— А — это…

Прад поджал губы, отстранив Арину, подошёл к бездыханному телу, склонился над ним. Она ожидала, что сейчас от его руки вниз снизойдёт свечение, или вокруг тела подруги возникнет туманный кокон, или произойдёт нечто ещё более магическое, но ничего подобного. Капитан глубоко вдохнул и… И поцеловал Гиту! Это был долгий проникновенный поцелуй, на первый взгляд, не имевший ничего общего с лечением, но когда он кончился, лишь взгляда на подругу было достаточно, чтобы понять — поцелуй помог. Гита порозовела, закашлялась, открыла глаза и улыбнулась.

Мирон, всё это время хранивший молчание, оскалился, зашипел:

— Фу, отродье! Отродье и его штучки! Фу! Фу! — отскочил к Арине, — Сестрёнка, заметь — это не магия!

— Гита! — не обращая на него внимания, кинулась она к подруге, — дорогая, как же я рада, что с тобой всё в порядке!

— Спасибо, — тихо проговорила та, ответив на дружеское объятие, — мне действительно полегчало! А то было совсем паршиво!

— Девчонки, когда всё закончится, и вы будете обниматься не здесь, а в постели и голенькие, не забудьте позвать спасшего вас Капитана, а не заместителя, уж я не…

— ПРАД! — хором остановили его подруги.

— Что-то я не о том думаю… Ох уж это длительное воздержание… Хватит обниматься, пора начинать. Вернуть призрака в тело — дело не шуточное, а если учесть, что на нас точит зуб не кто-то там, а сама Смерть — это почти невозможно, но есть один способ. Прежде всего, нам необходимо проникнуть в подземелье, но в нашей нынешней форме открыть вход не получится — для этого нужен живой человек. Кто же мог подумать, что нас одновременно всех сразу отправят в мир иной? То есть, кое-кто, будь он посообразительнее, смог бы всё предотвратить, но… Когда все стояли в очереди за мозгами, она стояла за буферами… — Прад недвусмысленно посмотрел в сторону Арины, — мог бы этого и не делать, она и так всё прекрасно понимала, — Внимание! Вот мой план: вы с Гитой отправляетесь на улицу на поиски медиума, благо в Москве их пруд пруди, а я остаюсь здесь и отдыхаю! Не правда ли, план гениальный?

— Да, уж… — криво ухмыльнулась Гита.

Арина хотела кое-что спросить, но не решилась — её и так слишком часто стали называть дурой. Только выслушав с дюжину пошлых намёков и ненужных наставлений от Капитана, с силой хлопнув за собой дверью и оказавшись на свежем воздухе вдвоём с Гитой, она задала вопрос:

— А где мы будем искать медиума?

— Конечно, в людном месте! Чем больше народу, тем выше шанс найти нужного человека. Я предлагаю пойти в Сокольники. Мне там всегда нравилось и людей вечером прилично собирается.

— А я там никогда не бывала…

— Тогда без вариантов! Бежим, а то, что-то я засиделась.

И они побежали. Быстро. Так быстро как могли представить. Как же ей нравилась эта невероятная скорость! Окружающий пейзаж терял контуры, размываясь разноцветными полосами. Мысли о Вадиме, о Капитане, о ней самой о будущем улетучились. Дыхание не сбивалось, тело не чувствовало усталости. Они — пара диких мустангов из старинного вестерна — полные сил, молодые, красивые, свободные. И в довершении, невероятное чувство, как выброс адреналина, когда они пробегали сквозь бетонные трансформаторные будки или другие непреодолимые обычными людьми преграды. Сумасшедший аттракцион невероятных скоростей закончился всего через три минуты.

Прибыли.

Парк.

ОСТАЛОСЬ 23 часа 30 минут.

Арина по привычке нагнулась, чтобы отдышаться, поздно спохватившись, что делать этого не нужно. Гита стояла к ней спиной, перед большим круглым фонтаном, заключённым в зелёное кольцо цветов. Пока что зацвели лишь тюльпаны. Их красные и жёлтые бутоны смотрелись в лучах медленно заходящего солнца как миниатюрные фонарики.

— Знаешь, я обожаю это место… Это и ещё одно, но оно далеко — в Тибете. Мне здесь нереально хорошо, — тихо сказала подруга.

— А мне как-то не очень, — взвизгнула Арина, уворачиваясь от стайки карапузов, затеявших игру прям внутри её тела.

