Подхватил Прад:

— Мы — организация занимающаяся работой с призраками, аномалиями и прочей чертовщиной. Мы — сеть, подобные организации существуют по всему миру. Но! Потусторонние силы проявляют агрессивность не часто, не настолько часто как бы нам хотелось, вот и приходится вертеться. В Китае коллеги открыли сеть ресторанов, где кормят туристов собачатиной; в Америке прикрылись фирмой производящей компьютерные игры, в России — прачечная. Но финансирования не хватает! Приходится иногда "помогать" состоятельным людям сначала поверить в собственные страхи, а потом их победить.

— То есть дьявола в квартире Галины не было?

Все дружно засмеялись.

— Вот он дьявол! — утирая слезы, сказала Гита, показав на толстого кота.

— Но откуда он там? Хозяйка сказала, что живёт одна и котом дома совсем не пахло… О Боже, — она кажется догадалась и мгновенно разозлилась — Значит это с самого начла были Вы? Вы специально две недели пугали несчастную женщину?

Прад ухмыльнулся:

— Нет. Мы никого никогда умышленно не пугали… Иногда дорабатываем мистификацию, но не пугаем — клиенты приходят к нам сами! — он выдержал паузу и раскрыл карты, — Кот не её, а соседа по балкону! Сейчас весна, ему дома наскучило сидеть, решил погулять.

В квартире жарко — хозяйка окон не закрывает, а тут и балкон с зимы распечатала, наверное, как раз две недели назад… Вот котяра и стал захаживать. На пульт от телевизора удачно прыгнул, хвостом пощекотал…

— А почему он шипит? — цепляясь за несостыковку спросила Арина.

— Да, чёр… Дьявол его разберёт. Кошки как люди: я говорю, кто-то поёт, а Вадик молчит. Так и у котов: одни мяукают, другие урчат, третьи шипят…

В подтверждение слов кот свернулся калачиком, по всем законам должен был замурлыкать, но непривычно захрипел, почти захрюкал.

— Не понимаю, — Арина уже не знала, во что ей верить, — а как же взрывающиеся лампочки? Шорохи, шёпот?

Прад гордо выпятил грудь:

— Элементарно! Проблемы со светом из-за старого счётчика: провода износились, коротят, а вечером все готовят, стирают — напряжение возрастает — свет начинает мигать! Шорохи и шумы — это изобретение Вадика, покажи ей!

Вадик достал из кармана крошечную коробочку. Нажал незаметную кнопку. Салон наполнился шумом, скрипами, шелестом.

— Классное изобретение! Если его правильно спрятать — никогда не поймешь, откуда исходит звук! — Капитан пожал руку своему помощнику. — Ну и чтобы совсем вопросов не осталось — в окно стучал мой ворон — Гриша, я его лет сто… в смысле несколько лет назад приручил — прилетает, если позову, — Прад разлил остатки шампанского, — а с Галиной всё будет хорошо, не волнуйся. Провода я ей поменял, пока вы там пугались, кота у соседа купил. Она, кстати, не бедна, но состояние сколотила на взятках, так что мне её не жаль. "Забирай у богатых, раздавай бедным!" — продекламировал он, вынимая из внутреннего кармана пиджака пачки с долларами — ровно три: Гите, Вадику и Арине.

Арина отчего-то почувствовала себя гадко, ей стало противно от самой себя, захотелось помыться:

— Но ведь это не честно! Разве можно играть страхами других людей? Это ведь просто преступно! Вы — чудовище!

Гита потупилась, Вадим сделал вид, что увлечённо зачем-то наблюдает в окне, Прад сделался серьёзным:

— Увы, мы живём в мире, забывшем о чести. По-волчьи жить, по-волчьи выть… Но, не забывай, что случай двухдневной давности был вполне реальным. Да, иногда ради выживания мы обманываем… Вернее, вы обманываете… Я не вру. Но чаще мы всё же помогаем. Подумай об этом…

Арине стало очень плохо.

Она закрыла глаза и хоть не смогла уснуть, не открывала их до самого дома.

Он замёрз. Тонкое одеяло в жёстком пододеяльнике практически не сохраняло тепло. От твёрдой подушки затекла шея, разболелась голова. Пахло медицинским спиртом. Издалека доносились строгие женские голоса. Открыл глаза — темно. В полумраке комнаты угадывалось казённое заведение — неуютно, не обставлено, но чисто. Стерильно чисто — значит больница. Больничная палата.

