Во вторник с утра пораньше я хотел навестить Женю — поинтересоваться его здоровьем и порасспрашивать кое о чем. Однако не успел я ступить за порог общежития, как все перевернулось с ног на голову. Оказывается, Женя уже сам заявился ко мне в гости.

— Пойдем скорее внутрь, — махнул он рукой, проходя мимо меня прямо в распахнутую дверь, откуда веяло хоть каким-то теплом. — Тут ужасно холодно, а меня знобит.

— Ты совсем с катушек съехал, — всплеснув руками, я нагнал больного в коридоре и отвел его в свою комнату. — У тебя температура под сорок, а ты бегаешь по улицам без шапки! Хочешь дурачком до конца жизни остаться? Или просто коньки отбросить?

— Нет, я поговорить хотел, — Сизов, как был, в верхней одежде плюхнулся на стул, плеснул себе кипятку из еще не успевшего остыть чайника и с вожделением припал к дымящейся чашке. — Хорошо, что ты не ушел. Уфф, хорошо…

— Да я как раз к тебе направлялся, — с чувством какой-то странной досады, какая бывает, когда твои первоначальные планы вдруг резко меняются, я скинул куртку и повесил ее обратно в шкаф. — Ты реально больной на голову. Если поговорить хотел, не мог позвонить, что ли?

— И кстати, температура у меня всего лишь тридцать восемь, — обиженно протянул Женя, на секунду перестав цедить кипяток. — А звонить… У меня твоего номера нет.

— Это в корне меняет дело… В школе узнать не судьба? Мы же узнали твой адрес через Елену. Как тебя вообще Лев-то отпустил? Или… Или он не отпускал?

— Не, Лёва на работе. Я сам пришел.

За те два дня, что мы не виделись, Евгений, казалось, еще больше осунулся и похудел. Запястья рук как у пятиклассника — пальцами обхватить можно. Заметно впали щеки, заострился нос, глаза нездорово блестят — не человек, а восставший труп! И приспичило ему в таком виде по улице бродить. Самоубийца. Допив воду, Женя откинулся на спинку стула, хотел вздохнуть, но закашлялся и едва не свалился на пол.

— Я дам тебе жаропонижающее.

— Да… — прохрипел он. — Если можно.

— Черт, нельзя… — я сунул нос в свою «походную» аптечку и выругался. — У меня его нет. Сам все выпил.

— Дома… Есть… — кашель не прекращался. — Поедем ко мне?

— Нет уж. Поедем в больницу.

Но он все-таки смог уговорить меня отвезти его домой. Там, приняв таблетки, Женя почувствовал себя немного лучше.

— Спасибо, — сказал он, устраиваясь на своем диване под двумя одеялами. — Прости, что побеспокоил. Лев рассказал, что ты поругался с женой из-за моей болтливости. Я боялся, ты не захочешь со мной разговаривать.

— Ерунда. Ты здесь ни при чем. Я сам виноват.

Он тут же успокоился и поведал мне о том, что уже встречался со следователями Каниным и Лоенко.

— Канин — мой одноклассник. Я еще в начале года ходил к нему, говорил, что громобои могут попытаться украсть сокровища. Просил похлопотать, чтобы их лучше охраняли или побыстрее сплавили в Москву. Поделился с ним идеей насчет схрона в одной из пещер. Он меня выслушал, а потом посмеялся и отправил восвояси. Но я не в обиде. Я привык, что меня не воспринимают всерьез.

— Это ты спер саблю и ожерелье? — напрямую спросил я.

— Да, я, — сразу же признался он. — Но не для себя. Чтобы оборонить.

— От громобоев?

