В таких вот условиях мы и трудились втроем уже почти пять месяцев с тех пор, как все скопом — кто добровольно, а кто и не совсем — оказались уволенными с предыдущего места работы. Я, Паша да Ирина, которая сейчас на заседании в суде — три мушкетера от юриспруденции, три тополя в Колодезном переулке, трое в лодке, не считая наемного бухгалтера, приходящего по четвергам. Дела у новоиспеченной фирмы шли так себе — ни шатко, ни валко. Конечно, поначалу я думал, что будет вообще полный крах, но выручали старые Пашины связи — непонятно, откуда, но клиентов он нам находил исправно. Мы же на пару с новоиспеченной Телигой в юбке выполняли функции рабочих лошадок. Иски и претензии, претензии и иски — привычный и знакомый пейзаж. И хотя по зарплате выходило меньше, чем я получал на прошлой должности, свои плюсы тоже имелись. Например, ненормированный график (чаще в сторону недоработок, нежели переработок), возможность похалтурить на стороне и полное отсутствие дресс-кода. Да и, как метко выразился Телига-муж, на какой еще работе можно спокойно спать на глазах у начальства?

— У меня к тебе дело, — Паша сел в свое кресло и щелкнул кнопкой монитора: что-то загудело. — А что, я и вправду часто говорю про свою женатость?

— Достал уже, — я осторожно потянулся: не хрустнет ли еще что-нибудь? — Как школьник после первого свидания. Это и есть твое дело?

— Нет, это для разминки. Ты как, не загружен сейчас?

— А по мне можно сказать, что я зашиваюсь?

— Не язви, — защелкали клавиши, тон шефа утратил последние оттенки непринужденности: он включился в работу. — Сегодня какое число?

— Двадцать девятое… — я бросил взгляд на календарь. — Если бумажка не врет. Уже третье твое «дело», и все не по существу.

— Бумажка не врет, — невозмутимо отвечал Паша. — Завтра последний рабочий день, после чего вся страна уйдет в десятидневный запой. Выходим на работу девятого.

— Замечательно, — кивнул я и чуть слышно добавил: — Как минимум, до пятнадцатого можно приходить со спальным мешком…

— Лазарев! Хорош, а? Я серьезно говорю сейчас!

Я недоуменно воззрился на босса. Ишь ты, какой слух острый! Да и вообще, Паша, повысивший голос — это нонсенс. Женившись, он стал намного мягче и приветливее, чем прежде, но и раньше он не позволял себе выражать недовольство криками. Один-единственный раз он наорал на меня, когда я, поехав в командировку в Ярославль, по ошибке взял с собой его папку с документами по другому делу. Как итог, облажался сам (все оригиналы доказательств, которые надо было представить судье, остались в Москве) да и его подставил: в тот же день у Паши тоже был суд, материалы по которому были на руках угадайте у кого? О том, ЧТО он тогда сказал мне по телефону, лучше промолчу, даже вспоминать стыдно. Но больше ни разу ничего подобного не происходило. Сейчас же покрикиваний и апелляций к «серьезности» происходящего становится все больше. Видимо, семейная жизнь потихоньку начинает сказываться: отвыкает общаться с мужчинами. А может, эти последствия полугодовалой давности удара по голове. Тогда мне грех жаловаться: сам его под ту дверь поставил.

— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил я, напуская на себя деловой вид и ожидая, что же будет дальше.

— Это правильно, — согласился Паша, тут же успокоившись. — Как раз то, что мне сейчас нужно. Как ты относишься к командировкам?

— Хм… Смотря, к каким, — осторожно ответил я, чувствуя подвох. — Если в Германию или Францию, как летало наше бывшее начальство «на переговоры со стратегическими партнерами», то очень даже положительно. А если Кемерово или Воронеж с их полуторазвездочными гостиницами, как ездил я — то так себе. Дома лучше. А уж если, не дай бог, еще и документы перепутать…

Паша изобразил на лице что-то похожее на прозрение: смекнул, что мне не понравилось, как он повышает голос.

— Вынужден разочаровать, дружище. Поедешь ты в такое место, рядом с которым Кемерово покажется тебе спа-курортом на Лазурном берегу. Называется Младов, это…

— Тверская область! — я, не удержавшись, вскочил со своего места, по пути скинув на пол стопку бумаг. — Что может быть хуже Тверской области?! Зачем мне туда ехать?

