Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа.
Намереваясь говорить с ними строже, предварительно объявляет, что он умоляет их Христом. Я, говорит, не могу просить вас один, но беру себе в помощь имя Господа, от имени Которого вы называетесь христианами и которое вы оскорбили, пожелав называться именами людей. Пусть это приведет вас в стыд!
Чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений.
О чем я умоляю вас? О том, чтобы все вы были согласны и не разделились. Ибо что разделяется, то хотя, казалось бы, вместо одного становится многим, но на самом деле не делается многим (ибо что пользы в теле, рассеченном на многие части?): в нем единство пропало. Итак, весьма выразительно назвал разделениями то, что происходило между ними; этим словом ясно показывает, сколь бедственно было их состояние.
Но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях.
Выше сказал: чтобы все вы говорили одно. Посему, чтобы не подумали, будто согласие состоит только в словах, прибавляет: в одном духе, то есть умоляю, чтобы вы согласны были и в мыслях. Но многие об одном предмете думают одинаково, а о другом различно; поэтому присовокупил: соединены в одном духе. Далее, многие бывают согласны в образе мыслей, но расходятся в расположении воли (так, когда мы имеем одну и ту же веру, но не соединены между собой любовью: то, хотя мыслим и одинаково, но расходимся в расположении воли). Поэтому, сказав: в одном духе, прибавил: и в одних мыслях, то есть чтобы они не разногласили ни относительно веры, ни относительно расположения воли.
Ибо от домашних Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои.
Чтобы не стали запираться, приводит свидетелей, а чтобы не показалось, будто выдумывает их, называет их, говоря: от домашних Хлоиных (был дом в Коринфе, называвшийся Хлоиным). Называет их еще братиями: ибо хотя грех их был явный, но ничто не препятствовало называть их братиями. Впрочем, не сказал, кто именно известил его, но указал на весь дом вообще, чтобы не вооружить их против известивших.
Что между вами есть споры.
Открывая слышанное от других, употребляет более мягкое выражение — споры, но когда говорит от своего лица, то называет то же самое разделениями (ст.10), что гораздо хуже споров.
Я разумею то, что у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов».
Не некоторые говорят это, но у вас. Впрочем, коринфяне не говорили так, но апостол дает такой оборот речи, желая показать, что если непростительно называться Павловыми и Кифиными, то тем более — от имен других. Я Кифин. О Петре упомянул после себя не для того, чтобы себя возвысить, но оказывая ему большее предпочтение, подобно как о Христе упомянул после. Вообще в делах, которых не должно быть, упоминает прежде о своем лице. А я Христов. Не за то укоряет, что говорят: а я Христов, но за то, что не все так говорят: или, лучше, присовокупил это от себя, желая сделать обличение более сильным и. показать, что в таком случае и Христос усвояется одной части, хотя коринфяне и не делали этого [6].
Разве разделился Христос?
Зачем разделили вы Христа? Зачем расторгли тело Его? Речь, исполненная гнева. Некоторые же слова разве разделился Христос? понимали так: разве Христос разделил Церковь с людьми и одну часть взял Себе, а другую отдал им?
Разве Павел распался за вас?
Этим опровергает неразумное поведение их, и упоминает о своем имени, дабы не подумали, будто он упоминал об именах других по зависти. Не сказал же: разве Павел сотворил или привел вас из небытия в бытие? но, что гораздо более, показывая неизреченное человеколюбие Христово, говорит о кресте. Не сказал также: разве Павел умер?, но: распялся, указывая тем на мнимую бесчестность смерти [7].
Или во имя Павла вы крестились?
И я, говорит, крестил многих, но во имя Христово. Говорит о крещении потому, что причиной разделения было и то, что называли себя по именам крестивших. Но не в том дело, кто крестил, а в том, в чье имя крестит; ибо Христос отпускает грехи, а не тот, кто крестит.
Благодарю Бога, что Я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия.
Для чего, говорят, гордитесь вы тем, что крестите, когда я благодарю Бога за то, что не крестил? Так говорит не для того, чтобы уменьшить важность крещения, но для того, чтобы обуздать коринфян, хваставшихся крещением. Ибо крещение есть дело важное, а крестить — неважное.
Дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя.
Говорю это не потому, чтобы в самом деле так было, но из опасения, чтобы болезнь не достигла до такой степени. Ибо если при совершении крещения людьми незначительными произошло разделение, то если бы крестил я, проповедавший крещение, некоторые, конечно, согласились бы приписать крещение мне [8].
Крестил я также Стефанов дом.
То есть всех, бывших в доме Стефана. Это был великий знаменитейший муж в Коринфе.
А крестил ли еще кого, не знаю.
Для меня, говорит, так не лестно крестить, что я даже и не помню, крестил ли я кого другого. Как же вы гордитесь крещением?
Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать.
Благовествование гораздо труднее и требовало особенно твердой души; ибо переубедить человека и склонить его от отеческих преданий, и притом среди опасностей, есть дело великой и мужественной души. А приготовленного к крещению принять и окрестить мог всякий, кто только имел священство. Но если он не был послан крестить, то как же крестил? Он не был послан для этого преимущественно; но ему не воспрещено было и крестить. Он послан был для дела важнейшего; однако ему не воспрещено было исполнять и менее важное.
Не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова.
Низложив высокомерие гордившихся крещением, переходит теперь к надмевавшимся внешнею мудростью, и говорит: (Христос) послал меня благовествовать не в премудрости слова, то есть не с красноречием и изящным словом, чтобы крест или проповедь о кресте не потерпела вреда и унижения; ибо что значит: чтобы не упразднить, то есть да не окажется бесполезным и тщетным. В самом деле, если бы апостолы проповедовали с мудростью слова, то иные могли бы сказать, что они убеждали силой слова, а не силой проповедуемого; а это было бы унижением и вредом для Распятого. Но теперь проповедуя с простотой, они показывают, что все совершает сила Распятого. Упраздняется крест и другим образом. Например, меня спрашивает эллин о чем-нибудь божественном, превышающем наше разумение. Если я буду доказывать ему посредством умозаключений и внешней мудрости, то окажусь слабым; ибо никакой ум не может представить предметов божественных. Таким образом моя слабость покажется слабостью проповеди, а этим упразднится самый крест, потому что окажется суетным и тщетным.
Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть.
Были в Коринфе неверные, которые подвергали крест осмеянию и говорили: подлинно, глупо проповедовать Бога распятого;, ибо если бы Он был Бог, то не позволил бы распять Себя; а поскольку Он не мог избежать смерти, то как мог восстать из мертвых? Верные, кажется, противостояли им своею мудростью, негодуя, что те злословили крест. Поэтому и говорит: не почитайте этого странным; ибо данное Богом для спасения кажется безумием для погибающих. Словом о кресте называет проповедь о кресте, или Христе распятом.
