В прошлом Николай Алексеевич — водитель «Скорой помощи», ныне — пенсионер. Всю свою жизнь он не только спешил на помощь пострадавшим людям, но и диким птицам, попавшим в беду в дремучих муромских лесах. Больных пичуг Николай Алексеевич приносил домой, выхаживал, после чего благодарные пациенты оставались жить в гостеприимной семье Степановых. Так в городе появился «Птичий дом».

Сразу за калиткой, на дорожке, ведущей в глубину двора, нас встретила огромная ворона. Она по–хозяйски вышагивала взад и вперед, с некоторой опаской поглядывая на нежданных гостей. Потом, как–то смущенно потупившись, громко представилась: «Карлуша».

«Это, говорящая Карлуша, — повторно представил «члена семьи» Николай Алексеевич. — Один из самых старых жителей «Птичьего дома». Ей уже 22 стукнуло, хотя ворона живет не более 20 лет».

Карлушу Степанов взял из гнезда птенцом, который был уже почти «на крыле», то есть мог летать. В этом возрасте дикую птицу приручить очень сложно. По этой причине через год ворона улетела из дома, и только спустя три дня Николай Алексеевич нашел ее в близлежащем лесу. Беглянка без сожаления рассталась с диким образом жизни и вернулась обратно домой.

Второй раз Карлуша улетела со стаей ворон, но, нагулявшись, направилась не в лес, ,а в больницу, где работал Степанов. Не застав там хозяина, ворона принялась стучать клювом в окно, пытаясь привлечь к себе внимание. Дежурный врач позвонил Степанову домой, тот приехал и забрал, «распоясовавшуюся хулиганку». Это был последний побег Карлуши.

Вскоре ворона повзрослела, остепенилась и начала заниматься самообразованием. Первым делом она научилась говорить. К сожалению, стесняясь нашего присутствия, она лишь ограничилась представлением себя, отказалась от беседы и воспитанно встала в сторонке, прислушиваясь к нашему разговору с хозяином.

«Одно время Карлуша занялась высиживанием куриных и гусиных яиц, — вспоминает Николай Алексеевич. — В первых числах апреля я подкладывал ей яйца, она садилась на них, будто так и должно быть, и ждала, пока вылупятся цыплята. Потом она долго опекала их, занималась воспитанием. Бывало, цыплята бегали прямо по ней, а она делала вид, что ничего не замечает.

Однажды, Карлуша высидела двух гусят. Один умер, а второй так чем–то пришелся ей по сердцу, что она опекала его даже тогда, когда он стал взрослой гусыней. Вырастила Карлуша и одного перепеленка, так что ее смело можно назвать «матерью–героиней».

Жили в «Птичьем доме» и две сороки, причем одна из них, Кеша была страсть какая разговорчивая. Спросишь ее: «Кеша дурак?» А она разумно отвечает: «Кеша — хороший! Кеша — кра–са–а–вчик!». Бывает, правда, и самокритична — отвечает: «Дурак, дурак!» и заливается смачным заливистым женским смехом.

«Смеялась Кеша, совсем уже по–человечьи и частенько пугала этим соседей, — рассказывает Степанов. — Бывало, поздно вечером залетит к ним в форточку, сядет тихонько, да как захохочет! Соседи в обморок падали. Я никогда не слышал, чтобы попугай так хорошо человеку подражал, как сорока.

А еще любила шутки с телефоном. Подойдет к аппарату и показывает, что давай, мол, позвоним. Я набираю номер кого–нибудь из друзей, даю трубку Кеше, а она на чистом русском языке говорит: «Здравствуйте, товарищи!» Никто не верил, что это сорока, а не человек».

Кеша прожила в «Птичьем доме» 14 лет и умерла от старости.

Есть в птичьем хозяйстве Семенова и настоящий орел. Появился он в семье достаточно странно. Как–то на работу позвонил сын и сказал, что пришли люди, которые предлагают огромного орла. За орла они хотят бутылку. «Так отдай им быстренько», — распорядился Николай Алексеевич.