По всем правилам Гита должна была рассмеяться, но не рассмеялась — посмотрела печально, сказала одними губами: "пойдём" и скрылась за стеной подстриженного кустарника. Они шли по ухоженным дорожкам молча. Арина была хорошим слушателем и умела, когда необходимо, вместе помолчать — это очень важно в дружбе: уметь не только вместе веселиться, но и вместе молчать.

С Гитой было что-то не то, она вдруг присела на пустую лавочку:

— Чёрт, так хочется курить!

— Разве ты куришь?

— Нет. То есть раньше курила, но знаешь, в Тибете табак особенный, злой, он продирает горло до самых лёгких, кашляешь потом полдня — вот и бросила, а сейчас вдруг захотелось, — задумалась. — У моего учителя в горах был разбит крошечный садик за домом. Маленький, как кухонька в хрущёвках, но самый красивый в мире. В нём всего-то и было: ручеёк с заводью, вот такой, — она показала руками небольшой квадрат, — сад камней, пара кустов карликовой секвойи и горные цветочки, которые облепляют безжизненные камни фиолетовой шапкой.

Арина догадалась, что попала на исповедь — подруге нужно выговориться и мешать ей не стоит. Гита не смотрела в её сторону, вряд ли она вообще была здесь, скорее прибывала где-то далеко в горах, в другом мире:

— Моих родителей убили, когда я ещё даже голову не держала. Меня воспитал Эрнест — странный вечно хмурый одинокий мужчина, всё свободное время проводивший в своём кабинете. У него была огромная библиотека. Перед отходом ко сну, вместо поцелуя в щёку он приносил в детскую новую книгу, а утром за традиционным чаем мы разговаривали с ним цитатами из прочитанного мной или не разговаривали. Я была умной, начитанной девочкой, но в четырнадцать лет взбунтовалась, пыталась ему доказать, что книги не могут заменить реальной жизни. Он ничего не сказал, не вышел провожать, когда я собрала вещи. Год спустя, мы встретились на улице, он меня не узнал, да и никто бы, пожалуй, не узнал… За этот год я наверстывала упущенное: наркотики, алкоголь, клубы, парни, подозрительные компании, стриптиз… Ну ты понимаешь. Мне самой иногда становилось противно смотреть в зеркало. В кого я превратилась? Я решила узнать, кто и за что убил родителей. Цель помогла мне окончательно не опуститься, но ненадолго. Я ничего не нашла. Ни единого конца, ни единой зацепки. В Тибет я приехала тенью себя самой. Потерявшая смысл жизни, с кучей комплексов и зависимостей я ехала туда умирать. Мечтала вечером на закате покончить с собой на вершине какой-нибудь горы. Мне казалось это таким поэтичным: в последний раз смыкаются веки в тот миг, когда умирает последний луч солнца. А потом этот садик и учитель Ананда. Он полностью изменил меня, излечил, вернул, а сам… Я была его последней ученицей. Когда я вернулась в Москву, то сразу же поехала сюда. Стояла поздняя ночь, я стояла совершенно одна здесь, но рядом был он — незримый. Он теперь всегда здесь. Всегда со мной. Учитель Ананда. Я развеяла его прах здесь в Сокольниках и теперь всегда прихожу сюда за советом. Но, заешь, в последнее время мне почему-то не становится легче. Древняя мудрость больше не кажется мудрой. Учитель хранит молчание. Не понимаю… Я опять запуталась, заблудилась, но больше некому указать правильный путь, опять одна, совершенно одна…

Сердце Арины переполнило сочувствие, она обняла подругу:

— Дорогая, что же ты такое говоришь? Ты вовсе не одна! Это просто такая полоса в жизни, я сама подчас не понимаю, что происходит вокруг! Какое-то безумие! Представь сама: я детский врач и вдруг борьба с нечестью! Но нужно верить, что всё нормализуется, а всё обязательно изменится — я не сомневаюсь! Вот у меня одну подругу недавно бросил муж, уволили с работы, затопили соседи — испортили свежий ремонт, а потом ещё и мама серьёзно заболела, но прошло совсем немного времени и она нашла на улице, представляешь, прям на дороге бриллиантовые серёжки! И мама потом тоже поправилась… — Арина наглым образом врала. Не было у неё никакой подруги, но как ещё поддержать Гиту? Ничего умнее в голову не пришло.