Узрехом то же, что — видели собственными глазами и удивлялись; ибо θεασασθαι происходит от θαυμαζειν и значит: с удивлением смотреть. Осязахом то же, что — исследовали. Связь речи такая: что было от начала, что мы слышали, и видели, и рассматривали своими глазами, и что осязали руки наши о Слове жизни, которая явилась, и которую мы видели, и свидетельствуем, и возвещаем вам, Т. е. вечную жизнь, которая есть у Отца и явилась нам; и так, что мы видели, то и возвещаем вам. В словах: «и так, что мы видели» — соответствующее предыдущему предложение. — Апостол возвестил не так, как мы, во-первых, для краткости речи, потом из неуважения к еллинскому пустословию, далее, чтобы показать, что спасение наше не в словах, но в делах, наконец, чтобы сделать нас внимательнейшими, дабы мы, находя предлагаемое удобно и как бы само собою, не рассеялись. Сверх сего богослов хотел неясностию прикрыть то, что выше нечистого слуха и чем не безопасно огласить его; ибо давать святыню псам и бросать жемчуг пред свиньями (Матф. 7, 6) несогласно с здравым смыслом.

Что же именно? То, что Жизнь, будучи вечною, явилась нам, и мы были очевидцами ее и до креста и после воскресения. Ибо один и тот же и пригвожден был плотию ко кресту, и воскрес тою же плотию. А какая вам, говорит, польза от того, что мы возвещаем вам это? Та, что как чрез слово мы принимаем вас в общники виденного и слышанного нами, так мы имеем вас общниками и Отца и Сына Его Иисуса Христа, а получив это, мы, как прилепившиеся к Богу, можем исполниться радостию.

Ибо когда мы в общении с вами, то испытываем величайшую приятность, подобную той, какую радующийся сеятель доставляет жнецам при раздаче платы, когда и они радуются тому, что их трудами наслаждаются другие.

Апостол опять возвращается к прежней речи, и объясняет, какое он слышал благовестие, именно следующее: Бог есть свет, и тьмы в Нем нет. От кого это слышал он? От самого Христа, который говорил: «Я свет миру» (Иоан. 8, 12), и еще: «Я свет пришел в мир» (Иоан. 12, 46). Итак, Он есть свет, и тьмы в Нем нет, но свет духовный, привлекающий очи души к зрению Его, а от всего вещественного отвращающий и возбуждающий стремление к Нему одному с самою сильною любовию. Под тмою разумеет или незнание или грех; ибо в Боге нет ни незнания, ни греха, потому что незнание и грех имеют место в веществе и в нашем расположении. Если же сказано негде: «положил тьму покровом своим» (Псал. 17, 12); то сказано положил тьму, а не есть тьма, как сказано есть свет. Ибо полагающий и полагаемое не одно и то же. Итак, здесь тма означает наше незнание о Боге, по причине Его непостижимости, а это незнание наше есть, а не Божие. Ибо иному придается нечто такое, чего нет в нем, не для него самого, но для кого-нибудь из имеющих отношение к нему. А что апостол называет тьмою грех, это видно из евангельского изречения его: «и свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Иоан. 1, 5), где тьмою он называет нашу греховную природу, которая по своей склонности к падению уступает завистнику нашему диаволу, увлекающему ко греху. Итак, свет, соединившийся с нашим существом, весьма удобоуловимым, стал совершенно неуловим для искусителя. Ибо Он греха не сотворил и проч. (Иса. 53, 9). Итак, когда мы принимаем вас в общники с Богом, который есть свет, а в этом свете, как показано, не может быть тьмы; то и мы, как общники света, не должны принимать в себя тьму, чтобы не понести наказания за ложь и вместе с ложью не быть отторгнутыми от общения с светом. Посему, держась общения друг с другом, т. е. с нами и со светом, мы должны поставить себя непобедимыми для греха. Но как это будет, когда мы прежде погрязли уже во многих грехах? Ибо никто, любящий истину и старающийся быть истинным, не осмелится сказать, что он безгрешен. Итак, если кем овладевает это опасение, тот пусть не унывает: ибо кто вступил в общение с Сыном Его Иисусом Христом, тот очищен кровию Его, пролитою за нас. Примечай, что по причине теснейшего единения называет Его Сыном Отца и по тому, что воспринято Им от нас; ибо кровь, без сомнения, принадлежит нашему естеству, а не Богу. И Несторий, очевидно, безумен и нечестив, когда отделяет плоть от Сына и не позволяет называть Матерь Его Богородицею. Нужно знать также, что вся мысль этого изречения ниспровергает и хулу иудеев, которые говорили: мы знаем, что Он грешник (Иоан. 9, 24). Итак, говорит, если мы творим дела света, то мы в общении с Ним, а если не делаем их, то мы чужды Ему. И как же Он не свет истинный и не безгрешен совершенно, когда между беззаконными вменен за вас (Иса. 53, 12)! Итак, если мы, кричавшие некогда: кровь Его на нас и на детях наших (Матф. 27, 25), бесстыдно скажем, что мы не согрешили; то мы себе прельщаем, т. е. обманываем, как будто распять Христа не грех. Апостол не сказал: мы лжем, но: обманываем себя, потому что обман вне истины. Если же сознаем грех и исповедаем, Он простит нам.