— Ну да. Это было несложно: я с самого начала года ходил на митинги несогласных с вывозом ценностей из Младова. Их организовал один мой знакомый. Человек — патриот до мозга костей, не думал я, что такие еще встречаются. Он еще давно говорил мне, что громобои имеют виды на коллекцию, но в те времена о ней ходили только слухи, а теперь вот есть находки, во плоти. К тому же, подобное уже случалось раньше: один раз обворовали краеведческий музей. Поэтому я и захотел предотвратить. Хождением на эти митинги я добился сразу двух целей: во-первых, хорошо изучил местность, что помогло мне, когда я пошел «на дело», а во-вторых — снискал себе репутацию сочувствующего идеям громобоев. Это отвело от меня подозрения. Они ведь зорко следят за всем, что происходит вокруг коллекции. Но тут недоглядели. Когда сам планируешь кражу, мало кому придет в голову, что тебя могут опередить. Я смог вынести лишь два предмета, больше не сдюжил, но после кражи охрану заметно усилили… Теперь им не так просто будет завладеть остальными. Однако громобои ищут пропажу, я точно знаю это. Поэтому и полицию подключили — чтобы те искали по-настоящему, а не как обычно, сквозь пальцы. На меня у них ничего нет: я хоть и выгляжу не от мира сего, голова у меня варит. И ты правильно сделал, что ничего им не сказал про свои подозрения. Спасибо тебе.

— Да не за что…

Я был сбит с толку. Какого черта мы ползали по льду и искали какой-то схрон, если Женя с самого начала знал, что пропавших предметов там нет? К чему были все эти ненужные телодвижения в сторону громобоев? Ведь поймай они нас там на реке, и сразу стало бы понятным, кто стоит как за кражей, так и за поисками. А наследили мы изрядно. Но ничего, живы пока. Громобои, громобои… Все про них говорят, все их боятся… А где они? Я и не видел их почти. Разве что Бабушкин да Глазунов из группы факультатива — только этих знаю. Видел еще их лидера мельком пару раз — ничего примечательного. Но то все школьники. Где старшее поколение? Кто ими руководит, что ими движет? Почему они не показывают себя, если, как говорят, им все про всех известно? Выходит, про Женю они не знают, раз решили подключить полицию к поискам. Так, стоп. Куда-то не туда меня мысль завела… Я ведь хотел про другое спросить.

Женю тоже интересовали некоторые моменты.

— А как ты догадался… Ну, кто настоящий вор?

— Вера подсказала, — ответил я. — Навела на мысль, что преступники взяли самое легкое и ценное с исторической точки зрения. Значит, вор был один и не ставил перед собой корыстных целей — иначе польстился бы на золото, а не на ржавую сталь. Потом я вспомнил, что ты шлялся перед общежитием вечером накануне кражи. Ну и вообще ты странный и даже отпираться не стал. Кстати, зачем ты приходил? И еще…

— Вижу, у тебя много вопросов, — перебил меня Женя, натягивая одеяло до подбородка. — Увы, не на все я смогу ответить. Например, я не могу сказать тебе, где спрятаны сабля и ожерелье. Не хочу подвергать тебя опасности.

— Я и не собирался спрашивать, — соврал я. — Скажи мне лучше вот что. Если сокровища, как ты сам говоришь, у тебя, то что мы искали на берегу Гороховца? Зачем тебе нужен схрон?

— Ответ на поверхности, — улыбнулся Сизов. — Стоит только немного подумать.

— А если у меня нет желания думать? Я ведь полагал, что ты хочешь защитить наследие предков.

— Именно этого я и хочу, — серьезно сказал он. — Поэтому у меня будет к тебе небольшая просьба. Ты можешь съездить в имение Юрьевских?

— Туда, где были найдены сокровища?

— Да. Боюсь, я иммобилен, как минимум, до следующей недели. А промедление было бы крайне нежелательным.

— И что я должен там делать?

Идея мне, честно говоря, показалась не самой удачной.

— Я дам тебе координаты одного места. Нужно сходить туда и посмотреть…

— Посмотреть что? — в его словах определенно чувствовался намек, что одним осмотром дело не ограничится, и это напрягало еще больше.

Женя виновато улыбнулся.

— А я и сам не знаю. Просто там может оказаться кое-что интересное. И тогда ты сам поймешь, что именно мы ищем. Съездишь?

— Я бы предпочел понять это прямо сейчас.

Он покачал головой.

— Тогда ты не проникнешься. А это важно. Проникновенность — залог искренности. Поверь, я знаю, что говорю. И можешь не бояться. Усадьба давно заброшена, и после находки части коллекции все поисковые работы были прекращены. Как минимум, до весны. Громобоев там тоже быть не может — слишком далеко от Младова. Ну что, съездишь?

С минуту мой скептицизм боролся с любопытством, пока последнее, наконец, не победило.

— Это далеко? — выдавил из себя я.

«Если дальше двадцати километров от города — откажусь. Пусть сам ездит и смотрит, сам не зная, на что».