливости поставлен учитель, который учит делом и словом.
То есть вспоможение слабым и управление или распоряжение братским имуществом. Хотя это зависит и от нашего старания, но он называет дарования Божиими, убеждая нас быть благодарными, и к Нему взирать, а не превозноситься.
Дар этот поставил последним, дабы смирить тех, которые тщеславились им.
Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи?
Когда по порядку перечислены большие и меньшие дарования, им естественно было опечалиться. Посему тех, которые имели меньшие дарования, опять утешает. Что, говорит, тебе скорбеть, что ты не имеешь, может быть, дара пророчества? Представь себе, что у тебя есть то, чего нет у пророка, и что есть у того, того нет у этого. Для вас прилично и гораздо полезнее такое распределение даров, чтобы каждый нуждался в ближнем.
Ревнуйте о дарах больших (τα κρείττονα).
Тайно намекнул, что сами они виноваты, что получили меньшие дарования. Ибо словом ревнуйте требует старания с их стороны, и большего стремления к духовному. По-гречески не сказано: «больших» (τα μείζονα), но «лучших» (τα κρείττονα), то есть полезнейших.
И я покажу вам путь еще превосходнейший.
Если вы решительно возревнуете о дарах, то вместе с сими путями (на это указывает слово еще) я покажу вам один путь превосходнейший, то есть превосходный, который приводит ко всем дарам. Разумеет же любовь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
Апостол не тотчас указал им путь, но наперед сравнивал его с тем даром, который они почитали большим, то есть с даром языков, и показывает, что этот путь несравненно превосходнее сего дара и даже всех прочих даров, а потом уже доказывает его вожделенность. Под языками человеческими разумеет языки всех народов вселенной. Не довольствуясь этим, он прибавляет и другое преимущество: языками, говорит, ангельскими. Сказал так не потому, будто ангелы имеют языки, но чтобы указать нечто лучшее и превосходнейшее языков человеческих. Ибо под языком ангельским разумеется мысленная сила их передавать друг другу божественные помыслы. А назвал ее так по подобию нашего орудия слова, равно как и выражением преклонилось всякое колено небесных (Флп.2:10) обозначил усерднейшее их подчинение; ибо они не имеют костей. То я, говорит, медь звенящая, то есть издаю голос, но напрасно говорю, и тревожу других, но пользы никому не приношу, потому что любви не имею.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание.
Не простое пророчество, но самое высшее, и знающее все тайны. Примечай же: о языках сказал, что от них нет никакой пользы, а о пророчестве, что оно знает все тайны и всякое разумение.
Дабы, перечисляя дары поодиночке, не показаться тягостным, перешел к роднику и источнику всех их — к вере, и притом — всей.
Так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
Поскольку переставление гор казалось многим великим делом, то и упомянул об этом, а не потому, будто вся вера только это и может совершать. Ибо Господь усвояет переставление гор малой доле веры, когда говорит: если вы будете иметь веру с горчичное зерно (Мф. 17:20). Смотри же, как он пророчеством и верой обнял все дары. Ибо чудеса заключаются или в словах, или в делах. Не сказал: если не имею любви, то я мал и беден, но: я — ничто.
И если я раздам все имение мое.
Не сказал: если отдам часть имения моего, но: все, и не сказал: если отдам (δω), но: раздам (ψωμίσω), так что к утрате присоединится еще услужливость, притом самая заботливая.
И отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Не сказал: если я умру, но представляет жесточайшее всего, то есть сгореть живому, и говорит, что и это без любви бесполезно. Скажет иной: как можно раздать имение без любви? Такому можно ответить двояко. Или: апостол предположил невозможное возможным подобно тому, как в словах: если бы даже мы, или Ангел с неба стал благочествовать вам не то, что мы благовествовали (Гал. 1:8,9); ибо ни сам он, ни ангел не думали благовествовать иное. Так он выражается и во многих других местах (Рим. 8:39). Или: можно давать и без любви, именно, когда бывает это не из сострадания к нуждающимся, но из человекоугодия. С любовью же бывает это тогда, когда кто творит это по сочувствию и горячей любви.
