— Я звонил тебе, — начал шеф. — Еще тогда, в прошлое воскресенье. Но твой телефон был отключен.

— Да, — ответил я, задергивая шторы: на улице стояла ясная погода, и садящееся солнце немилосердно светило в окна верхних этажей. — Его забрали у меня сразу после того, как я угодил в пещеру. Так и не нашел его потом.

— Понимаю. Поэтому я и не мог сообщить тебе раньше, а потом уже, когда узнал обстоятельства твоего спасения, моя информация потеряла всякий смысл. И я решил не тревожить тебя до времени.

— Что за информация?

— Насчет Сизова. Понимаю, сейчас не время, но все же…

— Ты что-то разузнал?

— Да, — между бровей шефа пролегла глубокая складка. — И без обиняков могу заявить: если бы ты обратился ко мне с этим вопросом раньше, возможно, многих бед удалось бы избежать.

— Поясни, — такое начало мне не понравилось.

Перед тем, как продолжить, Паша сходил на кухню и вернулся оттуда со стаканом воды.

— Ты знаешь, где родился твой погибший друг?

— Понятия не имею, — признался я, с подозрением покосившись на стакан. — Но сейчас это и вправду уже не актуально.

— В Бресте, — шеф склонил голову на бок, с любопытством наблюдая за моей реакцией. — Только не в белорусском. Как у тебя с географией?

— Не во Франции же?

Это действительно была бы новость. Я искренне верил, что Сизов, подобно Ааронову, был урожденным младовчанином: настолько хорошо он знал историю этого края.

— Бинго, — Телига отпил и поставил стакан на подлокотник кресла. — Мать его была француженкой, а отец, Валерий Сизов — наш с тобой соотечественник. Они оба умерли, когда их сын был совсем маленьким: папочка в порыве ревности случайно убил мамочку, а потом раскаялся и наложил руки на себя. Творческая была семья, музыканты, что ли. Уже одной этой истории достаточно, чтобы у ребенка поехала крыша, согласись?

— Соглашусь… — я почувствовал подступивший к горлу комок: и без того говорить про Женю было нелегко, а тем более узнавать такие подробности о его прошлом.

Но, как выяснилось, это было только начало.

— В Россию, — продолжил Паша, который, подобно Еремицкому, не был склонен к излишней сентиментальности. — Маленький Женечка вернулся только после развала Совка. В девяносто втором. До этого были проблемы с документами, да и опекуны выступали против: им за его содержание капала неплохая рента. Но родственников во Франции у мальчугана не было. Зато они нашлись в Младове, где жила его бабушка. Так что вопрос об обратной миграции решился довольно быстро. Бабушка эта, — она, кстати, тоже умерла в конце девяностых — приходилась матерью отцу Евгения Валерьеича. Соответственно, фамилия ее, как не трудно догадаться, была Сизова. Фамилия в замужестве. А вот девичья… Ее девичью фамилию назовешь мне ты, мистер Марпл.

— Понятия не имею, — я развел руками. — Но думаю, ты прав: мне следовало уделить куда больше внимания его биографии. Раньше, когда он еще был жив. А сейчас…

— Юрьева.

— Мать честная! — я вдруг почувствовал острое желание начать ругаться матом. — Отец небесный! Не может быть! Но как же тогда… Неужели…

Паша говорил что-то еще, но кубик Рубика перед моими внутренним взором уже сложился сам собой. И как сложился! Сказать, что неожиданно, значит, использовать самое банальное слово из всех пришедших на ум. Неожиданной можно назвать гибель «Челленджера» или победу греков на Евро-2004, но тут… Все мои обвинения и подозрения, высказанные в адрес Жени, оказались правдивыми лишь отчасти. Он не был подручным Юрьева, действовавшим в его интересах. Он и был самим Юрьевым! Далеким ли потомком графского рода или просто человеком с близкой по звучанию фамилией — бог весть. Но это именно он изначально загорелся идеей собрать все предметы пропавшей коллекции. Не какой-то абстрактный дядя, коего я заочно записал в виновники всех бед, а сам Женя! Это он вышел на связь с громобоями и платил им за совершенные находки. Это он вел Ааронова в его исследованиях, рассчитывая обмануть своих же собственных наймитов и оставить их без денег. Это он спланировал нападение на Младов — спланировал, чтобы затем попытаться предотвратить! Вот откуда была у него информация, вот почему он всегда выходил сухим из воды. Сухим из воды… Смешно звучит, право. Но зачем? Что двигало им? Я ведь знал совершенно другого Женю: честного, открытого и искреннего, как ребенок! Да он и был ребенком по сути. Мы же вместе лазили с ним по этим чертовым полям, ручьям и деревням. Два великовозрастных дитяти, движимые идеей найти сокровища. Кто же знал, что одного из них мечта заведет так далеко…