Сел, приведя в движения десятки пружин панцирной кровати. Продавленной панцирной кровати, потому что сев, провалился в своеобразную яму. За окном без занавесок проехала машина — по комнате снизу вверх проползла толстая полоска света от фар. В палате ещё три места. Одно занято. Сосед услышал его, пошевелился, тоже сел, протёр спросонья глаза. Мальчишка его возраста, но седой, совершенно седой, неужели, альбинос?

— Ты проснулся! — громким шёпотом быстро заговорил сосед, — я здесь уже три дня, но ты, ни разу не просыпался — всё спишь. И пацаны, что уже выписались, говорили — ты лежишь и никогда не просыпаешься — больше месяца! Или ещё больше! Что с тобой случилось? Расскажи! Страшно интересно!!!

— Я — Вадим, — он сам не узнал свой голос — хрип старика, а не голос.

— Точно! А я Эдик! Только, чур, не рифмовать! И вообще, лучше зови меня Эд. Давай рассказывай!

Он откашлялся.

— Тссс! Тише! Мы же в больнице! Тут знаешь, какие сёстры дикие! Услышат, что не спим — на завтрак дадут одну кашу и передачки от родителей отберут!

— Ясно.

— Так ты расскажешь или нет?

А что рассказать? Как он оказался в больнице? Вадим задумался, но в голове была полная каша. Какой-то туман, плотно скрывал воспоминания. Он сделал над собой усилие, чтобы восстановить картину произошедшего — не смог.

Странно. В детстве ему доводилось терять сознание. Ровно два раза: от высокой температуры, когда схлопотал пневмонию и от сильного удара по затылку, когда упал с качели, но в обоих случаях сознание возвращалось через несколько секунд вместе с болью и воспоминаниями.

Эд ждал, теряя терпение:

— Ну?

— Я… Я не помню…

— Блин, я так и думал! Как в "Богатые тоже плачут" — у тебя амнезия!

— Чё?

— Потеря памяти! А до этого ты был в коме! Ну-ка вставай, может быть, ты не можешь ходить? Было бы круто!

— Ты больной? Я могу ходить! — Вадим на всякий случай пошевелил пальцами на ногах, чтобы убедиться. — Слушай, а ко мне кто-нибудь приходит?

— Да, твоя мать. Каждый день, кроме вторника и субботы…

— Угу, у неё суточные дежурства…

— Вооот, а говоришь, что ничего не помнишь! Кончай врать, говори, что случилось, почему ты здесь?!!

Вадим и сам себя подловил. А, правда, что же случилось?

Он отчётливо помнил годовые отметки в дневнике и недовольного отца из-за тройки по математике. Помнил, как с друзьями поехал купаться, хотя вода в первых числах июня ещё не успела прогреться, и они схватили страшного дуба. Потом месяц на даче, показавшийся ему годом в ссылке. Помнил первые дни в пионерском лагере, как тосковал по дому и хоть в этом стыдно признаваться — по маме. Речка у лагеря была знатная: быстрая, своенравная, но тёплая с песчаными пляжами. Помнил, как дал себе зарок — переплыть её до конца их смены. А потом туман, холодное одеяло, твёрдая подушка, Эд.

— Хоть убей, не помню…

Сосед расстроился, но ненадолго:

— Вспомнишь — стопудово расскажи! А я прикинь, напоролся на вилы!

— Как?

— Да по дурости! Родичи отправили к бабке в деревню, ну мы бесились в стогу, я с разбегу прыгнул, а в сене — внутри, кто-то забыл вилы. Вот зырь! — Эд гордо задрал майку, продемонстрировав наглухо перебинтованный живот, — кровищи было море!!! Меня местный фельдшер ещё плохо обработал, пошёл гной — видел бы ты мою бабку! Она от страха чуть не преставилась! Вот теперь здесь… Две операции было… Мамку жалко — всё плачет, будто я умирать собрался.

— Немедленно спать! — внезапно рявкнула, ворвавшаяся в дверь толстая медсестра, — Вот олухи какие!!! Не спят, а у меня смена только началась! Ну, смотрите, негодяи — штаны с вас поспускаю, да к девчонкам гулять отправлю!

Угроза была нешуточная, так что оба быстро скрылись под одеялами, а через несколько минут сон взял своё.