Едва вернувшись со срочного вызова в деревню Лопатино, Степанов бегом побежал домой. Там его ждал богатырских размеров гость с размахом крыльев чуть более двух метров. Правда, был он подранен и не мог летать. Дело было осенью, и всю зиму орла пришлось выхаживать. Зато по весне он уже гордо устраивался на заборе и охранял вверенную ему территорию. Правда, не подпускал к себе даже самого Степанова.

По периметру двора дома Степанова располагаются многоэтажные клетки и вольеры. Создается впечатление, что попадаешь в самый настоящий зоосад. Кто здесь, только не жил, залечивая раны, и восстанавливая силы: совы, голуби, овсянки, коноплянки, снегири, чижи, щеглы, дубоносы, канарейки… Однажды в «Птичьем доме» одновременно жило 12 певчих птиц. Они садились на куст смородины и устраивали настоящий концерт.

«Я не только птиц, всех животных люблю, — сказал в заключение Степанов. — У меня жили кролики, нутрии, хорьки, песцы, лисы… Всем внимание и ласка нужна, а уж людям — тем более».

Живет в Москве замечательный человек Александр Федорович Грачев. Замечателен он тем, что задумал небывалое — возродить в России чайную церемонию, о которой все мы уже давным–давно позабыли. Оказывается, не только Китай славился и славится своими чайными домиками и удивительной процедурой чаепития, о которых даже в школьных учебниках написано, но и в России существовало нечто подобное. Правда, чай был тогда истинно русский — иван–чай.

«В свое время Великобритания, имея Индию в качестве колонии, закупала в России огромные партии иван–чая, — рассказывает Александр Федорович. — А в Пруссию и Францию он шел контрабандой. Россия имела огромные плантации настоящего русского чая, который составлял значительную часть экспорта. Существует около 300 сортов такого чая».

И это не просто слова. Хозяин заваривает чай, насыпая его из красивого березового туеска, на котором витиеватыми буквами значится: «Иван–чай». По комнате тут же распространяется необычный аромат.

«Иван–чай успокаивает, снимает усталость, восстанавливает силы, облегчает похмелье, — поясняет Александр Федорович. — Его можно пить в горячем и холодном виде, настой хранить в холодильнике. Но это не самое главное. Самое главное, что иван–чай может оказать огромную роль в духовном единении России». Вот те раз! Я чуть со стула не упал. Каким же образом?

«Возрождением культуры совместных чаепитий, созданием Домов настоящего русского чая, — спокойно поясняет хозяин. — Русская душа широка и размашиста, как и наши просторы. Гулять — так гулять, пить — так пить. Вот и пьем все подряд, а потом мучаемся похмельем. Что мы сейчас имеем? Рестораны, кафе, рюмочные, а за рюмкой чаще в голову дурные мысли лезут. Иное дело за чашкой чая, да выпитой в атмосфере благожелательности и понимания, которые мы специальными способами создадим. В такой атмосфере дело до ссоры и неприязни никогда не дойдет, и все дела будут решаться по–доброму, в мире и согласии. А это и есть путь к духовному единению. Кстати, в одной из песен Бориса Гребенщикова есть слова: «Когда цветет иван–чай, с неба на землю сходит тишина, и в душе воцаряется покой».

А теперь представим, что такой Дом не один, а много. Да не в одном городе, а во многих городах и селениях. И потянут они за собой атмосферу доброжелательности, снизится агрессивность. В таких Домах даже идеи будут зачинаться в трезвом состоянии, что очень важно для здоровья общества.

Все мы жертвы возрастающего переутомления, нам трудно расслабиться, наши напряженные нервы постоянно на взводе. Застряв в ежедневной и ежечасной суете, мы разучились жить полноценной жизнью. Вы не поверите, но чайные церемонии позволяют вспомнить о спокойном превосходстве духа над обстоятельствами, посмотреть на собственную жизнь другими глазами. А это — переворот в мировоззрении.

Под крышей такого Дома будет также работать издательско–просветительский центр, ремесленные мастерские, концертный зал с оригинальной программой. Но и это еще не все».

Александр Федорович неторопливо разливает чай. Я ловлю себя на мысли, что пробую этот напиток впервые, хотя, множество раз, видел буйные красочные заросли иван–чая в лесу. Да, традиционно мы не видим богатств, которые лежат у нас под ногами, все норовим за кордон, куда подальше, заглянуть.