Я с трудом перевел дыхание и почувствовал, что Лорелея сдавила мою руку еще крепче. Женщина же у костра, подняв голову к мрачному небу, тряхнула вдруг волосами и, гулко ударив в бубен, медленно пошла по кругу. Остальные, посторонившись, словно давая ей место, начали негромко прихлопывать в ладоши и раскачиваться в такт редким пока звукам бубна.

Мы с Лорелеей сидели не дыша. Женщина меж тем шла все быстрее, удары бубна становились все громче и чаще, а отрывистое бормотанье людей в капюшонах перерастало постепенно в какой-то неясный, но тем не менее подчиненный уже некоему своему собственному ритму речитатив, состоящий из совершенно немыслимого набора звуков, выкриков и гортанных всхрипов, от которых меня просто бросило в холодный пот.

Честное слово, в тот момент я, наверное, был действительно близок к помешательству. Ну посудите сами — прибыв в этот чертов Волчий замок из абсолютно нормального и обычного мира, я никогда ранее и не думал ни о какой подобной бесовщине, более того, я просто представить не мог, что в наше сугубо прагматичное и трезвое время где-нибудь может еще твориться т а к о е… Я сжал виски руками — они были ледяными. И виски, и руки.

Между тем черные тени у костра раскачивались все сильнее и сильнее, а пение их перешло уже в сплошную абракадабру. Женщина в звериной маске точно безумная извивалась в диком, безудержном танце, то падая на колени на траву, то вскакивая вновь и кружась, кружась вокруг огня с совсем не женским ревом и воплями.

Лорелея внезапно на мгновенье придвинулась ко мне, и я вдруг почувствовал, что пальцы мои сжали что-то острое и твердое. Я поднял руку и остолбенел — это был короткий, не более полуметра в длину круглый деревянный колышек, тонкий и заостренный на конце как шило.

— Что это?!

Лорелея нахмурилась.

— Помните, что я говорила вам о дворецком?

Я оторопело покачал головой:

— Нет…

Она бросила на меня сердитый взгляд.

— Вчера я сказала, что для того, чтобы эта тварь никогда больше не выползла на землю, мало ее убить, — надо сделать еще кое-что…

Волосы на голове моей зашевелились.

— Что?..

Тяжелый взгляд Лорелеи буквально давил меня к землe.

— Сейчас вы пробьете сердце мерзкого оборотня осиновым колом, иначе он может вернуться назад.

— Но Карл же уже убил его! — в отчаяньи прошептал я. — Вы же сами сказали…

— Карл здесь! — Она резко протянула руку, и я глянул на фигуру у изголовья гроба. — Карл и затеял весь этот черный обряд для того, чтобы сделать мертвеца исполнителем своих кошмарных замыслов. Сейчас он произнесет последнее заклятье, и тогда будет поздно…

— Но что же делать?.. — почти простонал я.

— Только одно! Оборотней я беру на себя, а вы должны подкрасться к гробу и воткнуть кол в сердце дворецкого. Запомните, в сердце. Если промахнетесь, все будет напрасно.

— Смотрите! — перебил я ее. — Он склонился над гробом! Он!.. — Но договорить не успел, потому что рядом словно вспыхнуло ослепительное солнце, и я скорее понял, чем увидел, что это Лорелея внезапно поднялась во весь рост, сбросив наземь свой плащ.

Теперь она стояла как неподвижная золотая статуя, и таинственный серый лес вдруг задрожал от ужасного, нечеловеческого крика.

— Эмэ!..

Черные тени у костра тоже вскочили на ноги, а женщина с бубном застыла посреди поляны как белое каменное изваяние. Казалось, что замер весь мир, но тишина эта длилась лишь мгновенье.

— Эмэ!.. — раздался вновь клич Лорелеи, и ответом ему был жуткий звериный вой. Я только успел увидеть, как оборотни, будто огромные черные кошки, прыгнули вперед, пытаясь заслонить собой гроб с мертвецом от сияющей золотым огнем девы, но тщетно… Мгновенная яркая вспышка — и мерзкие клобуки в ужасе отпрянули прочь, точно отброшенные могучей невидимой силой.

— Эмэ!..

И полетели на землю плащи и капюшоны.

— Эмэ!..

