Чиста, т. е. беспорочна, не привязана ни к чему плотскому. Несуменна, т. е. не наблюдает разбора в пище и различных омовений. Но об этом подробно рассуждает Павел в послании к колоссянам.

Апостол показывает, что хотя упомянутые люди присваивают себе звание учителей, однако они совершенно плотские. Они делают много весьма противного; изобретают себе удовольствия; одни ищут пышного стола, что осуждает и Павел, говоря, что такие люди служат не Господу, а своему чреву (Рим. 16, 18); другие желают приобресть поместья; иные — богатых домов; иной еще иного, что внушает им лукавый, старающийся лишить их спасения.

Здесь убеждает чрез положение и отрицание. Впрочем, положение умолчано, как неприличное. Неприличие в том, что подразумеваемое в положении составляет разжжение похоти, ибо похоть оканчивается исполнением чувственного удовольствия. Убийство и зависть, препирательство и вражда — не добрые дела, почему и не достигают того, к чему стремятся. Нужно впрочем знать, что здесь говорится не о плотском убийстве и вражде. Ибо это тяжело слышать даже о разбойниках, тем более о верующих (хотя некоторых) и приходящих к Господу. А мне кажется, что убийцами называет тех, которые убивают свои души такими предприятиями, за которые у них и вражда против благочестия. Так и далее (ст. 4) назвал прелюбодеями и прелюбодейцами не тех, конечно, которые таковы на самом деле, но тех, которые грешат против божественных заповедей, примешивая к ним свои вымыслы. Ибо никто не стал бы терпеть учителя блудника, хотя бы сам был грязнее свиньи. Так и о убийствах и о войнах говорит не о телесных, но о душевных.

Так было с фарисеем, упоминаемым в евангелии от Луки (18, 10-14). Чем более перечислял он добродетелей своих, тем более заграждал божественный слух, и высокопарная речь была праздною в устах его и обратилась в пену, как бушующая волна. Но скажет иной: если истинно обещание Господа Иисуса, этого неложного Учителя: «всякий просящий получает» (Матф. 7, 8); то как же говорит это теперь настоящий апостол? Отвечаем. Кто приступает к молитве должным путем, для того упомянутое обещание истинно; он не обманется ни в чем просимом. А кто, удалившись от цели преданной молитвы, будет, по-видимому, просить, но просить не так, как должно, тот на самом деле и не просит, а потому и не получит. Представь, например, что учитель грамматики обещает научить грамматическому знанию всякого, приходящего к нему, а пожелавший учиться будет приходить не так, как должно, и не будет напрягать себя к усвоению преподаваемого, почему окажется на деле несоответствие с обещанным. Ужели справедливо кто-нибудь припишет ложь в этом случае самому учителю? Таковой поступит неразумно; ибо желавший учиться приходит не так, как требовал учитель. Как же, и чего нужно просить? скажет иной. Выслушай самого Того, кто дал вышеупомянутое обещание: «просите (αιτειτε) царствия Божия и правды Его» (Матф. 6, 33). Очевидно, кто просит так и преимущественно этого, тот не обманется и в прочем, получение чего не отторгнет его от спасения. А кто просит вредного и пагубного, тому не станет подавать Тот, от кого всякое даяние доброе (Иак. 1, 17). Даже и тот, кто просит знания божественного или другого какого-нибудь дара духовного, но просит для своих вожделений, не получит, потому что просит худо и на погибель себе, а Бог не подает худого.

Выше апостол слегка обличил некоторых ложных мудрецов, искажающих божественное Писание и в превратном виде употребляющих оное по своей воле, чтобы иметь повод к своей сладострастной жизни, а это есть не другое какое-нибудь зло, но вид гордости. Теперь он выступает против них строже, и, как бы вопреки своей кротости, употребляет слова укоризненные, называя таких людей прелюбодеями и прелюбодейцами, и делает почти такие обличения: Скажи мне, легкомысленный, ты хочешь выдавать себя за мудреца? Но откуда в вашей жизни распри и постоянная вражда? от чего всегдашняя привязанность к настоящему? от чего беспрерывное стремление к удовольствиям настоящей жизни? Это свойственно не мудрецам, но людям простым и склонным к дружбе с миром, что и показывает, что вы прелюбодеи. Ибо вы сокрытой внутри божественной и целомудренной красоте предпочитаете красоту обыкновенную, скверную и постыдную, и своим стремлением к настоящему воздымаете вражду против Бога. Ужели не знаете, что дружба с миром есть вражда против Бога, удаляющая от любви Божией и показывающая нас врагами Бога? Миром называет здесь всю вещественную жизнь как матерь тления, приобщающийся которой немедленно становится врагом Бога. Ибо, при рвении к бесполезному, он небрежно и презрительно относится к предметам божественным, каковые отношения мы допускаем к людям ненавистным и враждебным для нас. Так как — два предмета, которыми занимаются люди, Бог и мир, — и к каждому из этих двух предметов обращаются с любовию или ненавистию, что коль скоро мы сильно привяжемся к одному, очевидно явимся нерадящими о другом. Ибо внимание производит любовь, а небрежение — ненависть. Итак, кто прилепится к предметам божественным, тот есть и называется друг Божий, а кто вознерадел о Боге и возлюбил мир, тот в числе врагов Божиих. Поелику же все это происходит от надмения и гордости ложных мудрецов, то апостол употребляет еще другое обличение, желая таких людей отрезвить от опьянения и возбудить от усыпления. Он говорит:

Здесь употреблена фигура опущения, — принятый обычаем оборот сокращенной речи. Апостол как бы так говорит: я собственными словами убеждал вас пользоваться своею мудростию правильно и неосужденно, чтобы вы по гордости не злоупотребляли ею, не подделывали и не извращали истинного учения. Если же вы желаете наставления и от Писания, то слушайте. Господь гордым противится. Если Он гордым противится, а мы противимся обыкновенно врагам, то, без сомнения, гордые должны быть причислены ко врагам. Ибо Писание напрасно, без основания или по зависти, не заповедует нам невозможного, но сильно желает, чтобы чрез его увещания вселилась в нас благодать. Поэтому, если вы покорны Писанию, то смиритесь пред Богом и получите благодать чрез возвышение от Него. Гордость есть надменная до крайности злоба, но отлична от самомнения. Гордость воздымается над подчиненными ей, а самомнение тем, чего вовсе не существует. Отличается и скромность от смирения. Та... [59]. Скромность, или смирение, прямо противоположное гордости, есть великое благо. И как та и другое бывает в нас по нашему произволению, то всякий, возвышающий себя по гордости, осужден уже и уничижается от Господа, тогда как того, кто сам уничижил себя по скромности, Он возвышает в свое время, ибо самое упражнение в смирении возводит приобретшего оное на духовную высоту. Иначе объясняет святый Кирилл. Если смерть вошла в мир чрез зависть диавола (Прем. 2, 24), и если Христос, по Писанию, вселился во внутреннего нашего человека (Ефес. 3, 16. 17), то вселился для того, чтобы упразднить смерть, происшедшую от зависти. Но Он не только это подает, но и большую благодать. «Я, говорит Он, пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком» (Иоан. 10, 10). А что Бог вселился в нас по великой любви к нам, это ясно выразил Исаия, когда сказал: не ангел, ни посредник, но сам Господь спас нас (Иса. 33, 22), по любви к нам и попечению о нас. Как же Спаситель даровал и большую благодать? Низложив наветника нашего сатану. Почему и прибавлено: Бог гордым противится. Ибо как не горд тот, кто возглашает: «обниму рукою всю вселенную как гнездо» (Иса. 10, 14)?