— А для чего еще?

— Ты специально, да? — она нервно дернула рукой, уже начинавший закипать кофе разлился по плите, потушив огонь. — Ищешь, к чему придраться?

— Нет. Просто любопытно.

— Оставь свое любопытство при себе.

Кофе пили в гробовом молчании.

— Как ты относишься к громобоям? — неожиданно сам для себя спросил я.

— Это ты к чему сейчас? — насторожилась Женя. — Я никак к ним не отношусь.

— Я думал, все к ним как-то относятся. Все, кто живут в Младове. Если не нейтрально, то положительно или отрицательно. Отрицать их как социальное явление — глупо.

— Я предпочитаю не думать о них.

— А о коллекции Юрьевских?

— О ней тоже. На первом курсе мы с друзьями ездили в усадьбу, пытались что-то там копать, но ничего не нашли. На этом мой интерес к сокровищам угас. Зачем ты все это спрашиваешь?

— Просто интересно.

— Странно, — девушка изучающе посмотрела мне в глаза. — Вчера ты нравился мне гораздо больше. А сейчас кажешься каким-то сомнительным. Как вы подружились с Женей?

— Случайно. Разговорились на улице.

— Ну-ну…

«Дурацкая какая-то беседа получается. Зато определенно ясно, что диагноз неутешительный: Женя для нее — не более, чем друг. Жаль, очень жаль».

Зазвонил телефон.

— Филипп Анатольевич, доброе утро. Это Юлиан. Я не очень рано?

— Доброе утро, Юлиан Робертович, — нехотя ответил я. — Восемь утра — это, конечно не то время, когда хочется говорить о делах, но формально у меня уже начался рабочий день. Так что я вас слушаю.

— Восемь утра?! — в кухню неожиданно ворвался заспанный полуголый Сизов. — Восемь утра!!! Господи, у меня же через полчаса урок начинается!!!

Жалобно брякнула сваленная на пол пустая кастрюля, следом за которой последовала и крышка. Женя от неожиданности дернула локтем — и снесла со стола пустую тарелку, из которой я еще четверть часа назад кушал найденный в холодильнике виноград. Обреченный звон снизу оповестил о неутешительном диагнозе: вдребезги. С криками «Черт!» Евгений бросился обратно в коридор, по дороге уронив прислоненную к стене швабру.

— Что у вас там происходит? — удивленно спросил Юлиан на том конце провода.

— Ничего страшного, соседи, — как можно более безмятежным тоном произнес я и затем уже, зажав микрофон рукой, полушепотом бросил Жене: — Проследи, чтобы он не умотал в школу, закутавшись в занавеску.

— Хорошо, — она в два глотка допила кофе и вышла следом за учителем, а я продолжил:

— Так чем обязан столь ранним звонком?

— Понимаете, — ответила трубка. — Вы вчера сообщили мне, что Лена согласна на предложенные условия. Но обстоятельства складываются так, что деньги мне нужны прямо сейчас. Один миллион рублей.

— Прямо сейчас? — офонарел я. — Вы, должно быть, шутите? Такие суммы в хрюшках-копилках не лежат. Нужно время!

— Времени нет. Мы с моей женой и детьми должны срочно уехать. Надолго. Билеты у нас на вечер пятницы. Билеты из Москвы. Следовательно, крайний срок, когда я хочу видеть деньги — пятница же. Утром.

— То есть, через три дня? Сегодня же только вторник! Немыслимо… И… Подождите, как это вы собираетесь уехать в пятницу, если суд только в понедельник?

— Насчет этого не беспокойтесь. Получив деньги, я тут же передам вам заявление об отзыве искового заявления. В понедельник отдадите его судье. Ваша работа, таким образом, будет выполнена.

— Я бы с радостью не беспокоился, — возразил я. — Но так не пойдет. Где гарантия, что сразу после вашего отъезда на стол какому-нибудь следователю не ляжет кляуза об истинном правовом статусе спорной квартиры?

— Если вы мне не поверите, никакая кляуза и не понадобится. Квартиру отнимут. А так у девочек будет возможность переоформить ее на себя. Помимо заявления об отзыве иска вы получите дарственную на имя Яны — моя доля будет принадлежать ей.

Из-за стенки доносились звуки возни, сдавленные причитания Сизова и недовольное ворчание разбуженного Еремицкого. Жени слышно не было. Затем раздался треск рвущейся ткани, сопровождаемый какими-то неразборчивыми завываниями. Чем они там занимаются? Черт, не об этом сейчас надо думать!