И человеческие доселе тела стали вдруг преображаться, покрываться густой бурой шерстью, — и вот уже руки и ноги — не руки и ноги, а лапы с длинными когтями, и лица — не лица, а злобные морды с налитыми кровью глазами и желтыми кривыми клыками…

И снова бросились оборотни на Лорелею, но снова взмахнула она рукой, и заплясали вокруг слепящие зеленые молнии, и хлестала она этими молниями ужасных зверей, и корчились они на земле, словно от ударов гигантского огненного бича.

— Скорее! — услышал я крик Лорелеи. — Скорее!.. — И словно очнулся от тяжелого, дурманного сна. Крепко сжав в кулаке свое оружие, я выскочил на поляну к костру и как в тумане, почти не осознавая, что делаю, кинулся к гробу.

Навстречу метнулась черная тень, но почти тотчас же была отброшена ударом зеленой молнии далеко в кусты. Я подбежал к гробу, упав на колени перед мертвецом, занес руку… О боже! Глаза дворецкого внезапно широко открылись, и он посмотрел на меня невыразимо злобным взглядом. От ужаса и отвращения я весь моментально покрылся липким потом, а гадкий труп вдруг разинул беззубый смрадный рот и…

— Эмэ!..

Громовый голос Лорелеи достиг, казалось, самых глубинных уголков моей смятенной души. Я размахнулся — и изо всех сил всадил заточенную деревяшку в грудь мертвеца. Его уже чуть тронутое тленом лицо исказилось в страшной гримасе, изо рта хлынула сперва белая пена, а потом черно-желтая слизь. Я отпрянул назад, а покойник, изогнувшись в дикой конвульсии, вдруг протянул ко мне скрюченную худую руку — и так и застыл. В то же мгновение полыхнул ярким пламенем костер, и сразу же вокруг стало тихо.

…Я медленно поднялся. На поляне никого не было, оборотни и Лорелея исчезли, а я стоял и тупо смотрел на гроб и дворецкого, в левой стороне груди которого сантиметров на двадцать торчал осиновый кол.

И тут над головой послышались странные звуки, похожие на хлопанье гигантских крыльев. Я поднял глаза и увидел огромную черную тень, камнем падающую на меня с уже начавшего светлеть неба.

Закричав от ужаса и инстинктивно закрыв голову руками, я побежал напролом через кусты, но в тот же миг получил страшный удар, и в глазах моих вспыхнули тысячи маленьких ярких молний.

Я снова закричал и… проснулся.

…- Господи, как же вы нас всех напугали!..

Я лежал в своей собственной, то есть, не собственной, а уже третьей по счету отведенной мне в Волчьем замке комнате на кровати и изумленно таращился на склонившихся надо мной людей.

— Как вы нас напугали, — повторил граф, и я, все еще не осознавая до конца, что происходит, с трудом приподнялся на локте.

Граф смотрел на меня — он был хмур и очень бледен; откуда-то сбоку вынырнула добродушная физиономия доктора Шварценберга, которую тотчас сменило угрюмое худое лицо полицейского инспектора. И вдруг я встретился взглядом с серыми, почти белесыми глазами Карла — и будто яркая вспышка пронзила мозг, — я моментально вспомнил свой странный сон… А может, то был не сон?

В голове и сейчас четко, как наяву, звучали леденящие кровь вопли оборотней и громкое хлопанье ужасных крыльев…

Смятенный и обессиленный, я вновь откинулся на подушки и, закрыв глаза, услышал, будто издалека, встревоженный голос доктора Шварценберга:

— Господа, господа, больному нужен покой… Господа, ну господа же! Я немедленно требую, чтобы все вышли вон!

Раздались поспешные шумные шаги, и через минуту в комнате стало тихо.

— Молодой человек… — Доктор говорил почти шепотом. — Вам все еще плохо? Вы в состоянии разговаривать?

Я снова разомкнул веки — доктор сидел на стуле у моего изголовья — и кивнул:

— Д-да…

— Вот и хорошо, вот и замечательно, — засуетился он, и я невольно улыбнулся, хотя боюсь, что улыбка эта напоминала скорее судорожную гримасу.

— Что со мной было, господин доктор? — с трудом разлепив спекшиеся губы, еле слышно проговорил я.

Но он меня услышал. Он как ужаленный вскочил со стула и быстро заходил по комнате.

— Что было… что было… Как вам сказать?..