Кажется, я немного задремал. Еще бы тут не задремать: мягко, тепло и так приятно укачивает… Прошлая ночь была такой длинной, просто бесконечно длинной… И утро тоже. Пусть хотя бы днем я получу небольшой отдых. Можно? Полковник, вроде бы, не возражает. Я еще слышал отголоски его беседы с Сизовым, а пространство тесного трясущегося салона вдруг начало расширяться, светлеть, наливаться красками. Не успел я и глазом моргнуть, как понял, что стою на берегу большого озера, зеркальная поверхность которого отражает чистое голубое небо. В небе ни единого облачка. Мягко светит полуденное солнце. Август. Я точно знаю, что сейчас август. Еще очень тепло, но уже не жарко: по воде разносится чуть слышный шепот приближающихся осенних ветров. Оборачиваюсь и вижу, что передо мной расстилается широкое поле, по грудь заросшее дикими травами и цветами. Непроходимые дебри: можно и не мечтать о том, чтобы продраться сквозь них и добраться до видневшегося вдалеке леса. Но мне и не надо туда.

На узкой прибрежной полоске, свободной от растительности земли, стоял стол. Обычный такой деревянный стол, сколоченный из подручных материалов какими-то случайно забредшими в эти края туристами. Вот оно! Вот зачем я пришел сюда! Радостный бегу к нему, словно к старому знакомцу. Скорее бы лечь на его шершавые доски, подставить лицо солнечным лучам, дать отдых изможденному телу. Шаг, второй, третий… Стол все ближе и ближе. Но что это? Неведомая сила подкидывает меня, словно мячик, и несет по воздуху. Я пытаюсь опуститься назад, но не могу. Земное притяжение вдруг исчезло, его нет. Я поднимаюсь все выше и выше. Но как же стол? Я ведь так хотел полежать, отдохнуть… Каким-то неестественным, нечеловеческим движением выворачиваю голову и смотрю назад: высоко ли?

Но вижу только стремительно приближающуюся землю.

Берегись!

— Берегись!

Сильнейший толчок в грудь мигом вышибает из легких весь кислород. Я открываю глаза, пытаюсь вдохнуть, пытаюсь понять, где верх. Ледяной ветер вмиг сдувает все тепло. Вспышка пламени. Инерция протаскивает меня по кувыркающемуся салону, бьет об крышу, швыряет на спинку переднего сиденья. Чей-то раззявленный в крике рот. Оборвавшийся крик. Осколки стекла смешанные с брызгами крови. Скрежет металла. Удар. Еще удар. Тишина.

Темнота.

Я плохо помню, что было дальше. Если честно, не помню совсем. Кажется, меня куда-то несли. А может быть, просто тащили по земле. Это не воспоминание — всего лишь предположение. Как-то же я попал туда, где в итоге оказался.

Сознание вернулось так неожиданно, что я и сам не сразу сообразил. Просто вдруг пришла боль. Болело буквально всё: голова, живот, спина, руки, ноги… Нога. Правая. Левую я почему-то не чувствовал вообще. Отлежал? Или… Нет, конечно же, отлежал.

Сразу после боли появились голоса.

— …не могу двигаться.

— И не надо. Зачем?

— Как это зачем? Валить отсюда!

— Отсюда не сбежишь. Бесполезно. Нас даже связывать не стали.

— И что?

— И всё.

— Не понимаю…

— И не стоит. Но сейчас излишние телодвижения только навредят тебе. Можешь мне поверить.

Говорили шепотом. Спокойный голос, без сомнения, принадлежал Сизову, другой — нервный и панический — был мне не знаком. Водитель? Полковник? Нет, у полковника был другой.

— Думаешь, нас найдут?

— Когда-нибудь, — меланхолично ответил Женя. — Обязательно найдут. Может быть, даже очень скоро.

— Где мы вообще? В пещере?

— Похоже на то.

Только сейчас я сообразил, что глаза мои давно уже открыты, но вокруг царит настолько непроницаемая темнота, что от зрения нет совершенно никакого проку. Холодно. Где-то капает вода. Черт, я, кажется, весь — один сплошной кровоподтёк… Что же такого случилось с моей ногой?

— Я не помню, как нас тащили… — пожаловался Жене его собеседник. — Сразу вырубился. Башкой об руль…

Женя чуть слышно насвистел что-то коротенькое из классики.