— Можешь не терзаться понапрасну, — Телига заметил, как опало мое лицо, и поспешил на помощь. — На вот лучше выпей водички. Ты не знал настоящего Евгения Сизова. Ты в курсе, что изначально он учился на химика? То-то же. Никто не знал настоящего Евгения Сизова. В числе прочего ты просил меня выяснить, от какого заболевания он лечился. Я выяснил.

— И от какого же? — спросил я, не очень внимательно слушая его в тот момент.

Паша хитро прищурился, словно готовясь сообщить еще одну сенсацию.

— Слыхал когда-нибудь про диссоциативное расстройство идентичности? Есть такая болячка.

— Что-то очень и очень смутно. Слова, вроде бы, по отдельности знакомые, но вместе как-то не складываются.

— По-простому это явление называют раздвоением личности.

— Вот оно что… Так понятнее. И ты хочешь сказать, что Женя…

— Да. Сизов страдал этим редчайшим заболеванием. По крайней мере, это выяснилось теперь. Когда он проходил обследование два года назад, у него нашли только какую-то ерунду на фоне невроза — ничего особенного. Однако сейчас вдруг всплыло, что в медицинских документах отсутствует несколько листов с анализами — их попросту вырвали. На самом деле Сизова не должны были отпускать тогда, требовалось отдельно установить, что он безопасен для общества.

— Но его отпустили.

Короткое, но емкое «хмык»: мол, а чего ты ожидал в этой стране?

— Селяви. Видимо, кто-то из персонала клиники очень крупно получил на лапу. Может быть, его даже найдут. Но теперь ты знаешь главное. В личине милахи Женечки жил и другой персонаж. Тот самый Юрьев, которого ты хотел найти. Он все это время был рядом с тобой. И точно так же хотел завладеть сокровищами своих предков, как и его безобидное альтер-это. Только методы для этого выбирал… Не совсем спортивные.

— Не понимаю, — я и действительно не мог взять в толк, казалось, мой шеф попросту шутит. — Выходит, я целый месяц бок о бок жил и общался с сумасшедшим, но даже не заметил этого? Ведь, не считая одного-единственного случая на реке, когда мы с ним чуть не утонули, он ни разу не упоминал про Юрьева. И вообще, Женя был с чудесами, конечно, но раздвоение личности… Два человека в одном…

— На этот вопрос пусть отвечают психиатры, — Паша дружески похлопал меня по плечу. — В оправдание тебе, могу заметить, что не ты один пребывал в блаженном неведении. Даже Лев Еремицкий, с которым они фактически вместе выросли, так и не узнал об истинной сущности своего лучшего друга. А ты говоришь, один месяц…

— Но откуда у него были деньги? Он ведь платил громобоям и платил немало! На зарплату учителя в провинциальном городе и себя-то не прокормишь.

На это замечание Паша ответил всего лишь тремя словами:

— Франция. Родители. Наследство.

— После восемнадцати? — догадался я.

— Да.

Мы помолчали немного. Я вдруг осознал, что совершенно спокоен. Вот честно, даже пульс не участился. Правда, открывшаяся мне, казалась настолько невероятной, что мозг отказывался воспринимать ее как часть реального мира. Осознание еще впереди, а вместе с ним и всё остальное, сопутствующее: досада, боль, сожаление. Даже горечь утраты в полной мере еще нагрянет ко мне в гости. Не сейчас. Потом.

— Эй, — дверь в комнату приоткрылась, показалась обрамленное светлыми локонами лицо Ирины. — Чего в темноте сидите? Идём, всё уже готово.

— Идем, любимая, — Паша поднялся с кресла. — А вино есть? Я бы выпил немного. Фил, думаю, тоже не откажется. У тебя водительское с собой?