Апостол повторяет несколько раз свою речь, дабы чрез обильные и частые обличения представить им всю великость преступления и преклонить их к исповеди. Сколь великое благо рождается от исповеди, видно из следующих слов: «скажи ты прежде грехи свои, чтобы оправдаться» (Иса. 43, 26); а что для начинающего ученика учитель часто повторяет одно и то же, сначала кратко, потом пространнее, чтобы сообщить познание яснейшее, это дело обыкновенное. Бог, говорит апостол, верен. Это то же, что истинен; ибо слово верен употребляется не о том только, кому вверяют что-нибудь, но и о том, кто сам весьма верен, кто собственною своею верностию может и других делать такими. В таком смысле Бог верен, а праведен Он в том смысле, что приходящих к Нему, как бы ни были они грешны, не прогоняет (Иоан. 6, 37). Итак, тем, которые чрез покаяние прибегают ко святому крещению, Он несомненно прощает грехи, хотя бы они согрешили против Него и против других. Если, говорит, исповедуем, то получим соответствующее исповеди прощение. Если же бесстыдно скажем, что мы не согрешили, то совершим двоякое зло: покажем себя лжецами и изрыгнем хулу на Бога. Ибо Он говорит чрез пророка: «заплатили Мне за добро злом» (Псал. 34, 12), и сам лично: «если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня» (Иоан. 18, 23)? Если и при этом мы говорим, что не согрешили: то отвергаем Его слова, которые суть дух и жизнь; ибо сказано: «слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Иоан. 6, 63).

Апостол, зная, что природа наша непостоянна и греховна, что влечение к злу мы всегда носим в себе, что завистник диавол препятствует своими ковами спасению нашему, что посему и примирившиеся уже с Богом чрез исповедь, если живут невнимательно, не избежат греха, внушает теперь, что если бы мы пали после прощения грехов наших, то не должны отчаиваться. Ибо если обратимся, то можем и опять получить спасение чрез посредничество Господа Иисуса Христа; потому что Он, ходатайствуя о нас пред Отцом, умилостивит за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира. Апостол сказал это потому, что писал иудеям, сказал для того, чтобы показать, что благотворность покаяния не ограничивается только ими одними, но простирается и на язычников, или что обещание это относится не к одним только современникам, но и ко всем людям последующих веков. Иисуса Христа он называет ходатаем за нас, умоляющим или уговаривающим Отца. Это сказано человекообразно и с особенною целию, как и следующие слова: «Сын ничего не может творить сам от Себя» (Иоан. 5, 19). Последнее сказано для того, чтобы не сочли Его богопротивником. А что и Сын имеет власть отпущать грехи, это Он показал на расслабленном (Матф. 9, 6). Также, когда дал ученикам власть отпущать грехи, ясно показал, что Он дает такое право самовластно. Но апостол, как мы сказали, говорит так теперь с особенною целию, именно — представить, что Сын имеет одно естество и одну силу со Отцом, и что действия одного из трех пресвятых Лиц общи и прочим Лицам.