— К сожалению, мне повезло меньше, — произнес он, прервав музицирование. — Сознание я потерял не сразу. А только тогда, когда меня пнули по сломанной руке.

— У тебя рука сломана? Сочувствую, мужик. Но Масленычу еще меньше повезло. Жалко его. Ворюга он был, конечно, но мужик дельный. Не обижал. Ты видел, как он погиб?

Учитель заелозил на шершавых камнях, словно пытался принять более удобное положение, и только потом ответил:

— К счастью, нет. Но я слышал, как один из этих людей сказал другому: «Толстый готов».

— Да, не свезло. Пройти Афган и подорваться самодельном фугасе… Который поставила обдолбанная школота. Зачем? Что с нами дальше будет? Шлепнут нас, как думаешь?

— Скорее всего, да, — я не уставал поражаться его выдержке. — Но не раньше, чем получат то, что им нужно.

— А что им нужно? — удивился военный.

— Им нужен я. Они думают, я скажу им, где спрятаны оставшиеся сокровища Юрьевских.

— А ты знаешь?

— Знаю.

— Ничего себе! А кто ты такой?

— Мне вот тоже интересно, — не удержался я.

— Филипп! Филипп! — Женя так обрадовался, что чуть не заговорил в голос. — Ты очнулся! С тобой все хорошо?

— Вашими молитвами, — теперь, когда можно было не прикидываться дровами, я осторожно ощупал лицо: вроде, всё на месте. — Для начала скажи: когда ты меня видел в последний раз, у меня было две ноги?

— Насколько я помню… Да, две. Но я не уверен.

— Ладно, проехали. Где мы?

— В пещере.

— Это я уже понял. Под Гороховцом?

— Да.

— Где громобои?

— Где-то здесь.

— Они не ушли?

Глупо было надеяться на такое счастье, но вдруг…

— Нет. Они в соседнем гроте, отсюда их не слышно. Но выход наружу только через них, так что…

— Так что мы встряли.

— Вроде того…

Мы помолчали немного. Холодные угловатые камни неприятно впивались в спину, но сил не было даже на то, чтобы перевернуться на бок. Я протянул руку вверх и к своему удивлению нащупал влажный потолок. И слева тоже стена! И за головой… Сразу стало как-то тесно. Всё болит… Даже шевелиться нет сил. Хорошо, нога дала о себе знать характерным покалыванием. И вправду, отлежал… Но до радости ли тут? Я переваривал услышанное, прикидывал шансы, возможности, искал выход. Какие тут шансы, какой выход… Мы в плену, кругом только враги: проигравшие и оттого злые, не знающие пощады. А учитывая наличие некоторой личностной неприязни между мной и их руководителями… В общем, даже если им и нужен один только Евгений, меня они вряд ли отпустят с миром или, хотя бы, за выкуп. Закончилось моё феноменальное везение. Эти ребята если и не убьют, то оставят калекой. И даже не знаю, что бы я выбрал при подобном раскладе… Одна надежда: на силовиков. Наверняка они где-то поблизости продолжают поиски. После гибели полковника они должны еще больше ожесточиться и уж точно не уйдут просто так. Возможно, как раз в этот момент какая-нибудь штурмовая группа уже спускается в подземелья, дабы вызволить несчастных заточенцев. Если так всё и произойдет, клянусь, никогда больше не буду называть людей в форме дуболомами. И вообще никакими обидными словами не буду их называть.

— Долго мы тут не просидим, — нарушил тишину водитель. — Они наверняка собираются драпать. Их мало осталось, и наши где-то близко.

— Если им есть, куда, — отозвался я. — Драпать, то бишь. Что-то мне подсказывает, данное убежище они рассматривали в качестве постоянного. Пока мы не спутали их планы.

— Филипп, — тихонько позвал меня Женя, когда я договорил. — Что ты имел в виду, сказав, что тебе тоже интересно, кто я такой?

Запомнил таки…

— Я думаю, сейчас не самое подходящее время и место.

— Другого времени и места может уже не быть, — резонно заметил молодой педагог. — Ты в чем-то меня подозреваешь?

— Да, — признался я после недолгого колебания. — Я подозреваю, что ты работаешь на Юрьева.

— И почему ты так думаешь? — грустно спросил он.

Даже ведь не возмутился, отметил я про себя.