Павел обескуражено крякнул.

— Не ожидал такой реакции. Бывал в тех краях?

— Я практически оттуда родом. Парой райцентров южнее.

— Вот оно что…

— Да, и я прекрасно осведомлен о тех местах, как и о том, что делать там нечего. По крайней мере, до выхода на пенсию. И надолго ты собираешься меня туда заслать? Надеюсь, не прямо сейчас?

— После праздников, — осторожно ответил шеф. — На месяц.

— О боги… На черта так долго?

— Производственная необходимость.

А меня вдруг понесло: всю сонливость словно ветром сдуло.

— Тебя Вера подослала, да? Она давно хочет от меня избавиться и собрать у себя всех подруг на недельный загул. Или на шабаш, уж не знаю, что там у них планируется. Или я тебе здесь уже надоел? Или это масштабный заговор? Нет, мне кажется…

— Успокойся, — размеренно ответил Паша. — Вера здесь совершенно не при чем. И заговоров против тебя никто не стоит. Сейчас я все тебе расскажу.

— Ну, рассказывай, — дозволил я. — Надеюсь, это действительно связано с работой.

— Понимаешь, тут такое дело… Там не только юридические вопросы решать придется…

— Ух ты! — «восхитился» я. — Тогда, даже если Вера здесь совершенно ни при чем, мне все равно придется с ней посоветоваться. А то я знаю, какие нравы в этих ваших Тверских областях.

— Тихо, да угомонись же ты, — Паша нахмурился. — Чего взбеленился? Давно же говорил, что устал от Москвы, хочешь немного проветриться. А тут такой шанс. Провинция, тишь да гладь… Красота! Отдых, а не командировка! А ты нос воротишь.

— Тебе правду сказать? — я отпихнул кресло, подошел к чайнику, налил себе в чашку кипятка. — Я восемнадцать лет прожил в небольшом городке под Смоленском и шесть из них, из этих восемнадцати лет, самой заветной моей мечтой было уехать оттуда куда-нибудь подальше. Туда, где есть, хотя бы, кинотеатр. Я уже молчу про театр обычный, тем более, хожу я туда раз в год и то, если жена вытащит. Театр, понимаешь? Я так хотел свалить… Нет, дело не в родителях, их я очень люблю, но сам город… Это кошмарное место, могила для тех, у кого в жизни присутствует хоть что-то похожее на амбиции. Город старый, даже древний, но во время войны был целиком разрушен, так что все до одной постройки — уже советские. «Современные». Исторических не сохранилось, то, что не разрушили фашисты, доломали свои же. После развала Союза начался и вовсе феерический пипец: производство встало, нормальной работы нет. Молодежь, оставшаяся там и не свалившая сразу после школы, в лучшем случае, идет учиться в техникум или филиал областного универа. В худшем — просто спивается. В темное время суток без компании на улицу лучше не выходить. Приличных кафе нет — одни кабаки. Из развлечений только пьянки да драки по причине этих самых пьянок. Хотя, недавно ледовый дворец построили — уже прогресс. Вместо дорог одни ямы, которые латают только перед днем города. Мусор с улиц убирают раз в году: школьники на майских субботниках. Весь бизнес еще со времен девяностых крышуется тамошним криминалом. Такое вот веселенькое место. Всего вышеперечисленного, мне кажется, вполне достаточно, чтобы дать тебе понять, как я отношусь к подобным населенным пунктам. И тут заявляешься ты, такой весь красивый и женатый, и с бухты-барахты сообщаешь, что я должен бросить все и на целый месяц ехать в какой-то Младов, который от моего родного города отличается только названием. Уверен, там даже улицы точно такие же. Ленина, Карла Маркса, Марата, Либкнехта. Угадал? Я когда к себе домой езжу, дальше родительского дома носу не показываю. А тут на целый месяц… Может, через час я отнесусь к этой идее с пониманием, но сейчас я немного в шоке и зол. Кстати, какого лешего я буду там делать?

Я выдохнул и воззрился на начальника: проняло, нет?

— Серьезный пассаж, — прокомментировал Паша, не моргнув глазом. — Мне понравилось, впечатлило, я бы даже сказал. А теперь выпей еще водички, и перейдем к делу. Ты у меня вольнонаемный работник, а приказы начальства не обсуждаются. Это раз.