— Хорошо. Давайте созвонимся завтра ближе к вечеру, я сообщу, что мне удалось выяснить.

— Замечательно, — обрадовались на том конце провода. — Завтра в семнадцать ноль-ноль ждите моего звонка. Всего доброго.

Стоило мне отключить связь, как дверь в кухню распахнулась, снова влетел Сизов: взъерошенный, глаза на лбу — но зато одетый практически образцово. Хоть прямо сейчас в театр.

— Ты со мной?

— Зачем? — я с трудом оторвался от подсчетов дней и рублей. — У меня занятия по пятницам.

— А обсудить с Еленой?

Такое ощущение, что он прекрасно слышал, о чем я только что разговаривал с ее бывшим мужем!

— Да, ты прав… Пожалуй, я с тобой.

— Тогда быстро! Я вызвал такси, оно уже вот-вот подъедет!

— Скидываемся на двоих?

— На троих. Женя с нами.

— В школу?

— В общежитие.

— Но это же какой крюк… Ты ведь опаздываешь? Ах, да, не спорю, не спорю. Как вам будет удобно.

— Я не верю ему. Это обман. Зачем ты сказал, что я согласна?

Выслушав меня, Елена была категоричной: сделка не состоится.

— Это был единственный ответ, который можно было дать, — пояснил я. — Сейчас уже не важно, отказал бы я ему сразу или сообщил об отказе завтра в пять. Если они действительно уезжают из города, на слушанье в понедельник твой бывший муж не придет. Придет юрист, который покажет документы на квартиру, что будет означать ее потерю. Или не покажет, что будет означать проигрыш Юлианом дела.

— Полагаешь, он проявит благородство? Я бы даже не мечтала о таком, — Елена окинула взглядом пустующий класс, словно искала поддержки у парт и стульев. — Не получив денег, он выдворит нас на улицу. А если откажется, тогда надавит его жена. Ты ее не знаешь: в этой особе нет даже намека на что-то хорошее. Разве что дети… В своих она души не чает. Но только в своих.

— А может получиться так, что он уезжает, чтобы избежать уголовного преследования?

— Ты же сам говорил, что срок давности по нему уже истек? Юлиан, конечно, трус, но не дурак: бросать свое добро — а здесь, в Младове, у него одних только квартир несколько штук — он не станет.

Я почувствовал себя немного сбитым с толку.

— Тогда не понимаю, зачем ему вообще этот миллион? Выходит, для него это даже не деньги. И жилье ему не очень сильно нужно. Из-за чего весь сыр-бор? Что вдруг изменилось в ваших отношениях?

— Не знаю.

Мне показалось, Елена что-то умалчивает. В другой ситуации я предпочел бы тоже не раскрывать рта, но сейчас был не тот случай.

— Ну хорошо, — сдалась она после недолгого словесного пресса. — Это все из-за Яны. Не делай такое удивленное лицо, девочка имеет к этой истории самое прямое отношение. Полгода назад она стала встречаться с одним пареньком из школы, Аликом Джунгуровым. Приятный был молодой человек…

— Ага, — обрадовался я, перебив женщину. — Вот и Джунгуров объявился. Я-то все гадал, кто же меня просветит относительно… Стоп, подожди, а почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?

— Он уехал, — Елена прищурилась, словно пыталась уличить меня в чем-то неподобающем. — Но дело не в этом. Мне Алик этот и вправду понравился. До этого Яна молодыми людьми мало интересовалась. Была этакой пацанкой, как сейчас принято говорить. Ходила неделями в одних и тех же джинсах и футболке, из косметики признавала только гигиеническую помаду, а уж что она слушала… У меня даже цветы дома вяли, не говоря уже о соседях… Те просто на стены лезли. Столько ругани было… Алик сумел как-то заинтересовать ее: они ходили гулять, вместе играли в баскетбол на спортплощадке, ездили летом в Питер, в гости к его родне… Девочка начала следить за собой, переоделась в нормальную одежду, а главное, стала более открытой — начала что-то рассказывать, делиться. Я была только рада таким переменам. Они были вместе четыре месяца, до середины октября. А потом произошла неприятная история. В школе к Яне стали приставать одноклассники. Знаете, так бывает: выберут себе жертву и начинают травлю.